Форум » Библиотека и кинозал » Люди, книги, фильмы » Ответить
Люди, книги, фильмы
ВЛАДИМИР-III: Здесь предлагаю размещать краткие аннотации (отзывы) по поводу известных личностей и результатов их деятельности (например, книг и фильмов). В идеале - состоящих из одной фразы.
ВЛАДИМИР-III: Дэвид Юм - аглийский философ и автор "Естественной истории религии" (1757) Юм (в лучших традициях т.н. "низкой (щирокой) церкви" англиканства, давно уже являющейся философским обществом, а не религией, в то время как т.н. "высокая церковь" превратилась со временем в рекконструкторский клуб) рассуждает о религиях (он страстно бичует все формы "идолопоклонства" - от египетских культов до католицизма-православия) по примеру известной атеистической методики убеждения: атеист и верующий совершенно согласны в своем отрицании богов, и верующий - тоже атеист, но атеист отрицает реальное существование одним богом больше, чем верующий монотеист. Складывается впечатление, что Юм вот-вот исправит это недоразумение, и между разумом и религией (даже самой правильной и неидолопоклоннической) выберет первое.
ВЛАДИМИР-III: Советским юристам и вообще работникам правоохранительной сферы в советские времена редко нравились советские детективы (слишком бледные и невыразительные, да и ошибок авторы книг и фильмов делали немеренно). Едва ли не самым ярким советским детективом была, как не парадоксально, комедия "Джентльмены удачи" (во всяком случае, с самой оригинальной фабулой: милиция через двойника ведет преступников в нужном направлении).
ВЛАДИМИР-III: Серия "Литературные памятники" издательства "Наука" (начиная с 1948 года по сей день). Наверное, самая лучшая книжная серия в СССР, включавшая в себя как произведения изящной словестности, так и эпические монументы, мемуары, философские труды и даже просто достопамятные образчики человеческого творчества четырех тысячелетий. Но, пробегая глазами по каталогу изданий, не можешь отделаться от мысли, что это далеко не все, что можно было издать в СССР (а серия отличалась показной аполитичностью и деидеологизированностью даже при Сталине: например, в 1952 году издана книга либертарианца XVI века Этьена де Босси "О добровольном рабстве"). Многочисленные повторы и переиздания, конечно, необходимы, но все-же за пределами переводов оставалось море-океан мировой литературы, ни разу не изданной на русском языке (даже мемуары Агриппы д'Обинье, без которых невозможно представить французскую реформацию, появились только в 2001 году). Я не в курсе издательских планов Серии, но мог бы предложить следующие персоналии и произведения, которые ни разу не издавались в России: 1) Жоффруа Валле "Блаженство христиан, или Бич веры" (1572) 2) Жан-Бенинь Боссюэ "Надгробные речи" (не издавались по-русски с 1822 года) 3) Жан Шарден «Коронование Сулеймана III, короля Персии, и самое памятное за два первых года его правления» (Le Couronnement de Soléiman III, roi de Perse, et ce qui s’est passé de plus mémorable dans les deux premières années de son règne, 1671) 4) Франсуа Фенелон "Приключения Телемака" (опять не издавалось в России уже лет 100) 5) Жан де Венет «Seconde Continuation de la Chronique de Guillaume de Nangis» — летопись о времени от 1340 до 1397 гг. 6) Октавиан де Сен-Желе «Chasse ou le départ d’Amour» (1509) 7) Александр из Вильде - французский поэт XIII века. 8) Мадам Луиза д’Эпине Mémoires — написанные в виде автобиографического романа, где она вывела себя под именем «мадам де Монбрийан», Руссо — «Рене», Гримм — «Volx», Дидро — «Гамие». Все письма и документы, включенные ею в этот текст — подлинные. 9) Жерме́н Франсуа́ Пулле́н де Сен-Фуа́ (французский драматург XVIII века) 10) Чернышев Григорий Иванович (По отзыву современника, граф Чернышёв «олицетворял собой офранцуженных екатерининских вельмож, он был очень любезен в обществе, свободно писал французские верши и довольно плохо знал русский язык», был человеком «весьма мягким, любящим общество и развлечения») - сочинения. И это только франкоязычные авторы. Или вот, например Ян Длугош «Annales seu cronicae incliti Regni Poloniae» (Хроники славного королевства Польши) (1480), из которой на русском есть только описание Грюнвальдской битвы.
ВЛАДИМИР-III: P.S. И еще можно было бы собрать и издать (с хорошим научным комментарием) "Солдатские песни Галантного Века (XVII-XVIII века)" - всех/ряда стран Европы (в т.ч. "Марш Семеновского полка" (1718), который был долгое время неофициальным гимном России). Есть еще одна любопытная песня той эпохи (правда, пиратская): Матросы на баке мерными голосами пели старую, страшную пиратскую песню: Руки не мыть и пить, фифаллерала, Поскорее пить, потому что отмыть нельзя... Фифаллерала-лерала, Нам кровь не отмыть... – Я, кажется, знаю эту песню, – сказала фру Юленшерна. – Несомненно знаю. Я только не слышала раньше ее слов. – Очень грубая песня! – заметил Джеймс. – Вам, пожалуй, не стоит ее и знать, фру Юленшерна... Она топнула ногой: – Молчите! Принимай-ка, ведьма, гостей! Таверна нас не ждала и трактирщица тоже, Налей же, старуха, налей! Ты не знаешь чего? Не того, что мы проливаем, а еще покрасней! Налей! Фифаллерала-лерала! Ла-ла!.. – Теперь я поняла! – сказала фру Юленшерна. – Эту песню свистит мой супруг. Да, да, когда он в духе, он непременно насвистывает эту песню. Так протяжно, словно ветер завывает в море... http://modernlib.ru/books/german_yuriy_pavlovich/rossiya_molodaya_kniga_1_2/read_40/ Ю.П.Герман "Россия молодая". То же самое в кинематоргафическом варианте - http://yandex.ru/video/search?text=%D0%A4%D0%B8%D1%84%D0%B0%D0%BB%D0%BB%D0%B5%D1%80%D0%B0%D0%BB%D0%B0-%D0%BB%D0%B5%D1%80%D0%B0%D0%BB%D0%B0&path=wizard Кстати, поют с явным эстонским акцентом (видать в массовку набрали). Но что-то я сомневаюсь в ее аутентичности. Проверил по поисковику. Единственный источник, который дублирует текст песни - роман Елены Раскиной "Жена Петра Великого" - http://loveread.ws/read_book.php?id=30451&p=31 Больше нигде. Набрал fifallerala (хотя, может я неправильно транскрибирую) - тоже ссылки исключительно на творчество Германа и Раскиной. Я в сомнениях...
ВЛАДИМИР-III: Новая экранизация "А зори здесь тихие"6 А зори здесь тихие... В прокат вышел фильм, на котором я работал больше года и даже сейчас, после премьеры - продолжаю работать (извините за неровный почерк) Да, я принял участие в создании этого фильма. И мне не стыдно за свою работу! Конечно я понимал, что с грязью нас всех смешают как только объявят о том, что мы начали снимать этот фильм. А все почему? Потому-что уже один раз хорошо сняли. Про 15 разных спектаклей по повести, которые выдает беглый поиск по Афише, все молчат - театрам можно. А вот про кино молчать нельзя! Причем одной рукой люди возмущаются, что трогают режиссера "Тангейзера", а другой смешивают с грязью за новую экранизацию "А зори здесь тихие...". Давайте прямо скажем - после Дзефферелли - снимать "Ромео и Джульетта" - нельзя! После Масленникова - руки прочь от Шерлока Холмса! И.т.д... Давайте посчитаем, сколько раз экранизировали например Трех мушкетеров? На Кинопоиске я где-то на 50-м фильме перестал считать. Про Холмса - вообще лучше не начинать, недаром он в Книгу рекордов Гинесса за это внесен. А Ромео и Джульетта? А сами, когда читаете книгу, ни разу в голове не придумывали своих героев, свои локации? Почитал несколько комментариев на Кинопоиске, долго смеялся. Несколько человек с постоянным упорством делают упор на: "... фильм полностью слизан с первого! Сценаристы слово в слово переписали все диалоги..." И т.д. и т.п... http://yustas.livejournal.com/781784.html Современные фильмы о событиях 70-летней давности много и справедлливо ругают. Но, с другой стороны, вызвать чувства, ровно аналогичные тем, которые вызывают военные и послевоенные фильмы, они не могут по определению. И дело не только в компьютерной графике, постепенно превращающей реальность в компьютерную стрелялку. Разные эпохи - они потому и разные, что разные. Они не могут быть одинаковыми. не могут мыслить и чувствовать в унисон. Еще неизвестно, как отреагировали бы те - "мы из прошлого" - на современность (что-то мне подсказывает (опыт историка?), что эта реакция была бы вовсе не той, которую ожидают). Откапывание прошлого небезопасно, особенно, если у археологов нет ни настоящего, ни будущего, и эти бездомные маются по разным прошлым.
ВЛАДИМИР-III: Всеволод Ревич ЛЯРПУЛЯРЧИКИ О фильме «Новые приключения янки при дворе короля Артура» Сов. культура (М.).- 1989.- 8 июня.- ( 68).- С. 5. Публикуется с любезного разрешения Ю. В. Ревича - Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2002 Чтобы не томить читателя, скажу, что слово в заголовке придумано Герценом. Так он трансформировал французское выражение l'art pour l'art, то есть искусство для искусства. Начиная разговор про фильм "Новые приключения янки при дворе короля Артура" (Студия имени Довженко, постановщик В. Гресь), надо прежде всего заметить, что тень великого писателя потревожена всуе. Ничего подобного Марк Твен не писал. Его "Янки при дворе короля Артура" - веселое, ерническое повествование о том, как один разбитной коннектикутец сумел встряхнуть экономический строи целой страны, погруженной в сонную одурь средневековья. Ко всяким там рыцарям, королям и круглым столам автор относится без пиетета. Высший всплеск его насмешливости - кульминационная сцена романа: вызванные по телефону рыцари Круглого Стола - рассказчик предпочитает называть их "наши ребята" - во главе с прославленным Ланселотом Озерным мчат при всех своих доспехах на велосипедах к Лондону для вызволения короля. Приписать в скобочках после упоминания имени Ланселота, что, дескать, в фильме его роль исполняет А. Кайдановский, невозможно, потому что мрачнейшая, с апокалипсическими или даже инфернальными задатками фигура ничего общего с тем Ланселотом не имеет. Продолжаю придерживаться точки зрения: в киноэкранизациях гораздо интереснее следить за художественными поисками режиссера, нежели выискивать, насколько "бережно" он подошел к первоисточнику. Можно изменять, переносить, монтировать, коверкать "по мотивам". Можно. Однако ежели духовного сродства нет совсем, то не естественнее ли обратиться к чему-то более близкому собственным задумкам. Ведь дефицита в сочинениях, преисполненных звоном погребальных колоколов, мировая литература не испытывает. Правда, отдельные комические сцены в фильме есть, например поединок главного героя, фантастическим вихрем занесенного в Англию VI века американского летчика Хэнка Моргана, с незадачливым странствующим рыцарем, которого Хэнк побеждает, даже не прикоснувшись к сопернику, и ему достается в качестве переходящего приза смазливая девица несколько неопределенного, а, может быть, напротив, слишком определенного предназначения. После чего следует действительно поэтичная сцена их, скажем так, брачной ночи, не стыкующаяся ни с предыдущим ходом фильма, ни с последующим. Ладно, бог с ним, с Марком Твеном и его устарелым романом. Фильм сделан, выпущен в прокат, его и давайте разглядывать. По многим признакам картина В. Греся относится к категории костюмированных. Экзотические одеяния, причудливые рыцарские доспехи, красочные колонны войск и паломников, которые особенно хорошо смотрятся, когда они сняты с вертолета. Такого рода фильмов на мировом экране появляется множество, обходятся они в копеечку и делаются для того, чтобы привлечь так называемого массового зрителя. Не задаваясь особыми философствованиями, что, впрочем, не возбраняется и не исключается, они, как правило, привлекают кроме красочной зрелищности, еще и сюжетной напряженностью. Приключенческое начало легко вычитывается из романа, но в фильме заметно, как именно с этим началом режиссер ведет яростную борьбу, в которой и одерживает победу по очкам. Стоит только появиться намеку на динамику, как тут же пускаются в ход любые замедлители, чаще всего рапидная съемка, чтобы, не дай бог, не довести критическую массу до сюжетного взрыва. Ладно, оставим в покое и сюжет тоже. Хотя, подождите, почему же оставим? Нас пригласили в кино, поманили именем известного писателя, нам рисовали на афишах латы я вымпелы, не грех бы подумать и о зрительских ожиданиях или по крайней мере не обманывать их, а честно раздать копии по киноклубам где найдутся любители отгадывать режиссерские ребусы. Но все-таки примкнем к ним на время. Очень хочется засудить художника по его собственным законам, очень хочется "дойти до самой сути" и выяснить, что же нам предлагается вместо. Вместо Твена, вместо юмора, вместо приключении, вместо истории, вместо Англии. Школьник схватил бы двойку по географии, если бы рассказал про природу этой страны по впечатлениям от фильма. Такие бесконечные пустыни приличествуют разве что библейским широтам. Где-то в предфиналье мне показалось, что я догадываюсь о намерениях постановщика. Он, похоже, хотел сказать человечеству вот что: идите-ка вы ко всем чертям с вашими прогрессами. Не нужны нам ни самолеты, ни, тем паче пулеметы, вам было так хорошо в старом марке с - милосерднейшими королями и благороднейшими кавалерами. И ваш патриотический долг - поскорее сунуть горящий факел в чудом залетевшую из XX века машину, пусть она отправляется в тартарары вместе с пилотом. Если именно к этой мысли подводил нас режиссер два часа, то могу высказать несколько замечаний. Во-первых, он нечестно поступил с главным героем, превратив Хэнка, может быть, по-американски немного развязного, но незлобивого паренька, в хладнокровного палача, даже мясника. Надо ли считать, что безжалостность - неотъемлемая черта наших современников, ведь при той степени символики, на которую претендует фильм, Хэнк выдвинут в представители от всего современного человечества, не меньше? В данном случае, быть может, уместно применить статью одиннадцать прим - за слишком уж огульную дискредитацию людей. Но я вовсе не убежден, что я верно трактуй замысел авторов. Потому что - это следующее замечание - моему предположению решительно противоречит все предыдущее содержание фильма, состоящего из множества эпизодов, каждый из которых может (а постановщик полагает, что должен) разгадываться автономно. Но в любом случае они никак не свидетельствуют об общественной гармонии в стране короля Артура. Если другого выхода нет, то лично я предпочитаю все же быть расстрелянным, нежели сожженным на костре. Возникает, к примеру, большой кусок, посвященный контактам героя и церкви. Поставленный с голливудским размахом, этот эпизод, несмотря на некоторую засерьезненность, по-моему, просто парафраз "Праздника св. Иоргена". Оно, конечно, - в ваше время мягкотелости и либерализма не вредно напомнить об опиуме для народа и разоблачить жуткое иезуитство церковников в духе некогда модного журнала "Воинствующий безбожник". А тут еще Фата Моргана с распушенными, как у дикой Бары, волосьями, врывается. Простите, не Фата, а просто Моргана в превосходном, должно быть, исполнении А. Вертинской. Я бы убрал "должно быть", если бы понимал задачу, поставленную перед актрисой. Но кого-то она должна была сыграть и кого-то сыграла - то ли вероломную интриганку, то ли местную Жанну д'Арк. Опять-таки зритель вынужден мучительно раздумывать, почему эта фурия поступает именно так, а не иначе. Раздумываешь так, раздумываешь, но где-то в первой половине, фильма появляется и уже не исчезает подленькая мыслишка: а есть ли что разгадывать? Не тщетно ли отыскивать черную кошку в темной комнате, если ее там нет? А есть только красивые костюмы, надетые на людей, принимающих различные позы. Вроде как в танце. Смотрим же мы балетные композиции и поболее двух часов. Почему бы и в кинозале не потерпеть? Смущают лишь дороговизна постановки и воспоминания о том, что в прошлой картине В. Греся, доброй "Черной курице", подобны сомнения не возникали. Всеволод РЕВИЧ http://www.fandom.ru/about_fan/revich_19.htm - Право, не знаю, - сказал стрелок. - В доме мы не нашли ни одной женщины. - Благодарю тебя, - сказал Дик. - Вот тебе монета за труды. - Но, по- рывшись у себя в сумке, Дик ничего не нашел. - Завтра спросишь меня, - прибавил он. - Ричард Шелтон. Сэр Ричард Шелтон, - поправился он. - Я щедро вознагражу тебя. Стивенсон "Черная стрела". Я совсем недаром процитировал Стивенсона. Когда Твен сочинял "Приключения янки...", в Англии процветал неоромантизм - кстати, Стивенсон был его зачинателем и самым ярким представителем (к той же когорте можно отнести Киплинга, Войнич, Гамсуна, Буссенара, Лондона, Горького, Куприна, Грина, даже Набокова). Можно ли считать "Приключения янки..." марктвеновской сатирой на все это направление (написал же Оскар Уайльд пародию на готический роман - "Кентервильское привидение", впрочем, привидение в повести имеет свои причуды - оно выступает в роли художника, актера, жаждет признания зрителей)? Все-таки, как мне представляется, Марк Твен "троллит" не только средневековье, но и свой родной век (предки недоборщили, современники - переборщили): по идее, янки XXV века должен столь же критически оценивать реалии Коннектикута 1889 года. Но опять же - тут я соглашусь с рецензентом - мне не хочется углубляться в марктвеновскую повесть, хочется говорить о фильме. Интерпретации литературных сюжетов не столь уж редкое явление, и не следует каждого интерпретатора обвинять в плагиате. Сколько бытует сюжетов на темы Шекспира, да и сам Шекспир был интепретатором. Если интерпретация появляется, значит что-то вызвало ее в жизни. Попробуем ответить на вопрос: что именно? 1988 год. Закат СССР, хотя, наверное, большинство советских людей именно в том году об этом еще не догадывались. Можно было смотреть на СССР 1979 года или 1991 года со скепсисом, но не на СССР 1988 года (казалось, перестройка влила новые силы). Стоп... А почему я завел разговор о советской ментальности, если у нас на повестке дня средневековье, столкнувшееся (как материя с антиматерией) с его же американским будущим? Во-первых, хочу в очередной раз напомнить, что аутентичная "советская цивилизация им. Кара-Мурзы" не считала себя чем-то обособленным от мирового процесса, у нее не было нынешнего проекта заморозиться во главе с главстерхом на "исторических землях" (будучи частью мировой истории, советские люди числили в своих предках Парижскую коммуну и Итальянское Возрождение, а вовсе не Сергия Радонежского или Андрея Первозванного). Когда-то мой научный руководитель студенчесчких времен полуизложил (я должен был сам продолжить его мысли) свою теорию мировой истории: античность, точнее греки, оказалась в тупике случайно. Почему? Дело в том, что цивилизации делятся на замкнутые и открытые (да, почти как экономики). Замкнутые цивилизации обречены (там реально действуют законы Шпенглера-Данилевского), и в итоге от египтян осталоись пирамиды, от скифов вообще ничего не осталось, Индия, Китай... хотя Индия чуть было не стала мусульманской (англичане - парадокс! - уберегли, а то был бы сейчас один такой большой Пакистан). И была так называемая "главная последовательность" мировой цивилизации - Вавилон, финикийцы, греки, Европа, Запад. Тот самый "буждающий центр" цивилизации, который Ж.Атали видит в "мировом городе". Им нет нужды себя оборонять - они сами цивилизация. Конечно, замкнутая цивилизация могла обессмертить себя - вернувшись или присоединившись к "главной последовательности": Япония эпохи Мэйдзи, Россия 1700-2014 гг (в прошлом году Россия снова вернулась в замкнутое состояние, а поскольку, как заметил Константин Леонтьев, "мы много прожили, но мало сотворили", конец этой замкнутой цивилизации близок; Украине повезло гораздо больше). Впрочем, нет нужды углубляться в эти детали (как Тойнби в труде "Цивилизации перед судом истории" в статье о советской России так и не смог приладить цивилизационные категории к сиюминутно-политическим, хотя чья-то сиюминутность могла стать для потомков цивилизационным фактором: не боги горшки обжигают). Что думал о средневековье советский человек? Для официоза, безусловно, средневековье было темным и лишь стадиальным (что-то вроде перехода от античности к новому времени; нет, не обсуждались на съездах КПСС традиционные ценности, зуб даю)))), но и для неофициальной советскости средневековье оставалось всего лишь экзотикой (хоть свое, доморощенное: "Хмуриться не надо, Лада!", хоть западное - от аляповатых сказок Божены Немцевой до экранизации в стиле григовско-ибсеновского Пер Гюнта "Гамлета"). Средневековье для человека ХХ века было вроде хищника в клетке, может и укусит, но все равно экзотика ("откуда ж тигр в Ясной Поляне?!" - как-то воскликнул Лев Толстой). Экзотике многое позволено. Мало кто одобрит людоедство или калым у русских (даже очень-очень древнерусских), но вполне смирится с этим у племен "ньям-ньям" (было такое звукоподражательное название у одного из племен мору-мангбету в Африке) или у афганцев. А поэтому средневековье стало местом сбора людей, которым элементарно опротивела окружающая действительность (неприязнь к современности - не есть отличительная черта наших дней: "О почему столь любящий древность был я слишком поздно рожден?" - вопрошает поэт Танского Китая с неблагозвучной фамилией). Уходя из опостылой современности, люди не могли не романтизировать средневековье (тут же присоседилась гонимая в СССР религия, ей не прощали ни гибель Античности, ни благословение черносотенцев, но в рамках medium avium была для нее экологическая ниша, и труды советских историков по средневековью содержали на удивление мало антирелигиозных инвектив). Получался почти идеал. "Почти" потому что идеал не может испражняться. Вот не может и все. Он описывается и должен соответствовать строгим канонам. Обычно идеалу противостоит "антиидеал", а точнее, наша столь презираемая идеалистами повседневность. И не важно, что у идеала нет денег. Зато он не испражняется. Экранизация (точнее, даже не экранизация, а интерпретация Марка Твена) стала вершиной, пиком определенных настроений в советском обществе. Глубоко презирая (почти по-булгаковски) "хамский век", любители древности (средневековости) желали видеть там (в той тысяче лет, потеряной, по словам Чернышевского, для мировой истории) "все иначе". Как у Тимура Шаова: "Здесь женщины - богини, мужчины - супермены!" (то есть рыцари, конечно). Старый романтизм бежал от цивилизации на природу, неоромантизм стал скрываться в прошлом (даже у Набокова Гумберт Гумбертович мечтает жить не в 1947, а в 1447 году - там Шарлотту отравить куда проще, да и вообще, кто посмеет обвинить древних греков или Петрарку в педофилии?) Прошлому, с одной стороны, многое позволяется (романтик не допускает мысли, что он лично станет там крепостным крестьянином, минимум - рыцарем; здесь некая хитрость обывателя, который уже стоит выше среднего уровня прошлых веков, значит, прав Марк Твен с его "политэкономией VI века"?), но и многое от него требуется. Впоследствии появилось немало пародийных намеков и на неоромантизм (например, у Пола Андерсона в "Патруле времени"). Однако, романтикам дела нет до недожареной свинины или тесных доспехов, в которых невозможно ходить (реальноисторические рыцари, пардон за прозу жизни, надевали доспехи только перед битвой, а путешествовали налегке, к тому же цельнометаллические доспехи появились где-то в XIV-XV веках, когда была выведена специальная порода лошадей - англо-норман (у Дрюона она неправильно именуется першероном, першероны появились лишь при Наполеоне), способная таскать романтического рыцаря в таких доспехах, а до того воевал он в доспехах кожанных с кольчугой и деревянным с металлическими шипами и оковкой щитом; потому и "тройные брони мавры надевают" у Турольда в "Песни о Роланде"). Ладно, есть тезис, но каков же антитезис? Есть поговорка, что революции подобны сломанным часам: два раза в сутки они показывают правильное время. Радикальное неприятие современности именно в эпоху увлечения ретро (1970-1980-х) попало в унисон с мыслями мало-мальски образованной части общества. Не то, чтобы люди той эпохи окончательно возненавидели прогресс, но он просто надоел, и в поисках куда более утонченных ощущений они заглянули в прошлое (заглядывать в будущее тожде надоело, ведь там тот же самый скучный прогресс). Фильм поспел (в этом отношении) как раз вовремя. Я хорошо помню эпоху, последовавшую за фильмом. Кто бы обратил внимание на Фоменко, на Дугина, на антлантологов, контактеров и православных фундаменталистов, если б что-то не "сломалось" в развитии России? Если средневековье кажется вершиной, значит с тех пор все только ухудшалось. В качестве "мальчика для битья" избран средний американец (особенно забавно смотрятся его музыкальные темы: гимн республики, янки-дудл, кантри - будто демоны, преследуют они его в прошлом). Я уже как-то заметил, что если сталкивать современную реальность и древнюю легенду, реальность, разумеется, будет проигрывать. Хотя бы эстетически. Она имеет слишком много "обязательств", в то время как легенда не связана ничем (как мы помним, ей даже испражняться не приходится, хотя она - не дура выпить и закусить; интересно, что, хотя христианские богословы могут спорить на тему интимных отношений Иисуса Христа, все они едины по вопросу: испражнялось ли второе лицо троицы? - конечно нет!) Надо бы сталкивать тогда уж легенду с легендой. Короля Артура с Гарри Поттером (хотя бы для начала). А так... прошлое и настоящее говорят на принципиально разных языках: настоящее тащит в прошлое свои пулеметы и технологии, а прошлое сжигает будущее на кострах (за богохульство?) Даже как-то язык не повернется сказать, что Хэнк Морган - потомок рыцарей круглого стола (и в стадиальном, и даже в этническом отношении), а ведь так оно и есть. Нет такой гадости в прошлых веках, которую не оправдал бы романтик-стародум, и нет такой ценности в настоящем, которую он же не обоблевал бы за деградацию и подмену. Наверное, это поправимо только в одном случае: расширение Вселенной сменилось сжатием, и теперь мы забыли прошлое и помним только будущее (я как-то написал на эту тему фантастический рассказ). Во всех остальных случаях нам с ним не тягаться. Такова общая эстетика фильма. Пофрагментарно. Фильм достаточно четко разбит на некие "эоны" (влияние гностической философии?) А. Ланселот лицом к лицу с железным драконом. Б. Сцены при дворе Логрии (в т.ч. неудачная попытка сожжения Хенка) В. Вставная новелла о Сэнди и ее рыцаре Г. Засасывающая история Морганы Д. Вставная новелла с работорговцем Е. Вставная новелла (в предыдущую) с церковью Ж. Сцена посвящения в рыцари и последующего разоблачения Моргана Морганой З. Поединок. Я недаром назвал три "эона" из восьми вставными. Без них сюжет все равно существует. Но вот они-то (в меньшей степени "эон" о работорговце, в гораздо большей - остальные) оживляют повествование. Все остальное - голая философия (заглянул тут вчера в книжку "В поисках темного логоса" Дугина и хмыкнул - набор букв; какие бы сложные истины не описывал философ, он обязан уметь их донести до читателя, а у Дугина - набор букв, из которых составлены одно непонятное слово, объяснимое через другое непонятное слово и т.д. - до бесконечности, впрочем, чего еще ждать от гностика?) "Эон" Сэнди живо напомнил мне нашего советского и современного российского историка Ю.Г.Алексеева (кафедра истории России с древнейших времен СПбГУ), который отстаивает идею сугубого практицизма и рационализма людей средневековья. Вставная новелла с участием Евстигнеева и его пиара (да, таким современным термином иначе и не назовешь) церкви и ее роли производит тягостное впечатление. Кинокритику она напомнила (а он подошел к фильму сугубо профессионально - с т.з. кинокритики, в то время как режиссер очень хотел выйти за ее пределы) "Праздник святого Йоргена" - советский еще немой антирелигиозный фильм ("Излечился, дурак!"), но если режиссер так уж хочет за пределы, то ситуация еще хуже. Попытка заменить "примитивно-материалистические" истины марксизма-ленинизма духовностью прошлых веков оказалась откровенно неудачной. Великий Инквизитор (американец оказался знатоком русской литературы и сразу узнал героя Достоевского ("Тот самый")) так долго и упорно разъяснял Хэнку превосходство теократии над всеми иными общественными устройствами, что ожидаешь чего-то сверхъестественного. Но с народом Великий Инквизитор разговаривает еще примитивнее, чем Коля Красоткин у Достоевского (Достоевский вывел в этом образе сатирический образ "хождения в народ", но ему самому даже эти высоты не дались). Как-то неприятно, когда тебя считают лохом, особенно в национальном масштабе. А ничего другого церковь народу предложить не может. Она не просто хранит невежество, она хранима им. Хоть в VI, хоть в XXI веках (вот уж истинно вечные ценности). Все это в значительной степени обесценивает те интеллектуальные высоты, которые были (да, были) рядом со свинарниками и лепрозориями. В итоге цивилизация (та самая - открытая, которая переживет все, всех суверенных) пошла по другому пути. А красивый мир средневековья остался в наследство модернофобам. Все справедливо.
ВЛАДИМИР-III: Я не в курсе издательских планов Серии Навел справки. В 2015 в серии Литературные памятники выйдут: Гасьен Куртиль де Сандра. Мемуары графа де Рошфора ("Мемуары M.L.C.D.R.") Сен-Симон. Мемуары, т. 2 Б. Дизраэли. Сибилла Дизраэли - слишком примитивен. Почему-то существует миф о еврее-интеллектуале, но Дизраэли - не про его честь. К тому же усиленно распространял слухи о мировом еврейском заговоре (в т.ч. считал одним из звеньев этого заговора "всемогущую тайную русскую дипломатию" середины XIX века: привет патриотам от других патриотов). А первый - Гасьен Куртиль де Сандра - автор Мемуаров мессира д'Артаньяна, (1700), впоследствии использованных Александром Дюма для создания трилогии «Три мушкетёра», «Двадцать лет спустя» и «Виконт де Бражелон». Родился в 1644 году, служил в роте королевских мушкетёров, где дослужился до чина капитана. Ещё находясь на военной службе, занялся сочинительством, а после ухода в отставку в 1688 году стал профессиональным публицистом и писателем. Романы де Куртиля, написанные в авантюрно-приключенческом духе, а также вымышленные «мемуары», полные пикантных подробностей, пользовались большим успехом у читателей, но вызвали гнев короля Людовика XIV, который усмотрел в них оскорбление монаршей семьи, и де Куртиль на несколько лет был брошен в Бастилию, откуда ему удалось сбежать в Нидерланды. В Нидерландах де Куртиль продолжил литературную деятельность и выпустил «Мемуары господина д’Артаньяна», после чего в 1702 году неосторожно попытался вернуться на родину, но был схвачен и вновь посажен в Бастилию, где пробыл 9 лет и вышел лишь незадолго до смерти. В заключении сочинил «Историю Бастилии», также бывшую в своё время достаточно популярным чтением.
ВЛАДИМИР-III: "Мертвый осел и гильотинированная женщина" - роман французского писателя Жюля Габриэля Жанена. "Мертвый осел и гильотинированная женщина" - разумеется, пародия на Виктора Гюго, на его ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ПРИГОВОРЕННОГО К СМЕРТИ, но пародия иного типа, особого, скорее уж "лирическая пародия" (по аналогии с "лирической комедией" в советском кинематографе). Интерес к Жанену как представителю «неистового романтизма» проявлял Пушкин, называвший его роман «Мёртвый осёл и гильотинированная женщина» «прелестным Ослом».
ВЛАДИМИР-III: Сэр Ло́уренс А́льма-Таде́ма (1836—1912) — британский художник нидерландского происхождения, писавший картины преимущественно на исторические сюжеты. Какая-то Античность у него получилась в виде Царства Спящих: все или уже спят, или готовятся отправиться ко сну. А вот игра в шахматы в Древнем Египте (не индийские - художник был очень аккуратен с эпохами):
ВЛАДИМИР-III: А все-же субкультура стимпанка привлекательна. Вот за это: Характерными элементами мира стимпанка можно считать: Технологии, основанные на принципах механики и паровых машинах, достигших высоких степеней развития: паровозы, паротурбовозы, гражданские и боевые корабли на паровом ходу, в том числе весьма крупных размеров (океанские лайнеры и дредноуты), паробусы, паровые экипажи, дирижабли, примитивные аэропланы (часто на паровом ходу), роботы и прочие (зачастую весьма загадочные) механизмы, сделанные из клёпаного металла, медных труб и дерева. Машины в изобилии снабжены рычагами и приборами с аналоговыми циферблатами и стрелками. Распространено применение паровых турбин в качестве быстроходных двигателей для разнообразных индустриальных машин — насосов, сепараторов, циркулярных пил, станков, альтернаторов. Нефункциональное украшение приборов и машин. Внешний вид машин, как правило, выдерживается в стилистике викторианской Англии. Газовое и частично свечное освещение улиц и домов. Начальный уровень развития электричества — телеграф, примитивные дуговые лампы, опыты с электричеством в стиле работ Николы Теслы. Оружие времён промышленной революции и вариации на его тему: револьверы, однозарядные и магазинные винтовки, ранние образцы автоматических винтовок, ранние образцы пулемётов (весьма популярен пулемёт Гатлинга), нарезные артиллерийские орудия, ранние образцы танков, аэростаты, дирижабли, могут присутствовать ранние образцы самолётов. Ограниченное употребление холодного оружия, такого, как шпаги, сабли, ножи. Особый аксессуар — клинок, размещённый внутри трости. Также встречается и своеобразное протезирование — утерянные конечности заменяются на механические части тела. Информационные технологии викторианской эпохи: уличные газеты, напоминающие кассовые аппараты, неэлектронные счётные машины (арифмометр, вычислительная машина Бэббиджа и т. п.), телеграф, в ряде случаев — пневмопочта и пневмотранспорт. Одежда и аксессуары викторианской Англии: Аристократы в цилиндре и пальто, под которым фрак, брюки и рубашка с кружевами. Дамы в корсетах и кринолинах с капором на голове и чулками с подвязками на ногах. Рабочие в кепках, куртках, сапогах. Распространено курение трубок, используются карманные часы на цепочке, трости и т. п. Урбанистический антураж: фабричные трубы из красного кирпича, пасмурное небо грязно-серого цвета, смог, булыжные мостовые, уличные газовые фонари, магазины, лавки, театры, городские трущобы. Соответственно, общая достаточно мрачная атмосфера. Викторианские персонажи: безумные учёные и инженеры а-ля Виктор Франкенштейн, преступники-маньяки вроде Джека-Потрошителя и «идейные» преступники (профессор Мориарти), отважные путешественники (Филеас Фогг), детективы разряда Шерлока Холмса, растленные аристократы (Дориан Грей), агенты тайной полиции, шпионы, революционеры, уличные продавцы, пролетарии, капиталисты-промышленники, мелкие служащие и клерки, светские хлыщи, проститутки, добропорядочные семейные граждане (буржуа), мальчишки-беспризорники, первые феминистки — образованные и решительные юные дамы, интересующиеся наукой и стремящиеся к приключениям. Общественные настроения конца XIX-начала XX веков — снижение роли церкви, вера в прогресс и науку, остаточные понятия о чести, пуританство (по крайней мере, внешнее) и т. п. В ряде случаев — мистицизм, сектантство, нигилизм, а также порождаемые расслоением общества революционные настроения. Из Википедии И неудивительно. Стимпанк - это этап формирования среднего класса, привычного нам мира (Англия Льюиса Кэролла и Алисы куда больше походит на наш образ жизни и мысли, чем Россия того же века). В СССР была такая эпоха - поздний Хрущев и вообще 60-е годы. Да... Трудно поверить, что Никита Михалков из фильма "Я шагаю по Москве" и разжиревший собственник, рассуждающий и добродетельности крепостного права, в наши дни - одно лицо...
ВЛАДИМИР-III: НАСТОЯЩИЙ ФАШИЗМ микроновелла Я во сне позвонил с черного угловатого телефона в редакцию итальянского журнала 1925 года. Трубку подняла женщина и поинтересовалась (на итальянском, разумеется), что мне угодно? Но я раздумал что-либо спрашивать и положил трубку. Потом проверил по индикатору - звонок действительно был в 1925 год.
ВЛАДИМИР-III: Роман Роберта Ная "Странствия "Судьбы" (1982), не претендуя на сюрреализм а ля Роальд Даль, посвящен последнему путешествию британского исторического деятеля Уолтера Рэли (масштаб романа таков, как если бы это были записки Потемкина или Безбородко). В романе Уолтер Рэли, разумеется, защищает себя от всех обвинений в государственной измене (за которую его приговорили к смертной казни "через повешение, потрошение и четвертование" в 1603 году). Не только Рэли, но и его современники были уверены в заказном характере приговора. Однако, в 1994 году в библиотеке Бодлеан в процессе каталогизации были найдены документы, датированные 1603 годом, с неопровержимыми доказательствами вины Рэли: он желал свержения короля Иакова, короновать на британский престол Арабеллу Стюарт (она отказалась участвовать в заговоре и выдала Рэли с сообщниками королю), более того - собирался призвать в страну испанцев и даже наметил пункт высадки испанских войск - Милфорд-Хейвен. За услуги просил у испанского правительства пенсион в 1500 фунтов стерлингов. Что ничуть не мешало сэру Уолтеру Рэли вроевать с Испанией и до, и после 1603 года. Нормальный человек, борясь за власть, менее всего думает о такой мелочи, как патриотизм. Уолтер Рэли с девятилетним сыном Уотом в 1602 году
ВЛАДИМИР-III: Когда Луи-Себастиан Мерсье в своем романе "Год 2440-й" описывает манеру людей XXV века поголовно писать мемуары, он ничуть не выходит за рамки обыкновения XVII-XVIII веков. В это время мемуары писали все или почти все, кто вообще умел писать. Известны мемуары Ларошфуко (на одной из страниц каждого экземпляра которых Сен-Симон-Старший из принципа, как борец за правду в современном Интернете, терпеливо и собственноручно начертал: "Ларошфуко лжет!"), Сен-Симона-Младшего, кардинала Реца и т.д. Маргарита Валуа (та самая) тоже не была исключением. Вот они - http://www.vostlit.info/Texts/rus9/Margo/pred.phtml?id=896 - предисловие и три части: http://www.vostlit.info/Texts/rus9/Margo/frametext1.htm http://www.vostlit.info/Texts/rus9/Margo/frametext2.htm http://www.vostlit.info/Texts/rus9/Margo/frametext3.htm и ее же письмо испанскому короля Филиппу II - http://www.vostlit.info/Texts/rus9/Margo/brief_filipp_II_1587.phtml?id=13864 Королева Марго с супругом Анрийо
ВЛАДИМИР-III: "Мама Рома" - фильм П.П.Пазолини (1962 год). Нет, неореализм не был первым пришествием в искусство простонародья, не обезображенного манерной опереточностью и не озадаченного религиозными и патриотическими идеологиями, которым нужен в лице абстрактной общности под именем "народ" лишь образец правильности и больше ничего. Но не стоит забывать и о специфике такого явления как искусство: искусство интересует нечто из ряда вон выходящее. Режиссера вряд ли вдохновит Сказка о красной шапочке, от которой после цензурных ограничений на сцены насилия, жестокости, догхантерства, педофилии и оскорбления чувств останется только одна фраза: "Жили они долго и счастливо"; искусство безразлично к ежедневному ритму чистки зубов - это ж не реклама. Но если вы подеретесь в ресторане - это уже будет искусство. Поэтому добродетели остается только нарываться на неприятности от "злого мира" вокруг - иначе она совсем окажется незаметной.
ВЛАДИМИР-III: Робин Джордж Коллингвуд - автор "Идеи истории". Христианские теологи (в т.ч. русские религиозные философы рубежа XIX-XX вв) так долго гундили насчет того, что христианство (и иудаизм заодно) - это приход в мир исторического сознания, что токмо богом израилевым, но не своими силами, человечество додумалось до истории (Бердяев об этом в "Смысле истории" распинается), что средний человек вполне может поддаться и забыть элементарные вещи. А Коллингвуд четко разъясняет, почему все эти Честертоны и Владимиры Соловьевы неправы. боги, о деяниях которых рассказывается в месопотамской и египетской литературах, как правило, рассматриваются как сверхъестественные вожди отдельных обществ. Бог у евреев также, вне всякого сомнения, рассматривается как божественный (в определенном смысле) глава еврейской общины; однако под влиянием «пророческого» движения, т. е. приблизительно с середины восьмого столетия до нашей эры, все больше и больше в нем начинают видеть божественного главу всего человечества. Поэтому от него ожидают не только защиты интересов общины от других государств и обществ, но и того, что он воздаст им по их заслугам, что он будет вести себя в отношении других общин так же, как в отношении их собственной. Это движение от партикуляризма к универсализму затрагивает не только теократическую историю евреев, но и их мифологию. В отличие от вавилонского мифа о творении еврейский миф представляет собой попытку, хотя и не очень хорошо продуманную (ибо каждый ребенок, я полагаю, задавал старшим вопрос, на который невозможно ответить: «Кто была жена Каина?»), но все же попытку объяснить не только происхождение человека вообще, но и происхождение тех народов, на которые делилось известное авторам мифа человечество. Можно было бы даже утверждать, что особенность еврейского мифа о творении в сравнении с вавилонским состоит в том, что он заменяет теогонию этногонией. http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/kollin/ А зачинателями исторического сознеания стали не древние евреи, а люди античности - Геродот и Фукидид: Столь же очевидно, что история для Геродота гуманистична в отличие от мифологичной или же теократической истории. Как он сам говорит в предисловии к своей работе, его задача – описать деяния людей. 3) Цель Геродота, по его словам, состоит в том, чтобы эти деяния не были забыты потомством. Здесь мы сталкиваемся с четвертой чертой истории, а именно с тем, что она служит познанию человека человеком. В частности, Геродот указывает, что в истории человек выступает как рационально действующее существо, поэтому ее задача, с одной стороны, выяснить, что сделано людьми, а с другой, объяснить, почему они это сделали (dihn aitihn epolemhsan) [почему они воевали друг с другом ( греч .)]. Геродот не ограничивается просто событиями. Он рассматривает эти события целиком в гуманистическом духе как действия людей, имевших основания поступать именно так, как они поступали. Историк же исследует эти основания. (там же) Понятно, что на этом фоне древнееврейские "истории" - это просто агитация жрецов за своего боженьку. А российские "обращенные эксмарксисты-интеллигенты" вроде Бердяева просто хотели одновременно сказать что-то хорошее про христианство (и дохристианский иудаизм, в котором они захотели укорениться) и что-то плохое про атеизм и его порождающее научное мировоззрение. Вот и получилось, что в 170-страничной книге Бердяева "Смысл истории" Геродот не упомянут ни разу. Зачем? Христианского философа интересует не история, а сразу смысл истории. Им он загораживается (как солдатик под синдромом у Гашека деревянной дверью от сарая) от страшной Ее (толстовская тема) - реальности, а не только смерти. Себя-то он утешит, но какая корысть с этого корыта, непонятно. Понимание того, что же такое история, из трудов религиозных философов вовсе не следует.
ВЛАДИМИР-III: Прочитал литературный труд Быкова "Советская литература: расширенный курс. М.,2014. Ну и хотелось бы проанализировать его анализы (я ведь, как говорится, люблю применять марксистский метод анализа к самому Марксу; Маркс что-то такое подозревал и заранее заявил в одном интервью, что он лично - не марксист; но тут, скорее всего, всего лишь немецкая академическая щепетильность). Сразу хочу сказать, что книга немного (всего на один балл) похуже, чем телевизионные выступления Быкова (т.е. говорить у него получается немного лучше, чем писать; у меня, кстати, наоборот, писать получается немного получше - тоже на один балл - чем говорить). Но да ладно... просто он немного менее убедителен, чем по телевизору. Второе, как я уже говорил, это буквальное понимание Быковым писателя как "инженера человеческих душ". Фразеологизм этот обычно приписывается Сталину, поскольку он использовал это выражение 26 октября 1932 года на встрече с советскими писателями в доме у Максима Горького. Но Сталин лишь повторил понравившееся ему высказывание известного советского писателя Юрия Олеши и таким образом официально ввел эти слова в круг крылатых выражений своего времени. Не случайно, используя этот образ, Сталин иногда уточнял: «Как метко выразился товарищ Олеша...» (По воспоминаниям литературоведа Виктора Шкловского, которыми он поделился с писателем Юрием Боревым в 1971 году в подмосковном дачном поселке Переделкино). Т.е. получается, что Быков считает каждого писателя призванным (кем? как? зачем? для чего?) к особому труду и т.д. А следовательно, писателя и надо оценивать, исходя из этого призвания. Звучит красиво, но как-то нереально. Я придерживаюсь концепции искусства ради искусства. Описывается ее отличие от быковского трудового штурма примерно замечанием Фридриха Ницше о Дарвине: мол, в дарвиновской теории слишком много экономности, английского перенаселения, а истинная природа занимается скорее расточительством (тот факт, что на протяжении эволюции животного мира на планете Земля 99% форм жизни вымерло - совершенно "бессмысленно" (с т.з. алчущих во всем "смысла", в т.ч. верующих) подтверждает, скорее, правоту Ницше; и ведь современная эволюционная биология склоняется не к телеологии, еще сидевшей у Дарвина в подкорке - не к теории закономерного движения от амебы к "венцу творения/эволюции", а к экологическому принципу: дельфин есть потому, что есть море, и будет до тех пор, пока есть море). Поэтому я полагаю литературу самоценным, хотя и коммуникатирующим с общественной жизнью, явлением. У Быкова иначе - его цех писателей (именно так, потому у него лучше всего получилась глава о коллективном творчестве "паровозиком" 25 писателей, в т.ч. первой величины) выполняет свою работу и должен оцениваться по степени успешности этой работы (Быков подтрунивает в этой главе о коллективном романе над затеей Кольцова, но сам-то он проделал со своими писателями ровно то же самое - создал из них паровозик и оценил его работу). У меня - пушкинское отношение к литературе, у Быкова - некрасовское ("поэтом можешь ты не быть...") Кстати, менее всего я считаю, что писатель не должен ощущать себя инженером: хочешь быть - будь, хозяин - барин (вдвойне интересно, что из этого получится). Но тут важное обстоятельство: если писатель - инженер, возложенная миссия и т.д., то тогда да, его жизнь трагедия, если он ее не выполняет, если он живет и пишет не сам, а для кого-то (как тот рыцарь из музея, который, вопреки Константину Леонтьеву, возомнил, что сражался и ходил в походы исключительно ради мещан из -дцатого века, которые в знак благодарности любуются его доспехами). У него (писателя) резко сужается пространство для маневра. В русской литературе есть, как минимум, один пример такого сужения: Лев Толстой написал "Войну и мир" еще относительно молодым человеком - моих лет, потом он прожил еще столько же, но не создал ничего лучше, и даже ничего вровень, а публика ждала, требовала, и это, должно быть, весьма отравляло ему жизнь. И потом - инженерная концепция предполагает некий общий план работ, но об этом дальше... Третье обстоятельство быковского анализа: у него все страдают, более того - просто обязаны страдать. Я тут же вспомнил, как в студенческие годы предварил реферат (малость смутив свою вузовскую преподшу русской литературы), посвященный роману Мережковского "Юлиан-Отступник", ярким предисловием со сценой встречи Мережковского и Достоевского: папа Мережковского, будучи знакомым с Достоевским (в те времена образованных и даже грамотных было не так уж много, чтоб они не могли знать друг друга лично), показал ему стихи своего юного дарования, и Достоевский изрек 13-летнему гимназисту: "Страдать, страдать надо!" Это не то чтобы просится в качестве эпиграфа ко всей книге, но чего у нее не отнимешь, так это страдания писателей. Эти страдатели, как будто не имеют другого способа писательствовать (единственное послабление, которое им позволяет Быков - степень страдания не влияет на гениальность, например, самый исстрадавшийся - Шаламов - отнюдь не самый-самый). Как скованные одной цепью рабы по пустыне, как приютские мальчики в финале фильма "Письма мертвого человека", бредут страдающие писатели по снежной пустыне, именуемой Россией. То ли они реально такие, то ли Быков (как Антонио Престо у Беляева) специально подобрал коллекцию похожих людей, но вот появляется Сергей Михалков, и Быков спотыкается о него. Он искренне не понимает, как можно не страдать, как можно быть счастливым в СССР, шире - в России? И начинает тут же искать стандартных объяснений: продался властям и т.д. (хотя принцип совпадения не есть принцип причинности). Да, как-то странно получается: Михалков радуется жизни, а Ахматова - разве можно требовать от нее после "Реквиема" сочинить "Оду к радости" (чай не Шиллер)? Ну и ладно, страдают так страдают. Я бы (в качестве писателя) тоже остался совершенно непонятным для Быкова. Наверное, потому что отношение к путинизму и его реинкарнациям - здесь совсем не при чем, а дело в сангвинистичности: если шляпа падает в лужу, мы с Михалковым (даже если это единственное, что нас объединяет) смеемся, а остальные плачут. И даже словосочетание "дверной замок - цербер" их не рассмешит (а вот в моей среде известную речевку Барто: "Тише, Танечка, не плачь..." перепевают в оранжировке заслуженного ансамбля краснознаменного военного округа: "Все равно соседский мяч!"))))) Во всяком случае, у Быкова, как у Сталина, других писателей нет. Неужели, русская литература испокон веков создавалась меланхоликами? Да вроде нет... Четвертый угол быковского литературоведческого многоугольника - это отношения самого Быкова с... со сверхъестественным. Интеллигентская религиозность (вот, дошел до этого слова - не до религиозности, а до интеллигенции) мне всегда представлялась разновидностью шаманизма. Шаман, как известно, подчиняет себе космические силы, а интеллигент оперирует с божеством, которое обязано трудиться его во всем слушаться, и этого цербера интеллигент натравливает на все, что не нравится (ужо бог вам покажет! вар. есть бог на свете, если происходит нечто, от чего недругам становится плохо). Худосочная теология, которая в эпоху свинного гриппа напрочь отбивает у волка желание гоняться за поросятами. Быкову из всех богов достался еврейский, хотя русская половина (а Быков непоправимо обрусел, минимум наполовину - потому и в Израиль его не тянет; о таких А.А.Зиновьев сказал: "еврейская половина вытолкнула его из СССР, а русская - мешает ему устроиться"; я бы не педалировал эту тему, но Быков слишком много рассуждает о еврействе) требует чего-то православного, не сусально-фундаменталистического, а скорее блоковского. Но скучного и предсказуемого. Скучности богам вообще прощать нельзя. Правда, Быков все время (совершенно справедливо) говорит о некоем проекте (советском проекте создания нового человека), и его якобы это боженька (с Большой Буквы) учудил, и сюда как раз можно подсоединить его ощущение писателя инженером. Но мы-то, как Лаплас, знаем, что все и так работает, без небесного начальства. В галерее советских писателей Быков отмечает атеистов с той особой смущенностью, с которой уверовавший внук признается насчет безбожия деда-коммуниста. В общем, книга неплохая, но я считаю, что сам Быков смог бы инженерить чуточку лучше.
ВЛАДИМИР-III: Возникает естественный вопрос: неужели Быков настолько примитивен со своей цеховщиной писательского призвания, что готов всерьез бороться со всеми - кто не с нами, тот против нас? Или же здесь мы имеем дело с самым элементарным внутриинтеллигентским междоусобчиком - как в случае с деревенщиками? Деревенщиков Быков, посвятивший им отдельную статью в финале, ненавидит люто (будучи каким-то хипарским цветком жизни с городского асфальта) и совершенно не скрывает своей неприязни за формально-фальшивой объективностью исследователя. Нет, вовсе не обязательно любить деревенщиков, если не любишь Быкова или наоборот, ненавидеть и тех, и другого, но заметьте: если мы подходим к искусству, как чему-то самоценному, не зависящему (во всяком случае не зависящему примитивно-непосредственно, как у механических материалистов, либо у наивных идеалистов-теистов) от жизни вокруг и ее очередных задач, то ненависть к отдельным артефактам выглядит просто глупо и нерационально. Если общая тенденция такова, что деревенская проза - лишь беззубая (и бесталанная - в этом Быков более чем уверен) реакция на неизбежное - на превращение русской крестьянской массы в городскую, то чего беспокоиться? Как там у Высоцкого: "вам ж легче будет, раз жизнь накажет и жизнь осудит". Подобная деревенская проза бытует во всех литературах стран мира и обостряется именно в эпохи успешной урбанизации (например, в Венесуэле в эпоху нефтяного бума 30-50-х годов ХХ века). А естественная неприязнь горожанина к селянину столь же универсальна - она присутствует еще в Эпосе о Гильгамеше и даже в сказках Тысячи и одной ночи. Мое пушкинское эстетическое чувство не находит здесь ничего ужасного и противоестественного. Но напряженная некрасовская струна Быкова непримирима. Иначе и быть не может, если существует пресловутый план перековки старого человека на нового - здесь Быков мыслит как-то одномерно, поскольку "старый человек" тоже когда-то был новым и получал все возможные шишки от тогдашних реакционеров. Можно извинить Быкова тем, что в отличие от монистов (материалистов или теистов), он ничуть не верит в "естественный ход вещей", все боится, что неприемлемое вырвется из темницы и все затопит. Извиняет его закон больших чисел (почти в солженицынской интерпретации из "Круга первого"): можно верить в абстрактную победу абстрактного светлого будущего, но это не утешает здесь и сейчас. В чем Быков абсолютно прав: 1) ничего общего у коммунизма и фашизма нет и быть, по определению, не может. Потому что определение коммунизма - это образование, наука, просвещение, прогресс, гуманизм, революционизм и т.д. (все, что сейчас в России считается "оранжево-болотной заразой"), а фашизм - это традиция, семья, патриотизм, вера, государственность, здоровье (ведь это только в пропагандистских фильмиках советской поры фашисты - тупые и дохлые). Универсальное самооправдание современного русского патриота: а вот американцы-либерасты - тоже патриоты! не выдерживает критики. Все же либерасты и жидо-коммунисты куда меньшие патриоты, чем фашисты. А столь же универсальный кивок в сторону Государства Израиль только запутывает вопрос: тамошним либералам от тамошних фаши... (виноват, от патриотов) тоже здорово достается. Быкова туда как-то не тянет. 2) да, превращение дореволюционного русского человека в советского имеет место в советской истории (здесь Быков вполне согласен с А.А.Зиновьевым, и даже эмоции по поводу неудачи проекта у них где-то однородны, только Зиновьев окончательно сник, а Быков сохраняет способность к суждению). Да, следует признать некоторые вещи: во-первых, революция была, во-вторых, она была направлена против России (старой России, петровской или даже допетровской), в-третьих, был социалистический эксперимент, в-четвертых, он провалился. Если этого не признавать, начинаются сплошные невнятицы и эскапистские закидоны: а) возвращаемся назад - в какой-то серебряновековой (это в лучшем случае, может и в черносотенный) 1913 и делаем вид, что ничего не было, б) пытаемся скрестить советское с досоветским (еще хуже, потому что эти селекционеры хотят скрестить плохое с еще худшим - ведь оба проекта провалились - и получить (как капитан Врунгель у Некрасова) из двух минусов плюс), в) вообще отказываемся от истории и взваливаем ее на одного национального лидера, который всего лишь человек, и не самого хорошего качества (Хайнлайн в "Пасынках Вселенной" описал такую модель Вселенной, пардон за тавтологию). 3) Быков вряд ли это третье артикулирует, но оно лежит в зоне видимости его книжки: а именно, отечественная (назовем так для более органического обозначения и СССР, и России - части его) литература 1920-х лучше, качественнее, интереснее и перспективнее всех последующих периодов, в которых нарастает некачественность (вот общее определение процесса), и если уж ставить на победу какого-то из советских типажей во всемирном масштабе, то больше всего шансов имели "двадцатники" (а не тридцатники, шестидесятники или семидетсятники). Вот такой вывод лично я делаю из веселых двадцатых и угрюмых остальных советской литературы в интерпретации Быкова. Мы слишком увлеклись модернизаторской мегаломанией, и не хотим признаваться, что успех 1930-х и последующих был куплен слишком дорогой ценой (в т.ч. в литературе) - вот, собственно, и ответ на немой вопрос по второму пункту: почему провалился? Оплакивать (что именно? смерти Маяковского и Есенина, но они - мои "пушкинские" персонажи, они не хотят трудиться в быковском цеху, они самоценны, как искусство ради искусства) уже бессмысленно, "возрождать" - тем более. Разбитую чашку не склеишь никаким новым проектом (ни либеральным, ни псевдокоммунистическим). Вот здесь, собственно, мы вместе с Быковым можем поставить точку, если не принимать в расчет подозрение, что деградационная структура истории советской литературы, предложенная Быковым, суть всего лишь парафраз неосознаваемой мании видеть хорошее лишь в уже благополучно недосягаемом прошлом (и вопрос: а что именно считать хорошим?)
ВЛАДИМИР-III: Критика фоменкологии (из Википедии): Настороженность ряда профессиональных учёных вызывают слишком часто встречающиеся в работах группы Фоменко объяснения фактов, не укладывающихся в их теорию, позднейшими намеренными фальсификациями. Несмотря на то, что фальсификация исторических источников, в принципе, не является невероятной, постоянная эксплуатация этого тезиса придаёт «Новой хронологии» черты «теории заговора», что отрицательно сказывается на доверии к ней. Кроме того, критики отмечают, что масштабы предполагаемой фальсификации очень велики: она должна была охватить практически все страны Старого Света и вовлечь большое количество участников, ни один из которых не проговорился о своей деятельности ни словом. Между тем, в XVI—XVIII веках, когда, согласно «Новой хронологии», осуществлялась данная фальсификация, политические и религиозные условия в Европе не позволяли провести скоординированную подделку письменных источников, а научные знания той эпохи не позволяли создать подделки такого качества, чтобы они не были замечены наукой XIX—XX вв. Время работы Скалигера и его преемников — это эпоха продолжительных войн в Западной Европе, религиозного раскола между католиками и протестантами и политической борьбы между отдельными государствами; противоборствующие стороны подвергали друг друга острой идейной критике, связанной в том числе и с интерпретацией истории. В этих условиях скоординированная тенденциозная фальсификация (как это нередко предстаёт на страницах работ Фоменко — по предписаниям Рима, католической церкви, стремившейся затушевать реальную историю христианства и «Империи»), давшая одинаковую «длинную» хронологию, например, в протестантских «Магдебургских центуриях» и в последовательно полемических по отношению к ним католических «Церковных анналах» Барония, представляется предельно маловероятной. Например, Скалигер был кальвинистом, сражавшимся против папы с оружием в руках, а Петавиус — иезуитом, защитником католической церкви (в своих трудах Петавиус часто весьма едко отзывался о Скалигере и его научных работах); сотрудниками единого штаба фальсификации они быть не могли. и далее: Вопреки утверждениям авторов «Новой хронологии», современная наука признает труды Скалигера, Петавиуса и др. лишь в той степени, в какой они использовали методы, принимаемые и современной наукой, и получили с их помощью научно-корректные результаты. Утверждать иное — примерно то же самое, что утверждать, будто современная физика основана на нумерологических построениях Ньютона, некритически принятых последующими поколениями. В трудах Фоменко и Носовского не содержится ни критики конкретных утверждений Скалигера или Петавиуса, ни прямых ссылок на труды этих учёных, ни даже на монографии, им посвящённые. Это даёт повод утверждать, что авторы «Новой хронологии» не знакомы с действительной деятельностью Скалигера и Петавиуса и что эти имена известны им лишь из вторичных и третичных источников, произвольно ими интерпретированных. К большому сожалению, ни Скалигер, ни Петавиус (ни тем более Магдебургские центурии, изд. 1559-1574) не издавались в России. А надо бы.
ВЛАДИМИР-III: Современный российский кинематограф стоит на трех китах: 1.Война: не важно когда, не важно где, не важно с кем, важно, что за Родину. 2.Бандиты: это романтика, душевность, шансон, тайны русской души (ну не французской же?) и жалость к несчастному преступнику, который вынужден погубить много других душ. 3.Поп: православие, духовность, державность, возрождение благонамеренности. Эти жанры вполне можно скрещивать, получая гибридные (нет, не в том, в нормальном, правильном смысле слова): 1+2) Война+бандиты: не важно когда, не важно где, не важно с кем, важно, что романтика и душевность преступника, который обнаружил, что теперь он может безнаказанно убивать и воровать за Родину. 1+3) Война+поп: не важно когда, не важно где, не важно с кем, важно, что православие, духовность, державность, возрождение благонамеренности за Родину. 2+3) Бандиты+поп: это романтика, православие, душевность, духовность, шансон, державность, тайны русской души и жалость к несчастному попу, который вынужден погубить много других душ. Ну и, конечно, можно совместить все три жанра: 1+2+3) Война+бандиты+поп: не важно когда, не важно где, не важно с кем, важно романтика, православие, душевность, духовность, шансон, державность, тайны русской души и жалость к несчастному попу-бандиту, который вынужден погубить много душ за Родину.
ВЛАДИМИР-III: Энциклопедия "Древняя Русь в средневековом мире". Здоровенный фолиант. Я вчера нашел его в Академкниге, полистал (продавщица сразу же озвучила цену: 7500, но я уже раскрыл на странице со словом "Мир" - крестьянская община. Увы, даже этимология этого слова - митраистическая, кстати, отсутствовала. Жаль. Внешне хорошее издание, но столько еще дописывать. А кое-что и исключить.
полная версия страницы