Форум » Альтернативная история » Der Ukraine » Ответить
Der Ukraine
Марчиевич: В 2010 году гражданин "дружественного государства" Украина, одного из членов семьи народов вокруг Рейха, оказывается вовлечен в странную игру. Текст написан на русском, но диалоги происходят часто на украинском как на основном языке реальности. Вариант черновой, поэтому буду благодарен за дельные советы. Это. вроде, литературное "творение", многое еще окончательно не решено, надеюсь на вашем форуме получить не только объективную оценку, но и помощь по воссозданий реалий. [quote][1. Ноябрь. Вечер понедельника. На остановке «Вышгородская» киевского С-бана поезда ожидали несколько человек: высокий мужчина лет 30, пара нетрезвых молодых людей характерной наружности жителей киевских окраин, аккуратная старушка. Поезд опаздывал. В принципе ничего удивительного в этом нет: последнее время электрички часто опаздывали. Хотя еще пять лет назад ходили строго по расписанию. Мужчину звали Рихард. Он спешил, поэтому был раздражен. К тому же он забыл проездной, а билетный автомат не работал: местные вандалы его разворотили еще полгода назад. Раньше бы исправили в течение 24 часов, теперь же служба перевозок никуда не спешила, все время жаловалась на отсутствие денег, хотя билеты исправно дорожали каждые полгода. Так же исправно на линиях работали контролеры. Правда, в последнее время он все чаще не выписывали штраф, а удовлетворялись стоимостью билета, положенной к ним в карман. Рихард ехал на другой конец города по очень важному делу, ехать ему не хотелось, но ничего поделать с этим было нельзя. Главный редактор час назад дал ему задание, от которого не отказываются. И несмотря на то, что было уже начало девятого, а завтра его ждала командировка в Чернигов, пришлось одеваться и идти. Вместо уютного вечера в теплой комнате его ждали поездка в другой конец города и разговор с неизвестным собеседником, возможно, не очень приятный. Начал накрапывать мелкий, но холодный и неприятный дождь. Остановка была основана в минималистские 60-е и представляла собой просто очерченный красной линией прямоугольник, накрытый пластиковым навесом. За сорок с чем-то лет крыша во многих местах прохудилась, и все ожидавшие собрались в уголке, относительно сухом и защищенном. Так как освещение было неяркое и многие плафоны были разбиты или не горели, даже газету нельзя было почитать. Рихард был вынужден от безделья прислушаться к разговору двух пьяных «хлопців». Один из них был особенно агрессивен, визгливым голосом он изливал душу своему собеседнику: − Чуєш, Петро, це ж яка падло цей байєр! У мене гебурштаг учора був, зібралися сімейно з кумами, з села сестра приїхала, харашо посиділи, бля, випили по-троху, всьо як треба…Сьогодні на роботу, бля, прийшов, а байєр, суко, каже, шо я п’яний, на роботу не випуска, та ще й штраф на півзарплати за недылю прописав… Кровопивця хуєв, нема на нього комітету по рівноправію… Думає, я неграмотний, падло, але я напишу, я покажу підору, хто у нас у країні хазяїн… Хай піздує до свого Хуймату… Слушать их было неприятно, и Рихард отодвинулся. Да и не хотелось стоять рядом с двумя неадекватными жлобами, никто ведь не знает, что у них на уме. Молодые люди в спортивных штанах и темных кожаных куртках были наследием поколения индустриального возрождения. Их родителей мобилизовали из окрестных сел и маленьких городков или «селищ» лет …дцать назад. Для них аккуратными пяти-, девяти-, щестнадцатиэтажками застроили, в большей или меньшей мере, Нойштадт, Оболонь, Петровку, практически все окраины Киева. Их воспитывали на краткосрочных курсах немецкого языка и культуры, «национальной гордости» и «украинознавства». И они стали отличными работниками и пролетариями, построили ту Украину, в которой сейчас жили. Но их дети, закончив несколько лет назал «национальные школы», изучавшие дойче Шпрахе не более 2-3 часов в неделю, не знавшие еженедельной промывки мозгов в виде «уроков чести» стали теми, кем стали. Рихард сам жил отнюдь не в центре, поэтому очень хорошо знал эту поросль. Но в его школьно-гимназические годы еще были какие-то идеологические предрассудки, им время от времени напоминали об общей расовой неполноценности «склаве», по крайней мере лет до 14-15. Конечно, не официально, после 1960 года все «расовые предрассудки» были вне закона, но в том, что каждый сознательный украинец должен брать пример с жителей Свободной Европы, не сомневались даже самые отъявленные «пятерочники». Лет 20 назад считалось престижным быть цивилизованным, и в роли примеров для подражания выступали пусть не бравые воины Рейха, но по крайней мере внешне успешные и стильные «эвропейцы»… Дождь усилился. Ожидающие поезда были вынуждены приблизиться еще плотнее друг к другу: слишком дырявая крыша была над остановкой. Молодые люди постоянно передавали друг другу пластиковую бутылку с каким-то пойлом, и голоса их становились все более резкими, а движения неловкими. Безучастная пожилая женщина, занятая, наверное, какими-то своими мыслями, автоматически приблизилась к Рихарду: вряд ли ей нравились попутчики, но и деваться было некуда. В это время на платформу поднялся еще один пассажир. Это был военный, в форме Корпуса мира, уже не молодой, с аккуратными бачками и «гитлеровскими» усиками, весьма не модными среди современных «зольдатен», в том числе и немецких. Ни к кому не обращаясь по отдельности, он вежливо поздоровался: «Гутен абенд» и встал в стороне, равнодушно изучая расписание. «Хлопцям» немец не понравился, это было сразу заметно. − Во, бля, «хвашист» приперся. І не боїться, падло, шо партизани пристрелять. Нічого, їх час проходить. Скоро, бля, запануємо, всіх фриців нах понищимо… − Ти диви, краще, яка фряу тут разположилася…Мабуть, муж наших мочив, а тепер сидить за наші гроші, пенсійонерка хуєва… Само собой «хлопцям» надо было куда-то деть свою алкогольно-депрессивную агрессию. Высокий Рихард с мрачной физиономией и офицер с кобурой явно были для нее не совсем подходящими объектами. Вероятно, пожилая женщина на платформе и в самом деле явно была немкой. Ее выдавали какой-то невообразимый фиолетовый плащик, абсолютно бесполезная шляпка, сухая фигура, ухоженные руки, в конце концов спокойствие и ясный взгляд выцветших старушечьих глаз. Безусловно, таких теперь было немало и среди украинок, однако все равно что-то заставляло думать, что она «из оккупантов». «Хлопці» переключили все свое внимание на нее. – Чуєш, Петре, отакі нищили нашу Батьківщину, а тепер, ото, в наших потягах їздять. На нашій, бля, землі, рідненькій… Казалось, «хлопцы» специально себя заводят, чтобы сделать что-то нехорошее. Тем более, что фрау неожиданно заговорила: – Панове, будь ласка, не кричить, у мене дуже болить голова: сьогодні девять днів, як помер мій чоловік… Говорила она без акцента, но уж слишком правильно, как школьная учительница. «Хлопцы» затихли, но через несколько мгновений тот, которого называли Петро, закричал: «Заткнись, ссуко!» и толкнул немку. Она вскрикнула и упала. Рихард растерялся: он хотел вмешаться, но понимал, что толку от него будет немного. Тем не менее крикнул: – Я тобі зараз… – и попытался схватить второго «хлопца» за грудки. Тот оттолкнул его, удачно, Рихард чуть не упал. Оба варвара смотрели на него как будто с предвкушением чего-то. И тут раздалось тихое, но властное: – Энтшульдигунг. О военном все забыли. Рихард не видел его, но услышал еще раз: «Энтшульдигунг», после чего раздались два выстрела, но тихих, как из хлопушки под Новый год. – Энтшульдигунг. Военный помог подняться фрау, как-то странно посмотрел на Рихарда, после чего достал беспроводный телефон, набрал короткий номер и позвал на немецком дежурного. Рихард понял, что он звонит в полицию. Как в полусне, он увидел на платформе два тела в неестественных позах. Старушка тоже на них уставилась, ее губы шептали, что-то похожее на молитву. И тогда Рихард услышал шум приближающегося поезда. Когда через минуту Рихард смотрел сквозь закрывающиеся двери на всю эту картину, он только и смог пробормотать: – Энтшульдигунг. 2. То, что Рихард увидел сегодня, потрясло его. Он, как журналист часто бывал в разъездах, слышал о подобных случаях где-то на глубокой периферии, даже видел жертв „партизанов”, однако и представить себе не мог, что когда-то увидит подобное своими глазами. Киев оставался открытым городом, его бюргеры голосовали на выборах за самых умеренных, во время фестивалей и общегородских гуляний и немецкий, и украинский языки сливались в единый праздничный гул. Несмотря на то, что недовольство „швабами” росло с каждым годом, подогреваемое националистами и большевиками, немец даже поздним вечером, даже где-то на окраине Нойштадта или в частном секторе Куреневки, мог чувствовать себя в относительной безопасности. По крайней мере так было до последнего времени. Конечно, Рихард не мог не заметить перемен которые произошли за последние годы. Политика не могла не вмешаться в образ жизни, формировавшийся последние 40 лет, тем более, после того как руководство Рейха признало собственные ошибки и объявило о начале процесса „примирения” и „эвакуации”. Движимые чувством вины, немцы добровольно отказывались от положения „добрых хозяев”, для того, чтобы стать „добрыми друзьями”. Все это отлично вписывалось в модель „мира без границ”, столь популярную ныне среди „прогрессивной общественности”. Вечер явно не удался. А еще ведь предстояла встреча с незнакомцем. Рихард очень удивился звонку редактора и последующему предложению. Он занимался в основном экономической аналитикой, стиль у него был тяжеловесным и грешил обилием фактов. Сейчас же от него требовали просто получить некую информацию и передать ее руководству. Почему именно его? Он, конечно, не спрашивал это у герра Михаэля, да тот и не ответил бы, поскольку никогда не отвечал на подобные вопросы подчиненных. Место встречи было назначено в одном из тех заведений, которые были сделаны в «традиционном немецком стиле». Их все меньше оставалось в городе, тем более на окраинах, традиционно считавшихся пролетарскими. И в лучшие годы там было не слишком много немцев, а после либерализации 60-х, «онародовлення» 70-х и дегерманизации, начавшейся в конце 80-х, остались единицы. Украинцы, и обеспеченные, и не очень, предпочитали заведения в национальном стиле, с обязательными варениками, борщом и относительной дешевой «горілкою”. Но тем не менее место, где подавали хорошее пиво, найти было все еще достаточно просто. Биргартен находился не слишком далеко от остановки, хотя найти его оказалось не очень просто: район был застроен в 70-е годы однотипными панельными пятиэтажками. Заведение располагалось в полуподвале одной из них. Неоновая вывеска была ядовито-зеленого цвета и скорее отпугивала, чем привлекала. Хотя внутри было достаточно уютно: приятный полумрак, на стенах пасторальные картинки из псевдонемецкой жизни, тихая музыка, скорее похожая на джаз. За массивными деревянными столами сидело несколько выпивох, скорее всего постоянных клиентов, в темном углу зажималась парочка, возле барной стойки вообще никого не было. Герр Михаэль сказал, чтобы Рихард сел именно за барной стойкой и заказал себе вайсбир. Это было своего рода черный юмор – вся редакция знала, что большой любитель пива Рихард из всех сортов на дух не переносит единственный, и это именно вайсбир. Он так же не любил барные стойки, и даже эта мелочь усиливала его раздражение. – Айн бир, битте. Барменом был совсем молодой белобрысый парень призывного возраста. – Пан бажає німецьке чи вітчизняне? Рихард удивился: он думал это таки немец, который в одном из дружественных государств избегает неотвратимого призыва в доблестный Вермахт: переселенцам, несмотря на эвакуацию, давали автоматическую отсрочку от службы. Поэтому до сих пор и в Украине, и в Белорусланде, и в Балтийской федерации обреталось немало молодежи, которая не спешила возвращаться в Фатерланд вместе с родителями. И, надо сказать, не самой законопослушной и трудолюбивой молодежи. – Німецьке, бок, якщо є. – На жаль відмовились, не має попиту. Щось інше? Автоматически Рихард отметил, что во многих киевских пивных пропало темное пиво: украинцы предпочитали светлые лагеры, а широту ассортимента многие современные хозяева стали относить к «непотрібним забаганкам». – Берлінер кіндл? – Так, маэмо. Вам велике чи мале? – Гроссе, хальб литер. На мгновение Рихарду показалось, что в глазах бармена мелькнуло удивление: он не понял элементарных немецких слов. Но, наверное, все-таки показалось. – Айн момент. Пока наливали пиво (и надо сказать очень неумело и долго), Рихард осмотрелся по сторонам. По времени он приехал минут на пятнадцать позже, чем было сказано, но никто из присутствующих не проявлял к нему интереса. – Немен зи битте. Наконец, пиво принесли. Попробовав его, Рихард скривился: оно явно было несвежее. – Добрый вечер, – неожиданно раздался за спиной бесцветный мужской голос. Пытаясь пить принесенную бурду, Рихард не заметил, как к нему подсел мужчина неопределенного возраста, неприметно одетый, с непонятными чертами лица которые в полумраке заведения сливались общие абрисы носа, рта, губ. – И вам того же. Это вы разговаривали с герром Михаэлем? – Возможно, − почему-то неопределенно ответил мужчина. И с недовольством в голосе заметил: – А Вы не очень-то дисциплинированны, чувствуется влияние славянских кровей. Если Вас просят купить пиво определенной марки и пить его в определенном месте, то это не прихоть, а желание быть уверенным, что имеют дело именно с тем, кто нужен. Рихарду не понравился его тон, но он примирительно заметил: – Не думал, что для Вас такое серьезное значение имеет марка пива, которое я пью. Впрочем, здесь оно, наверное, все отвратительное. – Вероятно. – голос незнакомца снова стал бесцветным. – Итак, Вы Рихард, журналист еженедельника «Обозреватель», если я не ошибся? – На клар. А Вы не представитесь? – Думаю, это лишнее. Я предпочел бы, чтобы Вы остались со мной незнакомы. В конце концов, моя информация слишком конфиденциальна. Рихард был достаточно опытен, чтобы не спорить: те, кто предпочитает о чем-то сообщать в подобное время и в подобных местах не очень-то стремятся к известности. – Согласен. Однако мне все равно надо Вас как-то называть. – Ну, называйте, например, Олегом. Только теперь Рихард обратил внимание, что говорит с собеседником не на немецком, и даже не на украинском, а на русском языке. Причем это был не русский язык, на котором разговаривают жители Украины, с мягким южным говором, а литературный, правильный, скорее неживой язык. – Рихард, Вы, я думаю, удивлены, что Вас заставили в такую отвратительную погоду и в не самое подходящее время прийти сюда. Но не извиняться, не объяснять Вам всякие мелочи я не буду – слишком мало времени. Поэтому сразу о главном: герр Михаэль очень хочет знать, когда состоится съезд. Передайте ему, что через десять дней на окраине Киева соберутся все. Кто – все, он знает. И во время этого собрания и будет принято окончательное решение. А вот каким будет оно – пока не знает никто. Рихард понял, о каком съезде идет речь, и очень удивился. Или даже испугался. Эта информация никоим образом не касалась главного редактора, и вряд ли что-то ему сказала бы. Но она касалась самого Рихарда. – И это все? – он постарался задать свой вопрос максимально спокойно. – Для герра Михаэля – да, но, к сожалению, не для Вас. – Рихарду показалось, что «Олег» ухмыльнулся. – Вы ведь и так знаете, что я имею в виду под съездом и решением. И гораздо, гораздо больше, чем я сказал. Незнакомец замолчал. Он внимательно посмотрел на Рихарда. И снова ухмыльнулся. – Должен вас огорчить, но мне сказали передать, что Вам придется сделать некий выбор в самое ближайшее время. Он опять замолчал, как будто давая возможность Рихарду задать вопрос. – И из чего мне придется выбирать, если Вы даже не даете понять, что имеете в виду? «Олег» заговорщицки посмотрел на него: – Мне сказали, что Вы сами догадаетесь, и очень скоро. А пока всего лишь попросили предупредить, что Ваш выбор неизбежен. Рихард пожал плечами: – Странно все это. Меня срывает поздним вечером редактор, заставляет переться на другой конец города, здесь я встречаю Вас, Вы говорите мне не очень понятные вещи, а в итоге есть еще кто-то, кто просит меня сделать выбор из двух неизвестных. Вам не кажется? «Олег» равнодушно заметил: – Мне все равно, в принципе. Я все Вам передал, что должен был, а Вы уже сами разбирайтесь. И не сомневайтесь, все, что я сказал, имеет значение, в первую очередь для Вас. Рихард и не сомневался: он не очень-то верил в совпадения. А намеки были прозрачны, лишь не ясно было пока, что от него хотят. «Олег» неожиданно резко встал: – Ну, спокойной ночи. Думаю, Вы во всем разберетесь. А пока – гуте нахт. Рихард обратил внимание, что рост у неизвестного такой же средний, как и все остальное. – Спокойной ночи. «Олег» быстро исчез за входной дверью. Рихард расплатился за так и недопитое пиво и тоже вышел на улицу. Неделя началась плохо. Хуже некуда. /quote]
полная версия страницы