Форум » Альтернативная история » Der Ukraine » Ответить
Der Ukraine
Марчиевич: В 2010 году гражданин "дружественного государства" Украина, одного из членов семьи народов вокруг Рейха, оказывается вовлечен в странную игру. Текст написан на русском, но диалоги происходят часто на украинском как на основном языке реальности. Вариант черновой, поэтому буду благодарен за дельные советы. Это. вроде, литературное "творение", многое еще окончательно не решено, надеюсь на вашем форуме получить не только объективную оценку, но и помощь по воссозданий реалий. [quote][1. Ноябрь. Вечер понедельника. На остановке «Вышгородская» киевского С-бана поезда ожидали несколько человек: высокий мужчина лет 30, пара нетрезвых молодых людей характерной наружности жителей киевских окраин, аккуратная старушка. Поезд опаздывал. В принципе ничего удивительного в этом нет: последнее время электрички часто опаздывали. Хотя еще пять лет назад ходили строго по расписанию. Мужчину звали Рихард. Он спешил, поэтому был раздражен. К тому же он забыл проездной, а билетный автомат не работал: местные вандалы его разворотили еще полгода назад. Раньше бы исправили в течение 24 часов, теперь же служба перевозок никуда не спешила, все время жаловалась на отсутствие денег, хотя билеты исправно дорожали каждые полгода. Так же исправно на линиях работали контролеры. Правда, в последнее время он все чаще не выписывали штраф, а удовлетворялись стоимостью билета, положенной к ним в карман. Рихард ехал на другой конец города по очень важному делу, ехать ему не хотелось, но ничего поделать с этим было нельзя. Главный редактор час назад дал ему задание, от которого не отказываются. И несмотря на то, что было уже начало девятого, а завтра его ждала командировка в Чернигов, пришлось одеваться и идти. Вместо уютного вечера в теплой комнате его ждали поездка в другой конец города и разговор с неизвестным собеседником, возможно, не очень приятный. Начал накрапывать мелкий, но холодный и неприятный дождь. Остановка была основана в минималистские 60-е и представляла собой просто очерченный красной линией прямоугольник, накрытый пластиковым навесом. За сорок с чем-то лет крыша во многих местах прохудилась, и все ожидавшие собрались в уголке, относительно сухом и защищенном. Так как освещение было неяркое и многие плафоны были разбиты или не горели, даже газету нельзя было почитать. Рихард был вынужден от безделья прислушаться к разговору двух пьяных «хлопців». Один из них был особенно агрессивен, визгливым голосом он изливал душу своему собеседнику: − Чуєш, Петро, це ж яка падло цей байєр! У мене гебурштаг учора був, зібралися сімейно з кумами, з села сестра приїхала, харашо посиділи, бля, випили по-троху, всьо як треба…Сьогодні на роботу, бля, прийшов, а байєр, суко, каже, шо я п’яний, на роботу не випуска, та ще й штраф на півзарплати за недылю прописав… Кровопивця хуєв, нема на нього комітету по рівноправію… Думає, я неграмотний, падло, але я напишу, я покажу підору, хто у нас у країні хазяїн… Хай піздує до свого Хуймату… Слушать их было неприятно, и Рихард отодвинулся. Да и не хотелось стоять рядом с двумя неадекватными жлобами, никто ведь не знает, что у них на уме. Молодые люди в спортивных штанах и темных кожаных куртках были наследием поколения индустриального возрождения. Их родителей мобилизовали из окрестных сел и маленьких городков или «селищ» лет …дцать назад. Для них аккуратными пяти-, девяти-, щестнадцатиэтажками застроили, в большей или меньшей мере, Нойштадт, Оболонь, Петровку, практически все окраины Киева. Их воспитывали на краткосрочных курсах немецкого языка и культуры, «национальной гордости» и «украинознавства». И они стали отличными работниками и пролетариями, построили ту Украину, в которой сейчас жили. Но их дети, закончив несколько лет назал «национальные школы», изучавшие дойче Шпрахе не более 2-3 часов в неделю, не знавшие еженедельной промывки мозгов в виде «уроков чести» стали теми, кем стали. Рихард сам жил отнюдь не в центре, поэтому очень хорошо знал эту поросль. Но в его школьно-гимназические годы еще были какие-то идеологические предрассудки, им время от времени напоминали об общей расовой неполноценности «склаве», по крайней мере лет до 14-15. Конечно, не официально, после 1960 года все «расовые предрассудки» были вне закона, но в том, что каждый сознательный украинец должен брать пример с жителей Свободной Европы, не сомневались даже самые отъявленные «пятерочники». Лет 20 назад считалось престижным быть цивилизованным, и в роли примеров для подражания выступали пусть не бравые воины Рейха, но по крайней мере внешне успешные и стильные «эвропейцы»… Дождь усилился. Ожидающие поезда были вынуждены приблизиться еще плотнее друг к другу: слишком дырявая крыша была над остановкой. Молодые люди постоянно передавали друг другу пластиковую бутылку с каким-то пойлом, и голоса их становились все более резкими, а движения неловкими. Безучастная пожилая женщина, занятая, наверное, какими-то своими мыслями, автоматически приблизилась к Рихарду: вряд ли ей нравились попутчики, но и деваться было некуда. В это время на платформу поднялся еще один пассажир. Это был военный, в форме Корпуса мира, уже не молодой, с аккуратными бачками и «гитлеровскими» усиками, весьма не модными среди современных «зольдатен», в том числе и немецких. Ни к кому не обращаясь по отдельности, он вежливо поздоровался: «Гутен абенд» и встал в стороне, равнодушно изучая расписание. «Хлопцям» немец не понравился, это было сразу заметно. − Во, бля, «хвашист» приперся. І не боїться, падло, шо партизани пристрелять. Нічого, їх час проходить. Скоро, бля, запануємо, всіх фриців нах понищимо… − Ти диви, краще, яка фряу тут разположилася…Мабуть, муж наших мочив, а тепер сидить за наші гроші, пенсійонерка хуєва… Само собой «хлопцям» надо было куда-то деть свою алкогольно-депрессивную агрессию. Высокий Рихард с мрачной физиономией и офицер с кобурой явно были для нее не совсем подходящими объектами. Вероятно, пожилая женщина на платформе и в самом деле явно была немкой. Ее выдавали какой-то невообразимый фиолетовый плащик, абсолютно бесполезная шляпка, сухая фигура, ухоженные руки, в конце концов спокойствие и ясный взгляд выцветших старушечьих глаз. Безусловно, таких теперь было немало и среди украинок, однако все равно что-то заставляло думать, что она «из оккупантов». «Хлопці» переключили все свое внимание на нее. – Чуєш, Петре, отакі нищили нашу Батьківщину, а тепер, ото, в наших потягах їздять. На нашій, бля, землі, рідненькій… Казалось, «хлопцы» специально себя заводят, чтобы сделать что-то нехорошее. Тем более, что фрау неожиданно заговорила: – Панове, будь ласка, не кричить, у мене дуже болить голова: сьогодні девять днів, як помер мій чоловік… Говорила она без акцента, но уж слишком правильно, как школьная учительница. «Хлопцы» затихли, но через несколько мгновений тот, которого называли Петро, закричал: «Заткнись, ссуко!» и толкнул немку. Она вскрикнула и упала. Рихард растерялся: он хотел вмешаться, но понимал, что толку от него будет немного. Тем не менее крикнул: – Я тобі зараз… – и попытался схватить второго «хлопца» за грудки. Тот оттолкнул его, удачно, Рихард чуть не упал. Оба варвара смотрели на него как будто с предвкушением чего-то. И тут раздалось тихое, но властное: – Энтшульдигунг. О военном все забыли. Рихард не видел его, но услышал еще раз: «Энтшульдигунг», после чего раздались два выстрела, но тихих, как из хлопушки под Новый год. – Энтшульдигунг. Военный помог подняться фрау, как-то странно посмотрел на Рихарда, после чего достал беспроводный телефон, набрал короткий номер и позвал на немецком дежурного. Рихард понял, что он звонит в полицию. Как в полусне, он увидел на платформе два тела в неестественных позах. Старушка тоже на них уставилась, ее губы шептали, что-то похожее на молитву. И тогда Рихард услышал шум приближающегося поезда. Когда через минуту Рихард смотрел сквозь закрывающиеся двери на всю эту картину, он только и смог пробормотать: – Энтшульдигунг. 2. То, что Рихард увидел сегодня, потрясло его. Он, как журналист часто бывал в разъездах, слышал о подобных случаях где-то на глубокой периферии, даже видел жертв „партизанов”, однако и представить себе не мог, что когда-то увидит подобное своими глазами. Киев оставался открытым городом, его бюргеры голосовали на выборах за самых умеренных, во время фестивалей и общегородских гуляний и немецкий, и украинский языки сливались в единый праздничный гул. Несмотря на то, что недовольство „швабами” росло с каждым годом, подогреваемое националистами и большевиками, немец даже поздним вечером, даже где-то на окраине Нойштадта или в частном секторе Куреневки, мог чувствовать себя в относительной безопасности. По крайней мере так было до последнего времени. Конечно, Рихард не мог не заметить перемен которые произошли за последние годы. Политика не могла не вмешаться в образ жизни, формировавшийся последние 40 лет, тем более, после того как руководство Рейха признало собственные ошибки и объявило о начале процесса „примирения” и „эвакуации”. Движимые чувством вины, немцы добровольно отказывались от положения „добрых хозяев”, для того, чтобы стать „добрыми друзьями”. Все это отлично вписывалось в модель „мира без границ”, столь популярную ныне среди „прогрессивной общественности”. Вечер явно не удался. А еще ведь предстояла встреча с незнакомцем. Рихард очень удивился звонку редактора и последующему предложению. Он занимался в основном экономической аналитикой, стиль у него был тяжеловесным и грешил обилием фактов. Сейчас же от него требовали просто получить некую информацию и передать ее руководству. Почему именно его? Он, конечно, не спрашивал это у герра Михаэля, да тот и не ответил бы, поскольку никогда не отвечал на подобные вопросы подчиненных. Место встречи было назначено в одном из тех заведений, которые были сделаны в «традиционном немецком стиле». Их все меньше оставалось в городе, тем более на окраинах, традиционно считавшихся пролетарскими. И в лучшие годы там было не слишком много немцев, а после либерализации 60-х, «онародовлення» 70-х и дегерманизации, начавшейся в конце 80-х, остались единицы. Украинцы, и обеспеченные, и не очень, предпочитали заведения в национальном стиле, с обязательными варениками, борщом и относительной дешевой «горілкою”. Но тем не менее место, где подавали хорошее пиво, найти было все еще достаточно просто. Биргартен находился не слишком далеко от остановки, хотя найти его оказалось не очень просто: район был застроен в 70-е годы однотипными панельными пятиэтажками. Заведение располагалось в полуподвале одной из них. Неоновая вывеска была ядовито-зеленого цвета и скорее отпугивала, чем привлекала. Хотя внутри было достаточно уютно: приятный полумрак, на стенах пасторальные картинки из псевдонемецкой жизни, тихая музыка, скорее похожая на джаз. За массивными деревянными столами сидело несколько выпивох, скорее всего постоянных клиентов, в темном углу зажималась парочка, возле барной стойки вообще никого не было. Герр Михаэль сказал, чтобы Рихард сел именно за барной стойкой и заказал себе вайсбир. Это было своего рода черный юмор – вся редакция знала, что большой любитель пива Рихард из всех сортов на дух не переносит единственный, и это именно вайсбир. Он так же не любил барные стойки, и даже эта мелочь усиливала его раздражение. – Айн бир, битте. Барменом был совсем молодой белобрысый парень призывного возраста. – Пан бажає німецьке чи вітчизняне? Рихард удивился: он думал это таки немец, который в одном из дружественных государств избегает неотвратимого призыва в доблестный Вермахт: переселенцам, несмотря на эвакуацию, давали автоматическую отсрочку от службы. Поэтому до сих пор и в Украине, и в Белорусланде, и в Балтийской федерации обреталось немало молодежи, которая не спешила возвращаться в Фатерланд вместе с родителями. И, надо сказать, не самой законопослушной и трудолюбивой молодежи. – Німецьке, бок, якщо є. – На жаль відмовились, не має попиту. Щось інше? Автоматически Рихард отметил, что во многих киевских пивных пропало темное пиво: украинцы предпочитали светлые лагеры, а широту ассортимента многие современные хозяева стали относить к «непотрібним забаганкам». – Берлінер кіндл? – Так, маэмо. Вам велике чи мале? – Гроссе, хальб литер. На мгновение Рихарду показалось, что в глазах бармена мелькнуло удивление: он не понял элементарных немецких слов. Но, наверное, все-таки показалось. – Айн момент. Пока наливали пиво (и надо сказать очень неумело и долго), Рихард осмотрелся по сторонам. По времени он приехал минут на пятнадцать позже, чем было сказано, но никто из присутствующих не проявлял к нему интереса. – Немен зи битте. Наконец, пиво принесли. Попробовав его, Рихард скривился: оно явно было несвежее. – Добрый вечер, – неожиданно раздался за спиной бесцветный мужской голос. Пытаясь пить принесенную бурду, Рихард не заметил, как к нему подсел мужчина неопределенного возраста, неприметно одетый, с непонятными чертами лица которые в полумраке заведения сливались общие абрисы носа, рта, губ. – И вам того же. Это вы разговаривали с герром Михаэлем? – Возможно, − почему-то неопределенно ответил мужчина. И с недовольством в голосе заметил: – А Вы не очень-то дисциплинированны, чувствуется влияние славянских кровей. Если Вас просят купить пиво определенной марки и пить его в определенном месте, то это не прихоть, а желание быть уверенным, что имеют дело именно с тем, кто нужен. Рихарду не понравился его тон, но он примирительно заметил: – Не думал, что для Вас такое серьезное значение имеет марка пива, которое я пью. Впрочем, здесь оно, наверное, все отвратительное. – Вероятно. – голос незнакомца снова стал бесцветным. – Итак, Вы Рихард, журналист еженедельника «Обозреватель», если я не ошибся? – На клар. А Вы не представитесь? – Думаю, это лишнее. Я предпочел бы, чтобы Вы остались со мной незнакомы. В конце концов, моя информация слишком конфиденциальна. Рихард был достаточно опытен, чтобы не спорить: те, кто предпочитает о чем-то сообщать в подобное время и в подобных местах не очень-то стремятся к известности. – Согласен. Однако мне все равно надо Вас как-то называть. – Ну, называйте, например, Олегом. Только теперь Рихард обратил внимание, что говорит с собеседником не на немецком, и даже не на украинском, а на русском языке. Причем это был не русский язык, на котором разговаривают жители Украины, с мягким южным говором, а литературный, правильный, скорее неживой язык. – Рихард, Вы, я думаю, удивлены, что Вас заставили в такую отвратительную погоду и в не самое подходящее время прийти сюда. Но не извиняться, не объяснять Вам всякие мелочи я не буду – слишком мало времени. Поэтому сразу о главном: герр Михаэль очень хочет знать, когда состоится съезд. Передайте ему, что через десять дней на окраине Киева соберутся все. Кто – все, он знает. И во время этого собрания и будет принято окончательное решение. А вот каким будет оно – пока не знает никто. Рихард понял, о каком съезде идет речь, и очень удивился. Или даже испугался. Эта информация никоим образом не касалась главного редактора, и вряд ли что-то ему сказала бы. Но она касалась самого Рихарда. – И это все? – он постарался задать свой вопрос максимально спокойно. – Для герра Михаэля – да, но, к сожалению, не для Вас. – Рихарду показалось, что «Олег» ухмыльнулся. – Вы ведь и так знаете, что я имею в виду под съездом и решением. И гораздо, гораздо больше, чем я сказал. Незнакомец замолчал. Он внимательно посмотрел на Рихарда. И снова ухмыльнулся. – Должен вас огорчить, но мне сказали передать, что Вам придется сделать некий выбор в самое ближайшее время. Он опять замолчал, как будто давая возможность Рихарду задать вопрос. – И из чего мне придется выбирать, если Вы даже не даете понять, что имеете в виду? «Олег» заговорщицки посмотрел на него: – Мне сказали, что Вы сами догадаетесь, и очень скоро. А пока всего лишь попросили предупредить, что Ваш выбор неизбежен. Рихард пожал плечами: – Странно все это. Меня срывает поздним вечером редактор, заставляет переться на другой конец города, здесь я встречаю Вас, Вы говорите мне не очень понятные вещи, а в итоге есть еще кто-то, кто просит меня сделать выбор из двух неизвестных. Вам не кажется? «Олег» равнодушно заметил: – Мне все равно, в принципе. Я все Вам передал, что должен был, а Вы уже сами разбирайтесь. И не сомневайтесь, все, что я сказал, имеет значение, в первую очередь для Вас. Рихард и не сомневался: он не очень-то верил в совпадения. А намеки были прозрачны, лишь не ясно было пока, что от него хотят. «Олег» неожиданно резко встал: – Ну, спокойной ночи. Думаю, Вы во всем разберетесь. А пока – гуте нахт. Рихард обратил внимание, что рост у неизвестного такой же средний, как и все остальное. – Спокойной ночи. «Олег» быстро исчез за входной дверью. Рихард расплатился за так и недопитое пиво и тоже вышел на улицу. Неделя началась плохо. Хуже некуда. /quote]
Ответов - 70, стр:
1 2 3 4 All
lalapta: Весьма интересно. Даже не думал, что русские и украинские матюки так похожи... По художественной части: очень хороший язык, украинские фрагменты хорошо понятны, абсолютно не напрягают. Хорошо описан дух АИ-мира, его атмосфера. Самое главное, что не чувствуется мертвечны родом из 40-х как в "Фатерланде" или в ЛНБВ, нет прямых аналогий с СССР, что тоже прекрасно. Единственное, не понял, что такое "Энтшульдигунг". Возможно, что-то по типу "гражданского ареста", при котором разрешается применять оружие, как в странах латинской америки... По АИ части: Что сходу приходит на ум (если я неправ, поправляйте). СССР рухнул в войне. После победы немцы взялись за осуществление плана "Ост", но не в таком "брутальном" виде как в альтернативе коллеги Владмира, в несколько более мягком варианте: "Ольденбург" или канонический Розенберговский "Ост". Скорее второе. Пока жив Гитлер (аж до шестидесятых! Дотянул-таки!), восточные комиссариаты управляются немецкими наместниками, проводится колонизационная политка (и по ходу довольно успешная). После смерти Гитлера Германия пошла в гору: поправка экономики, произошла относительно серьезная либерализация режима, покоренным народам дали настоящую независимость, но в контексте евро-блока. Кто из новых немецких "фюреров" такой молодец не понятно, прямых указаний нет. Хотя лично мне кажется, что это Шпеер или кто-то из СС - Гейдрих или Шелленберг. Жду продолжения.
Марчиевич: Энтшульдигунг - это всего лишь "извините" по-немецки, чтобы воссоздать реалии этого мира, приходится употреблять их лексику. На самом деле в том мире, который я описываю все не так, как образовалось в Вашей дискуссии с Булатом. В моем предположении выходит примерно так: 1. Гитлер был убит в 44 или 45 году. После этого к власти пришло правительство, которое нашло язык с атлантическими державами. 2. Сталинграда не было, немцы вышли на Волгу и заняли все запланированное. 3. Соответственно, Советский Союз отодвинут за Волгу, это на самом деле Сибирь плюс Средняя Азия, на сегодняшний день закрытый режим типа северокорейского, он имет атомную бомбу и воюет с братским Русландом, бессмысленно, но с переменным успехом. 4. Русланд - диктатура русских белогвардейцев в свое время, сейчас страна, которая стремится возвратить контроль над всеми землями, утраченными в последние ...дцать лет. 5. Украина вполне демократическое государство, в ее состав не входят по понятным причинам Восточная Галиция и Транснистрия, вопрос о тних будет решаться на референдумах. 6. Рейх - тоже демократизировался, его верхушка испытывает вину за все сделанное, с начала 50-х годов "дружественные государства" (восточно-славянские, Балтия, Казаческая федерация (Дон, Кубань)) получают преференции. 7. Фридекорпс (корпус мира) - силы рейха, защищающие его окраины. 8. Япония, кстати, пала: в той части мира господствуют США, Восточно-азиатская зона процветания проиграла войну. Все остальное - в процессе...
lalapta: Без более детального описания судить сложно, но сразу вижу слабые места. 1. Верится. Охотно. Скажем, в 1941-42 СССР рухнул. Немцы войну на востоке выиграли. Но при этом Черчилль на компромисс идти отказывается. Германию пытаются взять сырьевой блокадой и стратегическими бомбардировками, но выходит плохо. В обоих странах формируются круги, выступающие за прекращение войны. В один прекрасный момент радикальная оппозиция устраняет Гитлера (что-то по типу "Вспышки" из АНС, убить убили, но власть брать не стали), в Германии формируется "ограниченно либеральное" правительство (вполне возможно, что за ним стоит Гиммлер и СС - в реальности он имел весьма серьезные контакты с вождями сопротивления), которое подписывает мир с западом на "ограниченно компромиссных" условиях. 2. Успешый "Блау"? Что-ж, интересно. Хотя предпосылки должны были случиться уже в 1941-м, и, возможно, еще до 22.06... 3. Тоже интересно. Хотя скорее это был бы военнно-диктаторский режим, по типу латиноамериканских, на полном пансионе американцев. 4. Как-то не особо верится. Скорее уж коллаборационисты НСПР Воскобойника-Каминского. "Перековавшиеся" красные, жертвы коллективизации и репрессий 30-х и пленные военные. Чтобы выстроить прочную вертикаль нового режима экс-белоэмигрантов слишком мало. Да и с "советскими" коллаборационистами в контексте РОА и КОНР были очень напряженные отношения. 5. Полностью согласен. Первый "провидник" - Андрей Мельник? 6. Тоже верю. Вопрос только, что творится с остальной Европой? Что-то вроде Евросоюза? И мой самый больной вопрос: что с Польшей и Израилем? 7. А национальные армии? УНА? Ведь Павел Шандрук занимался созданием украинской регулярной армии в 1941-1945 годах. И даже немного до 1941-го. Или "Фридекорпс" формировался на базе Ваффен-СС? 8. Тогда что в Китае? Гражданская война была? Что с коммунистами? Немецкое правительство отправляло к Чан Кай Ши Александра фон Фалькенхаузена и Курта Янке? Что в Индии? Как идет деколонизация? Что с Африкой?
Марчиевич: lalapta пишет: Как-то не особо верится. Скорее уж коллаборационисты НСПР Воскобойника-Каминского. "Перековавшиеся" красные, жертвы коллективизации и репрессий 30-х и пленные военные. Чтобы выстроить прочную вертикаль нового режима экс-белоэмигрантов слишком мало. Да и с "советскими" коллаборационистами в контексте РОА и КОНР были очень напряженные отношения. И все-таки немцы после того, как решили создать на востоке цепь "дружественных государств", сделали ставку на остатки белогвардейской эмиграции, возможно на Шкуро и Краснова. Режим опирался на всех недовольных большевиками (за исключением коммунистов), но первым диктатором был кто-то из белогвардейцев. Каминский и Воскобойников сгинули в конце 40-х, вероятно были репрессированы. Сегодня режим Русланда близок к путинско-медведевскому, но опирается больше на дореволюцонные ценности. Русланд как прифронтовое государство получил максимальную автономию, имеет мощную армию. На Юге существует Казаческая федерация - абсолютно самостоятельные Дон, Кубань. На Украине сначала также был поставлен престарелый Скоропадский, потом его сменил конечно же Мельник, с конца 60-х годов в стране идет постепенная демократизация. lalapta пишет: Вопрос только, что творится с остальной Европой? Что-то вроде Евросоюза? И мой самый больной вопрос: что с Польшей и Израилем? Безусловно, уже упоминавшаяся Свободная Европа и есть федерация европейских государств. Белоруссланд туда уже вошел, Украина должна решить в ближайшее время, на этом и завязан сюжет. Обрезанная (очень обрезанная) Польша существует , Восточная Галиция составляет примерно треть ее территории. Об Израиле как-то не думал, вряд ли он будет упоминаться. lalapta пишет: А национальные армии? УНА? Ведь Павел Шандрук занимался созданием украинской регулярной армии в 1941-1945 годах. И даже немного до 1941-го. Или "Фридекорпс" формировался на базе Ваффен-СС? Все есть, на Украине это Национальные вооруженные силы. Фридекорпс - чисто немецкие формирования, которые расположены в "дружественных государствах" и выступают сейчас в роли некоей гарантии стабильности. Правда, они постепенно выводятся и скоро их не останется. lalapta пишет: Тогда что в Китае? Гражданская война была? Что с коммунистами? Немецкое правительство отправляло к Чан Кай Ши Александра фон Фалькенхаузена и Курта Янке? Что в Индии? Как идет деколонизация? Что с Африкой? Буду думать. Точно одно: Китая в современном виде нет, в состав СССР входит его Синцзян-Уйгурский район. Возможно, нет и единой Японии: Курилы, Сахалин и Хоккайдо выделены в Японскую НДР (а возможно, все территории, "освобожденные" Советами входят в их состав, тогда и Японская ССР). Вообще этот мир зиждется на том, что господствуют две разные цивилизации - Атлантическая (близкая к современной нам) и Континентально-европейская (основанная на индустриальной базе, в ней больше развиваются реальные технологии, но так же есть и мобильные телефоны, и Нетц - сеть и т. д., правда, менее развитые, чем у атлантистов). Цивилизации уже 50 лет неуклонно сближаются, влияние атлантистов усиливается, перспективы у Рейха - постепенно окончательно подпасть под их влияние, но до этого еще далеко.
lalapta: Сразу вижу слабое место. У вас есть Руссланд и Казачьи области, но при этом первыми вождями России были казаки Краснов и Шкуро. И это при том, что Краснов-немецкий клиент еще со времен первой мировой, еще в гражданскую войну создал независимую донскую казачью республику при поддержке немецких интервентов. Так что Краснов и Шкуро - это казачьи лидеры. Хотите белогвардейцев в России, ваяйте других лидеров. И еще, подаю свою мысль: скажем, где-то в 1942-и году в руки немцев попадает В.Н.Вавилов. Например, чекисты не успевают его "исполнить" во время штурма Москвы. Немцы его отправляют в спецзону Заксенхаузена, там подлечивают, в общем, в начале 1943-го он не умирает. В 1944-м убивают Гитлера, и через некоторое время новый фюрер (а точнее просто президент, как вам Альберт Шпеер?) заинтересовывается личностью Вавилова. И во время восстановления России, по окончании "временного периода" (власть держит Каминский, но его методы "новому фюреру" не нравятся, слишком уж кровавы) Каминского убивают (что-то вроде случая с царем Борисом III или просто спецоперация немецкой разведки), и президентом России становится ученый, жертва кровавой сталинской диктатуры и борец за мир и демократию Вавилов. И ко всему этому еще приплести НСПР (скажем, как правопреемника запрещенной и разгромленной большевиками ТКП).
lalapta: И еще одно расхождение с реальностью. У вас Белоруссия называется "Белоруссланд", хотя при немцах она называлась "Вайссрутения". Скорее всего, немцы так и продолжат ее называть. А среди белорусов их страна будет называться "по мове" - "Беларусь". Тоже относительно Западной России: при немцах она называлась "Московия" (т.к. "Руссланд" - это вся Россия, то есть СССР). Хотя со временем топоним может измениться: "Руссланд" или "Московия" - это Западная Россия, "Сибирь" - СССР.
krolik: lalapta пишет: Даже не думал, что русские и украинские матюки так похожи... українських матюків немає, юзаємо чужі
Марчиевич: lalapta пишет: И еще одно расхождение с реальностью. У вас Белоруссия называется "Белоруссланд", хотя при немцах она называлась "Вайссрутения". Скорее всего, немцы так и продолжат ее называть. А среди белорусов их страна будет называться "по мове" - "Беларусь". Использую современый немецкий, там однозначно Белорусланд.
Марчиевич: А вообще, если кому интересно, сообщаю: постараюсь отправлять каждую новую главу с каждой новой написанной:) Сейчас их немного, ставлю 3. К сожалению все последующие после 2 главы не редактироаны:(
Марчиевич: 3. Отчет редактору уже после полуночи не вызвал у того ни малейшего удивления. Флегматичный с виду герр Михаэль вообще производил впечатление толстой сонной рыбы, чему способствовало и его немалое брюхо, и глаза навыкате. Правда, так думали все, кроме его коллег. На самом деле герр Михаэль в работе был абсолютный холерик, постоянно орал на подчиненных на трех языках и не прощал малейших ошибок. Зато он ценил профессионализм, и тем, кого считал истинными специалистами, прощал многое, откупаясь за свое круглосуточное хамство высокими гонорарами. К Рихарду герр Михаэль относился двойственно: с одной стороны, уважал его эрудицию и умение находить ошибки не только у коллег, но и у себя, с другой – не считал журналистом в прямом значении этого слова, и в припадках дурного настроения не раз советовал поменять работу. Сегодня, выслушав фразу, в которую Рихард вместил всю информацию, переданную «Олегом», он только произнес «Зер шён». И сразу же напомнил о завтрашней командировке в Чернигов и о том, что его там ждут к 10 утра. Арбайт юбер аллес! На гигантском Северном автовокзале, расположенном на самой границе города, Рихард был к половине девятого. В Чернигов он в свое время ездил часто, поэтому знал, что покупка билета не займет больше минуты, автобусы отходят каждую четверть часа и дорога в худшем случае займет час двадцать. Все так и было. Единственно, что огромные «Мерседесы» сменили небольшие «Левики», типа поддержка «національного виробника», которые часто уходили переполненные. Минут двадцать Рихард потратил на то, чтобы сесть в относительно свободный автобус, и еще столько же водитель пытался договориться с непримиримым контролером на выезде, который заставил высадить всех пассажиров, не имевших места. Контролер настоял на своем, пришли два шуцмана, забрали с собой водителя, и снова пришлось ждать, пока придет его сменщик. В итоге, выехали уже в начале десятого, все были раздражены, ругали немецкую придирчивость и страсть к порядку. Дорога была отличная, по четыре полосы в одну сторону, ехали быстро, в качестве компенсации водитель всем выдал скидочные купоны на услуги автокомпании. За окном мелькали ухоженные усадьбы, словно расчерченные на квадраты поля, вдоль автобана во всем чувствовалась крепкая хозяйская, «куркульская», рука. Немногочисленные усадьбы немецких поселенцев выделялись на общем фоне лишь непривычной западноевропейской архитектурой, хотя местами и попадались крытые соломой «мазанки», но крайне редко. Публика в автобусе тоже была приличная, хорошо одетая, крестьянское происхождение большинства выдавали лишь натруженные руки. Немцев не было, зато было несколько белорусов: их выдавали непривычная речь и простоватые лица. Вероятно, это были какие-то картофелеводы, приглашенные некоим бауэром: всю дорогу в их разговорах чаще всего упоминалось слово «бульба». Вспоминать о вчерашнем инциденте и последующем разговоре Рихарду не хотелось, но голову все равно сверлила упрямая мысль о том, что он сбежал с места происшествия, пусть и по объективным причинам. Он купил три главные газеты − немецкую, украинскую и русскоязычную, но прошло слишком мало времени, и даже в хронике происшествий о двойном убийстве на Куреневке ничего не было. Кроме всего прочего, Рихард понимал, что полицейские достаточно просто его найдут, а мысль об общении с шуцманами даже в роли свидетеля ему очень не нравилась. Опоздал Рихард не больше чем на 20 минут. На КПП перед въездом в город его уже ждал темно-зеленый джип с эмблемой Национальных вооруженных сил. Возле автомобиля курили двое военных в одинаковых званиях хорунжих. − Доброго ранку, панове. Кореспондент «Оглядача» Рихард … . Вибачаюсь за запізнення, мав проблеми з транспортом. На лицах военных не отразилось ни малейших признаков недовольства или симпатии. Почти хором они представились: − Хорунжий Петро Яцик… Хорунжий Василь Івасишин… Ему жестом предложили сесть в машину на заднее сидение. В роли шофера выступал один из офицеров, кажется, Петро: они так быстро назвали свои имена, что Рихард сомневался, кто есть кто. Хорунжие оказались неразговорчивыми: на все вопросы отвечали односложно, разговор не завязался. С автобана отъехали на узкую, но ровную бетонку. Бывшая база Вермахта находилась в нескольких километрах от КПП, в густых черниговских лесах. Построили ее еще в конце 40-х, когда шла жестокая с обеих сторон, направленная на полное уничтожение, война с партизанами. Сейчас уже по всему Украинскому Полесью стояли памятники, скромные и не очень, этим людям, которые, возможно, во многом были не правы, но главное – защищали собственную землю, пусть и под чужим знаменем. Тогда же немцы безжалостно расправлялись с повстанцам, и долгие годы по всей северной Украине виселицы на центральных площадях были таким же символом населенных пунктов, как когда-то соборы. К базе, точнее к трехметровому бетонному забору, который ее окружал, подъехали уже через десять минут, еще через пару минут были у въезда. Их не проверяли, подтянутый солдат махнул рукой, шлагбаум открылся и они оказались внутри. Рихард бывал на военных объектах, поэтому ничего нового не увидел: двухэтажные коробки казарм, такая же столовая, неуютные даже с виду хозяйственные постройки и гаражи, огромный плац, офицерский клуб, небольшой, но сделанный в имперском стиле начала 50-х, теперь выглядевший карикатурно. Скрашивать общую педантично-нудную картину должны были пятидесятилетние липы и тополя, но сейчас они были голые. К Рихарду приставили в сопровождающие молодого сотника по имени Назар. Всю территорию они обошли за несколько часов, цифровой «лейкой» Рихард нащелкал несколько десятков фотографий, уже к обеду он мог бы оказаться в Киеве. Но у него оставалось еще одно дело, к тому же еще ждал обед в офицерском клубе. База произвела на него двойственное впечатление. Он увидел огромное хозяйство, в котором было буквально все − новейшая военная техника, чисто вымытые крафтвагены, казармы с уютными восьмиместными комнатами, похожими больше на номера в отеле средней руки, даже коровники, в которых было больше техники, чем людей. Но вместе с тем он видел и не везде убранный мусор, украинских солдат в расстегнутых куртках, сутулых офицеров, некоторым из которых не мешало бы навестить спортзал. На общем фоне выделялись немногие еще оставшиеся немцы, в их глазах, казалось, читались какая-то тоска и скепсис. Внутри клуба все блистало чистотой, пахло свежевымытыми полами. Обед проходил в актовом зале, где собралось человек 30, среди которых были и украинские, и германские офицеры, и несколько мужчин и женщин в цивильной одежде, вероятно гешефтманов, которых привлекали сотни гектаров леса, формально приписанных к базе. Угощение было скромное, но сочетало традиции двух стран: борщ, гуляш, вареники, сосиски, тушеная капуста, крученыки. Спиртное не подавали − слишком рано, хотя было безалкогольное пиво. Рихарда посадили на условной границе между младшими и средними офицерами. Гешефтманы сидели поближе к начальству и германцам, понятно, их дела решались не с хорунжими или с лейтенантами. Все немцы сидели там же. По правую руку от Рихарда расположился немолодой лысоватый майор, слева белесый хорунжий лет двадцати пяти приятной наружности. Хорунжий молчал в основном, тогда как майор проявлял искренний интерес к разговору с журналистом, даже скорее был болтлив не в меру. − Ви, пане кореспондент, бачите, як іде від нас справжня цивілізація? Чому німці кидають нас на поталу отому Русланду, що з кожною годиною стає все сильнішим. А як вони забули про комуняк, нехай вони там і сидять за Волгою і ніби притихли? Але ж у них є і бомба, і ракети, і чучмеків немало для гарматного м’яса… А у нас демократія, у нас свобода, в армію ніхто не хоче, бази, такі, як ця, передають згодом гешефтмахерам, зброю перепродують утиху? То хіба зможемо ми вистояти, чи завтра не прийде москаль з кулеметом і не поставить свою владу? Чи не про це вони мріють? С одной стороны, Рихард понимал опасения и возмущение майора, в столице так или примерно так думало большинство интеллигенции. С другой – голос у того был неприятный, говорил он почти без интонаций, нудно. А еще Рихард ждал, когда к нему подойдут и передадут необходимую информацию. − Однак невже все так погано? Чи наші збройні сили такі слабкі, що не можуть зупинити ворога? Чи вже скасовано угоди про допомогу у разі війни з боку Рейху, а зброя, яку вони нам давали і дають уже не стріляє? − как воспитанный человек Рихард все-таки поддержал разговор, чем придал занудному собеседнику новые силы. − То, пане кореспондент, усе правда: і зброя є, і угоди діють, і Корпус миру ще кілька років залишатиметься. Але що буде через ці роки? З чим ми будемо і що робитимемо у відповідь, коли москалі та комуняки об’єднаються і прийдуть повертати собі таку любу їм Україну? Вони спокійно захоплять нас, вийдуть на західні кордони і з позицій сили домовляться з німцями. У німців є зараз Вільна Європа, там свої проблеми, мучатися зі східними територіями вони не схочуть. Та й комплекс вини у них щодо нас страшний: щороку канцлер приїжджає каятися за ті жахіття, які вони ніби чинили в 40-ві. Вони гадатимуть, що наш народ насправді хоче повернутися до слов’янського братства, до «споконвічного союзу» з москалями. І тому сприймуть оте все, що неминуче станеться, як вони підуть, як природний розвиток подій. І погодяться з Москвою, а то й Сталінградом, хіба схочуть вони жертвувати своєю молоддю заради якихось там українців, нехай і «дружніх»… Рихард почти не слушал, хотя офицер и говорил очень интересные и, вероятно, разумные вещи. Его беспокоило то, что обед заканчивался, а к нему никто так и не подошел. Неужели что-то нарушилось и контакта не будет? − …І всі ці сімдесят років минуть даремно. Знову прийде москаль, принесе свої порядки, поруйнує всі європейські порядки, відучить від чистоти і засмітить вулиці. І тоді, справді, всі жертви, зокрема й від німців, будуть даремними... Рихард рассеянно кивал и начинал нервничать. Уже принесли печенье и кофе. И тут майор неожиданно замолчал, а потом заговорил о совсем другом. − Пане кореспондет, Ви вже отримали листа від друзів з Берліна? Рихард даже вздрогнул от неожиданности: это была условная фраза, которой его должен был приветствовать неизвестный связной. − Ні, але очікуємо наступної суботи. − То добре, хоча хотілося б пошвидше. Схема у Вас у внутрішньому кармані плаща. − и снова заговорил на полюбившуюся ему тему: − Немає на що сподіватися, крім самих себе. Ми повинні нагромаджувати сили і завжди бути готовими до відсічі. Інакше… Рихард уже не слушал. Оставалось дождаться окончания обеда, забрать плащ в котором лежала нужная информация, и возвращаться в Киев.
kinhito: Die Ukraine... Украина и по-немецки женского рода.
Марчиевич: kinhito пишет: Украина и по-немецки женского рода. Я знаю. Считайте, что это художественнный замысел:)
Марчиевич: 4. В кармане плаща и в самом деле лежало чудо атлантической техники – аккуратная э-карте. В Свободной Европе и дружественных странах такие до сих пор не научились делать, поэтому здесь они стоили втридорога. Что находится на ней, Рихард не знал, да в общем и не хотел знать: поговорку о крепком сне при минимальных знаниях никто не отменял. Главное: он выполнил поручение, вроде как свой долг перед Организацией, завтра-послезавтра передаст «флэшку» связному и будет ждать следующей субботы со спокойной совестью. Правда, удивил его майор своими разговорами: если это были его настоящие взгляды, не понятно было, что он делает в подполье. Хотя ведь Рихард тоже там что-то делал? Выехал он уже затемно, те же хорунжие отвезли его к ближайшей остановке, куда буквально через минуту подкатил «Левик». Он был полупустой: «час пик» еще не наступил, из столицы в Чернигов и обратно не двинулись потоки пролетариата и чиновников, разбавленные редкими студентами. Рихард сел посередине салона, занял один два места и попытался задремать. Но не получалось. Слова подпольщика-германофила не хотели выветриваться из головы, звучали так же нудно, как их проговаривали, но в то же время снова и снова давили пессимизмом и безысходностью. Рихард понимал, что в этих словах очень много правды. Все знали, что огромный Русланд еще в конце 40-х получил от немцев максимальную автономию, у власти там поставили вроде бы полностью лояльных к Рейху потомков белой эмиграции, а к началу 60-х вывели оттуда даже Фридекорпс, оставив лишь несколько сотен военных наблюдателей. Достаточно быстро «белый» режим отстроил государственные институты в стиле корпоративного государства «макаронников», смешав их с идеалами черносотенцев, выявил перекрашенных и засланных большевиков, спокойно их перевешав или задушив в подаренных еще национал-социалистами газовых камерах, и принялся возрождать мощную армию, мотивируя ее необходимость постоянной большевистской угрозой с востока. Уже 20 лет назад в Русланде ввели обязательный призыв, а совсем недавно отменили все отсрочки: исполнилось 18 – будь добр, отдай долг Родине, потусуйся на формально действующем Восточном фронте, а главное – получи заряд патриотизма и научись без размышлений подчиняться: Отечество уже 65 лет в опасности. Как ни странно немцы относились ко всему этому спокойно, чуть ли не благоволили: или на самом деле опасались безумных наследников Сталина – Маленкова – Семичастного за Уральским хребтом, или прониклись симпатией к «великому народу», достойному союзнику Рейха. Правда, в дружественных государствах многие были недовольны такой позицией Берлина, но пока группировки Фридекорпса растянулись от Балтики до Причерноморья, опасаться было нечего. Да и официальная Москва давно отказалась от всех претензий на потерянные западные земли империи, разве что отдельные сверхпатриоты изредка вспоминали о «Киеве – матери городов русских» и Ингерманландии как колыбели империи. И лишь определенная часть интеллектуалов и самых прогермански настроенных политиков, в основном в Киеве и балтийских столицах, постоянно твердила о русской угрозе, неотвратимо нарастающей на восточных границах. И сегодня, когда Рихард снова услышал все эти аргументы, пусть и в не самой интересной форме, и в не самое подходящее время, он в очередной раз подумал о том, что противопоставить им нечего, кроме форпостов Фридекорпса. Который уходит в рамках «кінцевої згоди»... Неожиданно автобус затормозил. До Киева оставалось еще примерно полдороги. Рихард выглянул в окно. Участок дороги был ярко освещен прожекторами. «Джип» цвета хаки с эмблемой НЗС перегородил собой две полосы. Стекла в машине были разбиты, рядом лежало, лицом к асфальту, тело в офицерской форме. Несмотря на то, что дорога была сухая, под телом чернела клякса лужи. Двери автобуса открылись. – Энтшульдигунг, Аусвайсревизион. – Пробачте, перевірка документыв. Теракт, півгодини тому розстріляли військовий патруль. На жаль, у кого немає документів, муситиме проїхати з нами до комісаріату для встановлення особи. Це не займе багато часу. Приготуйте пашпорти чи будь-які інші посвідчення особи. Одновременно зашли два военных, один в общевойсковой форме НЗС, второй в мундире офицера Службы безопасности Фридекорпса, напоминающей эсэсовскую из фильмов о войне. Присутствие немца не было странным: подобного рода теракты могли произойти где угодно, но не на национальном автобане, в 50 километрах от столицы. Рихард почему-то поежился и полез за удостоверением, которое по журналистской привычке всегда носил с собой. Проверка документов проходила быстро: по выработавшейся за долгие годы привычке многие предпочитали иметь аусвайс с собой, несмотря на то, что сейчас этого никто официально не требовал. Когда офицеры подошли к Рихарду, он уже протягивал им пластиковую карту. Немец мельком взглянул на нее, кивнул и подошел к следующему пассажиру. Однако украинский лейтенант внимательно прочитал все данные и долго рассматривал фотографию. Наконец, он сказал: – Пан – корреспондент «Оглядача», чи не так? Рихард удивился вопросу: аусвайс был общегражданский, настоящий, по нему нельзя было определить, кем он работает. Разве что… – Так і є, експерт з економічних питань. – Пан повертається з об’єкта … ? – Так. Мав редакційне завдання. – Добре. Пан має бути обережним і остерігатися негідників. Особливо зважаючи на нинішні справи. Сподіваюсь, пан розуміє всю свою відповідальність у цей нелегкий час. Бажаю успіху. И военный вернул Рихарду документ. Рихард поблагодарил, но офицер уже не слушал его, к нему подошел немец, они о чем-то тихо переговорили и пошли к выходу. Удостоверения оказались у всех пассажиров. Военные вежливо попрощались и вышли. Автобус тронулся. И хотя лейтенант ничего особенного Рихарду не сказал, но было понятно, что он знал, кто он такой. Явно в последние двадцать четыре часа внимание к его персоне просто зашкаливало. Рихарду это не нравилось. Он понимал, что лейтенант был одним из сопровождающих, обеспечивал безопасность, правда, скорее не его, а информации, которую он переносил в роли своего рода живой э-карте, но предпочитал, чтобы такие сопровождающие вели его тихо, не показываясь на глаза и не доставая излишним вниманием. Так и было раньше, но почему со вчерашнего дня все неожиданно пошло как-то по-идиотски? Поднимаясь на третий этаж, Рихард проверил почтовый ящик. И даже не удивился конверту приятного кремового цвета: у полиции имелось своеобразное чувство юмора. Он не сомневался, что его быстро вычислят, но невольно восхитился скоростью и четкостью работы соответственных органов. В конверте лежала отпечатанная на официальном бланке «повістка», где пана Рихарда …, «запрошували як свідка внести чіткість у питання у справі № ... щодо подвійного замордування, вчиненого за нез’ясованих остаточно обставин». Следователь, который приглашал Рихарда «у середу ... листопада 2010 року о 18 годині відвідати окружний відділ Національної поліції за адресою ...», «старший дізнавач», имел странную фамилию Филин. Почему-то вспомнилось, что «филин» по-украински означает «пугач», «птах, що веде нічний спосіб життя і полює на точунів, зокрема на зайців і кролів». Рихард усмехнулся и, аккуратно сложив повестку, спрятал ее в карман плаща. Дома первым делом он включил фернзи и компьютер. Неожиданно повезло: как раз начинался очередной выпуск новостей, обновлявшийся каждый час. Сначала ничего интересного в нем не было: продолжается вывод частей Фридекорпса из восточных округов, легализована очередная политическая партия, какие-то социалисты-интернационалисты, полным ходом идет подготовка к Общенациональному конгрессу, на Восточном фронте доблестная армия Русланда отразила очередную провокацию кровожадных большевиков, гетман посетил столицу Транснистрии Одессу, где обговорил с президентом Великой Румынии сроки референдума о будущем области… Однако ближе к концу выпуска заговорили о вчерашнем происшествии, хотя, как правило, сюжеты подобного рода попадали в криминальную хронику, выходящую в более позднее время. Оказалось застрелил двух простых «українських хлопців» Вилли …, приехавший несколько недель назад из командировки в Поволжье, в район многочисленных немецких сельских колоний недалеко от границы с СССР. Фрау, которая, «своєю зверхньою поведінкою стосовно корінних мешканців краю провокувала їх на відповідну поведінку», оказалась украинкой, но попавшей еще в детстве в Рейх во время войны, а потом вернувшейся оттуда в начале 50-х, когда началась кампания по возвращению всех насильно вывезенных на родину. И вернувшейся не одной, а вместе с мужем, германским инженером гораздо старше ее («Шукала собі легкого життя з чужоземцем, жила за рахунок гіркого поту своїх братів по крові, набралася зверхності щодо рідного народу».) Комментарий удивил Рихарда: столько в нем было скрытой враждебности по отношению и к Вилли, и к «предательнице». Он выключил телевизор. На всякий случай переписав информацию с э-карте на собственную «флэшку», Рихард уже собирался было перезвонить, чтобы отчитаться о поездке, когда раздалась трель радиотелефона. В ответ на обычное «Халло» он услышал знакомый со вчерашнего вечера бесцветный голос: – Добрый вечер, это Олег. Как съездили? Рихард едва сдержался, чтобы не послать его в газовую камеру, но все-таки вежливо ответил: – Как обычно. А Вам не все равно? – Мне, лично, все равно. Не все равно тем, кого я представляю. Услышали, Вы проезжали мимо той аварии на трассе, когда расстреляли «вояків», попросили проверить, все ли с Вами в порядке. – Мой автобус был там через полчаса, патруль проверил документы и мы поехали дальше. – Замечательно. – Рихарду показалось, что в голосе «Олега», в котором не выражались никакие эмоции, промелькнули нотки иронии. – А то кое-кто переживает, что Родина лишится такой важной персоны, как Вы. Кстати, слышал, Вас завтра вызывают в полицию? – Ну, это касается только меня. Это по частному делу, криминал. – Вы и криминал? – «Олег» снова определенно усмехнулся. – Я свидетель непредумышленного убийства. – Все убийства предумышленны, только не всегда понятно, кто их замышляет – преступник или жертва. – Да Вы философ. Короче, что Вам от меня надо? – Рихард раздражался все больше этим бессмысленным разговором. – Мне – ничего. Просто проверил, все ли у Вас в порядке. Буду, знаете ли, иногда позванивать, так, чтобы быть спокойным. Ну, спокойной ночи. Рихард чертыхнулся, но трубку уже повесили. Передумав куда-либо звонить, он достал фотоаппарат и механически начал подбирать иллюстрации к будущей статье.
ВЛАДИМИР-III: Интересно.
lalapta: В общем-то интересно. Только верховенство белоэмиграции в Западной России как-то глаз режет. В течение войны белоэмигранты в основной своей массе воевали в сопротивлении (про казаков сейчас не говорю) так как русская белоэмиграция заведомо германофобская сила - ветераны ПМВ, а кое-где белоэмигрантство воевало с немцами и после войны (например, в 1932-35 на Гран-Чако). Да и нацисты во многом отвечали им "взаимностью" -Германское отделение РОВС было распущено в 1933, равно как и отделения НТС в Берлине, Мюнхене и др. крупных городах Германии. Основная часть русских коллаборационистов это как раз "перекрасившиеся" большевики Меньшагин, Шавякин, Богатырчук и др. тому пример. Про вывод вермахта и "фридекорпса" (кстати, а почему не "Фрайкор"?) из западной России тоже не особо верится. Здесь вспоминается ФРГ, где основа обороноспособности страны это контингент американских военных баз. Применительно к данному варианту можно брать за базис организации ВС Руссланда ФРГшный Бундесвер. Поскольку это наилучший пример организации войск "страны пораженного противника". Особенно в условиях разделения государства...
ВЛАДИМИР-III: Нечто вроде того я хотел описать в рамках альтернативы Германия, победившая в первой мировой. Рубежи, достигнутые германской армией весной 1918 становятся западными границами Советской России - со всеми последствиями.
Марчиевич: Все-таки буду вынужден белогвардейцев убрать: шансов у них таки было маловато, да и вождей харизматических было немного (точнее вовсе не было). Относительно армии, то все-таки исхожу из того, что немцы предпочитают воевать (а точнее сдерживать противника, война как таковая закончилась больше 60 лет назад) чужими руками. Кстати, Русланд и Белорусланд обиходные названия в разговорной речи, официально Русланд называется Великое Государство Российское.
Марчиевич: 5. Редакция «Обозревателя» находилась недалеко от бережно закрытых пластиком и пуленепробиваемым стеклом руин Золотых ворот, в одной из боковых улочек, отходящих от Ярославова вала. Она занимала два этажа довоенного дома и была знаменита среди журналистов Киева просторными кабинетами и возможностью курить на рабочих местах, несмотря на все кампании по борьбе за здоровый способ жизни. Правда, сегодня была среда, журнал выходил в четверг, поэтому первое преимущество отпало само собой – практически все штатные сотрудники были в сборе, а второе превратилось в недостаток – на всех двух этажах облака дыма не давали рассмотреть собеседника. Рихард приехал в редакцию только потому, что герр Михаэль требовал в среду обязательного присутствия вне зависимости от того, есть ли у журналиста материал в номере. Делать ему было абсолютно нечего, поэтому, развалившись в кресле, он или доставал коллег не очень остроумными шутками, или шутил над практиканткой Магдой, ангелоподобным созданием с белокурыми локонами, не очень хорошо понимавшей нелитературный русский язык. Настроение у него не улучшилось, он помнил и о визите к Филину, и о «флэшке», и о загадочном «Олеге», но привычная деловито-бестолковая атмосфера в редакции в день сдачи номера несколько успокаивала, создавала иллюзию, что все как обычно. Как в комнате появился герр Михаэль, Рихард не заметил. Он только услышал привычное, почти неразборчивое «Гутен таг», и сразу же увидел пред собой живот редактора. Несмотря на свои немалые размеры, он двигался с каким-то кошачьим проворством и сверхзвуковой скоростью. − Здравствуйте, господин Рихард. Рихард едва не вскочил, как школяр, но, слава Богу, не сделал этого и с чувством собственного достоинства немного приподнялся и пожал протянутую пухлую руку. От силы рукопожатия он чуть не поморщился: и откуда в этом толстяке столько физической силы? − Добрый день, господин редактор. − Пройдемте ко мне в кабинет, хочу обсудить Вашу статью в следующем номере. Все равно ведь делать ничего не хотите, сидите и мешаете коллегам. Рихард неохотно встал и последовал за Михаэлем. Со стороны они, наверное, смотрелись очень забавно: маленький круглый редактор и высокий, даже долговязый, журналист. Кабинет герра Михаэль находился недалеко от экономического отдела. Он был не очень просторный, скорее по размерам соответствовал стандартной комнате в панельных многоэтажках, но светлый, с огромным окном и минимумом мебели, что визуально увеличивало его. Стол герра Михаэля служил образцом немецкой педантичности и порядка: несколько аккуратно сложенных папок, огромный жидкокристаллический монитор (в Рейхе они были еще в новинку), на самом видном месте обязательная семейная фотография симпатичной полной блондинкой и двумя очаровательными мэдхен. Перед столом стояло несколько стульев, отнюдь не таких удобных, как кожаное кресло редактора: герр Михаэль по старинке считал, что подчиненный не должен чувствовать себя очень комфортно в присутствии начальника, дабы не расслаблялся. Рихард постарался сесть так, чтобы неудобства были минимальными: что-то ему подсказывало, что босс вызвал его не просто так, обычно он редко вмешивался в творчество до верстки номера. − Слышал, Вы опоздали на встречу с офицерами. Такова была манера редактора: без вступления, резко перейти к разговору, но начать с выяснения незначительных моментов, часто неприятных для собеседника. − Объективные обстоятельства: изменилось расписание. − Отвечать надо было четко, не вдаваясь в подробности, а главное ни в коем случае не оправдываться: оправдания герр Михаэль просто ненавидел. − Это сути дела не меняет. Вы должны были приехать в определенное время, но приехали позже. Это дурная славянская безалаберность, и, как видно, она свойственна даже таким ответственным людям, как Вы (Рихард удивился – никогда раньше редактор не называл его ответственным). Думаю, мне придется вычесть из Вашего гонорара десять процентов и отправить их на воспитание молодых украинских офицеров (в отличие от первой, вторая часть фразы явно была шуткой). Однако именно сейчас меня не интересует Ваша поездка и даже Ваша статья. Мне хочется поговорить о другом. Рихард сделал вид, что внимательно слушает, одновременно пытаясь найти максимально комфортную позу, он ерзал на стуле. Герр Михаэль как-то странно посмотрел на него и совершенно неожиданно спросил: − Вы какой факультет заканчивали? − Экономический, Киевского университета. − А который год Вы у нас работаете? − Восьмой. − А перед этим где работали? − В «Українській хроніці», сразу после получения диплома три года там в экономическом отделе. − А… понятно… − герр Михаэль отвалился к спинке стула и задумчиво посмотрел на Рихарда. Обманчивым полусонным взглядом, с прикрытыми веками, он казалось, смотрел не на него, а на его модно вытертые джинсы. Потом неожиданно будто встряхнулся и начал говорить совершенно на другую тему. − Вы очень ответственный гражданин, господин Рихард, не замечены в порочащих связях, с шуцманами последний раз общались в блаженные студенческие годы, лишнее что-то выпили, пишите хорошо, правда, иногда в срок не сдаете, но с кем не бывает… Вы положительны, любите высокую эвропейскую культуру (он так и сказал, как будто пародируя «домінуючу націю») и все ваши недостатки ограничиваются курением и выпивкой в вохен-енде… Редактор снова замолчал и опять сменил интонацию, заговорив почти официальным тоном: − Вы на самом деле хотите каких-то перемен или, как и всю Вашу жизнь, плывете по течению, не хотите принимать ответственных решений и думаете в очередной раз избежать выбора? Рихард ничего не понимал. Он был ошеломлен– герр Михаэль никогда не касался каких-то приватных моментов в жизни сотрудников. Вопрос был вроде риторический, но глаза редактора уже не были прикрыты, а буравили собеседника: герр Михаэль как будто ждал ответа. − Ладно, успокойтесь, ответить на мой вопрос Вы все равно не сможете или не захотите: вся Ваша жизнь – это сплошной уход от сложных вопросов и нежелание отвечать на них. − герр Михаэль убрал взгляд. − Такие, как Вы, привыкли избегать любого выбора, любых сложностей, любой альтернативы. Великий Рейх предоставил Вам все блага цивилизации, научил мыться каждый день и напиваться без желания набить морду лучшему другу. Вы думаете, что так будет всегда: транспорт по расписанию, доброжелательные соседи на лестничной клетке, хорошее пиво и возможность шароебиться (слово далось герру Михаэлю с трудом), не опасаясь что Вас ударят чем-то тяжелым по голове, в дешевых кабаках на пролетарских окраинах после полуночи. Или Вы думаете иначе? Рихарду не нравилось все то, что говорил главный редактор, в первую очередь из-за того, что говорил он, вероятно, правду. А герр Михаэль не унимался. − Не знаю, поняли Вы или нет, но вся Ваша жизнь отнюдь не является тайной для кое-кого, так же, как и все остальное, что Вас касается. Однако начиная с этого понедельника Вы получили возможность доказать, что можете на что-то повлиять и подтвердить Ваше право на такую жизнь. Вы хотите узнать как это сделать? Рихард не хотел. Он понимал, что начиная с вечера понедельника оказался в какой-то не очень хорошей ситуации, но одновременно старался внушить себе, что все в порядке. Редактор сегодня был не просто редактором: он был кем-то, кто не дает ему возможности жить, как он жил раньше. И это был не герр Михаэль, это был совсем другой человек, который желал получить от Рихарда отнюдь не регулярный экономический обзор. И Рихард ответил честно: − Нет, не хочу. Казалось, на толстой физиономии редактора промелькнула улыбка: − Я от Вас другого ответа и не ожидал, особенно после всего мной сказанного. Но дела это не меняет: так как раньше уже не будет. И говорю я Вам это не просто так, не для красного словца (герр Михаэль любил псевдонародные выражения), у меня слишком много других дел. И это не душеспасительная беседа: я не пастор. Я хочу от Вас конкретики: предпринять определенные действия, благодаря которым Вы сможете обеспечить некое спокойствие, и не только для себя, но и другим людям. Многим людям… Рихард с ужасом чувствовал, что мир уходит из-под ног: он в ловушке и вся его предыдущая жизнь осталась в прошлом. Он уже не хозяин своих поступков (а владел ли он ими когда-то?). Герр Михаэль неожиданно выскочил из кресла и приблизился к нему, пахнув хорошим французским парфюмом: − Многие думают, что Рейх плюнул на дружественные государства и нам до вас нет никакого дела. Это неправда. Рейх уйдет, он дает вам полную свободу и позволяет выбрать. Но дело к вам у него в любом случае остается: или Рейх бросит сотни тысяч немцев и позволит поступать с ними так, как вам захочется? Рихард почему-то ответил, деревянным голосом: − Нет, не бросит. Тогда герр Михаэль вернулся в свое роскошное кресло и спокойно сказал: − Господин Рихард, раз Вы так думаете, значит не все потеряно (и криво усмехнулся). Кое-кто знает, что Вы делали на базе, кроме задания, которое Вам дали, и что будет в следующую суботу. И кое-кто ждет, что найдется нормальный человек, который поможет Батьківщині (странно: говоря по-русски как коренной житель Русланда, герр Михаэль произносил украинские слова с ужасным акцентом) остаться с цивилизованным миром. Поэтому скажу просто: у Вас есть две недели, чтобы помочь Рейху спасти миллионы украинцев от возвращения в забытое прошлое. Всего две недели. Рихарду последние слова показались чересчур пафосными. Но он понимал, что именно сейчас ему скажут, что от него хотят. − Все просто. То, что Вам дали под Черниговом, не имеет никакого значения, передайте эту мелочь по назначению… Вас просто просят время от времени информировать кое-кого о планах ваших соратников, дабы мы могли уберечь их от некоторых поступков. И в следующую субботу Вы всего лишь должны остаться нейтральным, никто не заставляет лезть на рожон и противоречить вождям (и это тоже было сказано с нескрываемой иронией). Просто воздержитесь и помните, как дорог Вам комфорт ди Украине…И Ваша жена… − Я никогда не был женат, − хотя Рихард уже понял, что герр Михаэль имеет в виду. − Филляйхт… Однако она приехала в отпуск, вчера, если не ошибаюсь. Не звонила еще? − Я не был женат. − Значит, позвонит, куда денется? Впрочем, это уже Ваша частная жизнь, она никого кроме Вас не касается. Ну, ладно, не буду Вас, задерживать, Вам еще статью в следующий номер готовить… Герр Михаэль церемонно кивнул, показывая, что разговор окончен. Рихард встал, протянул руку, они обменялись рукопожатиями, и он вышел из кабинета. Не хотелось о чем-либо думать, но он понимал, что почему-то оказался внутри странного клубка заинтересованности русских и немцев. Они хотели его использовать, но, вероятно, еще сами окончательно не знали, как. И упоминание «жены» тоже было неслучайно, возможно, она на самом деле приехала. А значит, у него, кроме всего прочего, появилась еще одна проблема, и непонятно, что проще: разобраться с тем, что от него хотят спецслужбы (а это были именно они, для того, чтобы это понять, не надо быть семи пядей во лбу) или с собственной жизнью. Рихард тихо закрыл за собой входную дверь и отправился в ближайшее кафе, здесь недалеко был неплохой погребок.
lalapta: Полностью согласен. В эмигрантской среде были харизматичные казачьи лидеры Краснов и Шкуро. Но вот в русском белоэмигрантстве таких лидеров не было. Был бы хорош Деникин, но он еще в 1940-м отказался под каким бы то ни было предлогом сотрудничать с немцами. Так что идеальные "фюреры" России это Воскобойник и Каминский...
Марчиевич: Всех поздравляю с Новым годом! Чтобы он был лучше, чем предыдущий и принес Вам только счастье! Ставлю следующую главу.
полная версия страницы