Форум » Альтернативная история » "Клочья" - этюды из мира АНС » Ответить
"Клочья" - этюды из мира АНС
lalapta: …Мина шлепнулась совсем рядом. На добрую минуту уши заложило. Она сделала все как надо: рот широко открыт, чтобы скулы сводило, уши пальцами плотно заткнуты. И все равно закладывает. Это наши бьют. Минометный расчет как раз аккурат за третьей траншеей. В третьей солдатики наши сидят, вторую только сдали, но фашиста там нет. Значит надо посмотреть, может раненые остались, может, жив еще кто. Еще одна мина. Свистит перед взрывом. Уши надо заткнуть, да рот пошире. Чтобы скулы сводило. Шлепнулась, рванула. Еще ближе рванула, сука. Хорошо хоть в траншею упасть успела, убило бы к чертям. А там живого никого. Солдатик лежит ничком. Лицо прямо в лужу. И в пояснице дырка, кулак просунуть можно. Еще мина шлепнулась. Подальше на этот раз. Шумит что-то над головой. Не свистит как мина, а скорее жужжит. Поднялась она на коленках в луже. Солнышко из-за тучи выглянуло, ветерок подул теплый, июльский. Шлепнулся прямо в лужу грязную, прямо перед ней листок. Она руку протянула. Краска типографская кляксами на листке расплывается. Она глаза напрягла, в слова вчиталась: «Русский солдат... сложи свое оружие!.. Сегодня, 20 июля 1943… подписали соглашение о перемирии... Война кончилась! Немецкие войска покидают твою землю!..» Рука разжалась будто чужая, будто деревянная. Листок снова в лужу шлепнулся. И минометчики, кажется, бомбить перестали… …Поутру мы схрон брали. Катух простой. Думали, там все чисто, нет никого. Василюк полез сдуру, так его порешили зраз. Так тот, гнида белопольская, бойницу себе под крышей вышиб. С пулемета садит почем зря. Троих наших положило: Чебаненко, старшего сержанта Скрипку, товарища старшего лейтенанта государственной безопасности Московцева, Михайла Яковича, тоже положил, гад. И Васю Василюка к тому. Долго садил. Пока весь магазин не расстрелял. Ну, тогда мы его и подмели. Я потом в сене порылся – ящики. В ящиках автоматы лежат, немецкие. И патронов к ним. И пулемет немецкий. И радиостанция немецкая. И два аккумулятора к ней. На полном содержании у фашиста, гнида белопольская. Оказалось, не один он там сидел. Там же, в сене порылись – девчушка сидит, в веснушках вся, кареглазенькая. Мы и ее повязали. Белополяку-то, походя, крышку сорвало. Сидит в одну точку смотрит, только губы шевелятся. Думали, молитву читает, гад. Так я ему прикладом по хребтине съездил. Слышу, тянет: «Розшумьялы ши вежбы плажаче…» Я его на колени сшиб и из пистолета в затылок. И девчушку кареглазенькую тоже в затылок. Чтоб наверняка уж… - А я что думаю. – Александр Пахомыч затянулся папиросой, держа руку ковшиком, будто от ветра огонек защищая. – Я бы никакую компенсацию брать бы не стал. «Фонд Геринга», ха! А я вот назло этой морде фашистской брать не буду. Подавится пускай. - Так он же, по-моему, помер уже. Года два назад, если не ошибаюсь… - А все равно брать не буду. Я вообще не принципиальный, но брать бы не стал. – Александр Пахомыч затянулся своей папиросой в последний раз и отправил ее щелчком за забор. На участок к Полтаве. Конечно, несмотря на фамилию, ни с какой он не с Полтавы. Из-под Львова, что ли? Забужняка, в общем. У Александра Пахомыча с ним неприязнь взаимная - ругаются постоянно. Особо как подопьют. Этот его пьяницей назовет. А тот его полицаем. У Александра Пахомыча вообще самые страшные ругательства это - «фашист» и «полицай»… - Да откуда он денег в этот фонд свой взял? От нас с тобой взял. Я сам как в плен попал, на него полтора года вкалывал. В Рурском бассейне уголек для него добывал. - Так это ж компенсация. Вы на него полтора года запросто так уголек вкалывали, а тут он вам за это как бы деньги платит с отсрочкой. - А я все равно не буду брать. Из принципа брать не буду. Подавится пускай. В разговор наконец-то вмешалась Валя. Спрыгнула с грядки, разогнулась, держась за поясницу, поправила косынку грязными пальцами. - Александр Пахомыч, ну какой же вы смешной. Вот ляпнули как-то по радио про компенсации и после этого люди ходят и шепчутся: компенсации! компенсации! А никто не слышал, что именно ляпнули по радио. - И что же ляпнули? - Не будет никаких компенсаций. Так и сказали по радио, что Молотов за весь советский народ отказался от компенсаций… - Дурак… – Сказал Александр Пахомыч. - Дурак. – Подтвердила Валя. - У нас на потоке парень учился. С Китая вернулся контуженный-переконтуженный. Глаза дикие и головой чуть-чуть потрухивает. Я его когда в коридоре или на лестнице встречал, всегда по стеночке обходил. Не было такой недели, чтобы он не подрался где-то. – Кирилл подкреплял свою речь богатой жестикуляцией. - Приходит порой, а у него под обоими глазами два бланша стоят. Ну, как-то на 31 января – это у них вроде дня ветеранов – собрались все на комнате у Толика Сухоцкого. Ну, поддали, естественно, все. А он в один прекрасный момент встает, достает гранату из кармана, выдергивает чеку… - А граната оказалась учебная… - Даша ухмыльнулась. - Куда там, боевая! - Ну, и что они там с ней сделали? - Этого на пол повалили, гранату отобрали и чеку обратно вставили. Протрезвели, естественно, в мгновение ока. – Кирилл щелкнул пальцами. - А разве так можно? - А что ее в форточку выкидывать? - И как такого только в институте держали? - Фыркнула Даша. - Его и выгоняли сколько раз и с милицией. А вот нет – раз от раза возвращался, восстанавливался как-то. А что с него взять, он же «китаец». К ним у нас отношение особое…
Ответов - 2
ВЛАДИМИР-III: А продолжение?
lalapta: ВЛАДИМИР-III пишет: А продолжение? Уже на подходе. Вот еще один: …Мы лежали на поросшем осокой косогоре. За четыре часа до рассвета на твердые и острые по краям листья выпала роса. Буквально десяток минут и вот маскировочные комбинезоны уже мокрые насквозь. Когда в таком положении они провели час, прилипшее к телу белье нагрелось от тел, и холод ушел. Это вам не Сибирь, где скорее околеешь, чем прогреешь намокшую одежду своим теплом. Привыкшие к полумраку глаза уловили движение сбоку. Аккуратно, почти не издавая шума, подполз старшина Родимчик. - Засек? - За косогором в распадке. Девять. Двое поднялось на корточки и короткими перебежками от дерева к дереву пробрались через гриву и устроились под кустами. Фигура, лежавшая там, было ощетинилась автоматом, стандартным армейским Дягтеревым – 800 выстрелов в минуту, прицельная дальность 60 метров, зато легкий, не весит практически ничего, но признав своих, солдат даже подвинулся, уступая место. Передал бинокль, американский восьмидесятикратник. Каждый «интернационалист» на войне обзаводится вражьим оружием из партизанских схронов. Оно и удобнее и надежнее. В распадке костерок. На земле десяток фигур. Дети еще совсем. Худенькие, щупленькие, косоглазые пацаны. Вот только вооружены они были отнюдь не по-детски, чертовски много было на них навьючено - и довольно новых стволов, и амуниции, имелся даже пулемет, а о гранатах и ножах и говорить нечего, увешаны до ушей... Хотя вон там, сбоку… Точно, вон та - девчонка. Такая же щупленькая, почти безгрудая, столь же тяжело нагруженная. Сопляки - но не зеленые, по ухваткам видно, наверняка заляпанные по уши чужой кровью, пролитой, разумеется, во имя неких высших идеалов. Легче всего загнать в лес таких вот детишек - смерти они по малолетству не умеют бояться, чужую жизнь не ценят нисколечко, а чтобы задурить им мозги, достаточно минимума агитации... Он вспомнил Индокитай. Хотя его и не полагалось помнить вообще. Хотя, что тут поделаешь?.. Опаснее всего там были именно такие. Щуплые, рахитичные дети, на вид - плевком перешибешь, но попробуй, рискни здоровьем... Ни родителей, ни детства – вообще никакой другой жизни они не знали. Автомат в руках, на поясе - отточенный до бритвенной остроты тесак, а в солдатском ранце за плечами – гранаты и патроны. Вместо неприкосновенного запаса – слипшийся комок недоваренного риса и кусок сушеной человечины, в голове – столь же скупой набор из пары изречений вождей и нечеловеческой ненависти ко всему, не принадлежащему их миру. Если ему когда-то и было по-настоящему страшно, так это там. Родимчик взял бинокль, еще раз посмотрел – не для какой-то надобности, а так, для проформы. Встал на четвереньки и отдал отрывистый приказ: - Руби дрова…
полная версия страницы