Форум » История » Моя новая книга - ДЕСЯТИЛЕТИЕ (1691-1700) » Ответить

Моя новая книга - ДЕСЯТИЛЕТИЕ (1691-1700)

ВЛАДИМИР-III: Наконец-то приступил к этой книге, написать которую замышлял еще в начале нулевых годов, а два года назад стал собирать материалы. Объема пока не знаю, но буду стремиться к краткости. Главный вопрос: что было в головах тех европейцев, которые смотрели на проезжающее Великое посольство Петра Первого?

Ответов - 84, стр: 1 2 3 4 5 All

ВЛАДИМИР-III: Вот примерно так будет выглядеть обложка: или Мне больше нравится второй вариант.

ВЛАДИМИР-III: Небольшое лирическое отступление. Одна из композиций КОРОЛЯ И ШУТА - "КУЗНЕЦ" - достаточно умело выдержана в стиле барокко (более того, в стиле украинского барокко конца XVII века, с его большей простотой сравнительно с бапрокко европейским): По селу промчался слух, Будто деду-кузнецу Ночью выпустили дух, Дав кувалдой по лицу. Трудно узнать было его. От головы не осталось ничего! Разбирая свою печь, Кузнец за нею увидал Панцирь, латы, шлем и меч, Драгоценным был металл. Он о таком не думал - не гадал, А его ученик рядышком стоял. Припев: Знать о находке моей Не должен никто из людей... Чтобы людям ничего Ученик не рассказал, Задушил кузнец его И в доспехи заковал. Туркам кузнец рыцаря продал, Был очень рад, денежки считал. (Припев) Но очнулся ученик У султана во дворце. Вспомнил парень в тот же миг, О мерзавце кузнеце. Латы прочные не снять, Чувство мести сердце жгло. Из дворца ему бежать, Только чудо помогло. Вряд ли бы кто мог Представить хоть чуть-чуть, Как был непрост Его обратный путь. (Припев) По селу промчался слух, Будто деду-кузнецу Ночью выпустили дух, Дав кувалдой по лицу. Вряд ли бы кто мог Представить хоть чуть-чуть, Как был непрост Его обратный путь. https://zvooq.pro/tracks/%D0%BA%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%BB%D1%8C-%D0%B8-%D1%88%D1%83%D1%82-%D0%BA%D1%83%D0%B7%D0%BD%D0%B5%D1%86 Действие происходит, скорее всего, где-нибудь в районе Львова.

ВЛАДИМИР-III: Дополнение к деизму: ________________________________________ * Шефтсбери принадлежал к крупному явлению в английской философии XVII века – т.н. кембриджским неоплатоникам, которые взялись возродить платонизм и боролись против пуританского фанатизма, кальвинистского предопределения, сенсуализма и механицизма. Сильное влияние на них оказали итальянские неоплатоники XV века (в частности Марсилио Фичино). Кембриджские неоплатоники считали разум справедливым и надежным судьей в религиозном споре и высказывались в пользу врожденных идей. Естественная религия понимается деистами как нечто сугубо разумное и историческое – именно такие верования они приписывали первобытному человеку, но затем она искажена жрецами, которые руководствовались корыстными интересами, и появились различные современные религии – иудаизм, христианство, ислам и другие (в подобном ходе рассуждений сказывается проблема протестантской апологетики, для которой необходимо обосновать, почему в течении тысячи лет в Западной Европе господствовала лжерелигия папизма, и какое отношение протестантизм имеет к первохристианству).


ВЛАДИМИР-III: Далее после сказок Ш.Перро: Сборник имел оглушительный успех и породил среди французской аристократии моду на сказки, в первую очередь за авторством писательниц: мадам Мари-Катрин д’Онуа, вернувшаяся из английской эмиграции в Париж и основавшая литературный салон, куда захаживали агенты французских властей, подозревавших здесь шпионаж, выпустила четыре тома «Волшебных сказок», продолженных сборником «Новые сказки или модные Феи» (1697 и 1698). Научные открытия также давали пищу фантазии. Развитие астрономии (как и всякий раз, когда религиозное сознание сталкивается с научными данными) стимулировало появление самых экстравагантных сюжетов, которые соперничают с фэнтези наших дней. Например, согласно одной из космологий конца XVII века, Земля некогда была солнцем, т.е. звездой в сфере неподвижных звезд. Управлявший ею ангел оказался Люцифером, совершил с некоторыми меньшими ангелами, подчиненными ему, грех, и как следствие на Земле-звезде появились пятна, она стала «блуждающей звездой», или планетой – т.е. спутником другой звезды – нашего современного Солнца; это и было «падение Люцифера». Конец света будет означать превращение Земли-планеты в комету, чей пожар ассоциируется («за счет гармонического параллелизма царств природы и благодати») с апокалипсическим огнем, и, в конце концов, земной шар вновь станет звездой, а осужденные люди будут причислены к добрым ангелам (эту космогонию Лейбниц пересказал в своей «Теодицее»). Лейбниц также пришел к заключению, что, поскольку окружающий космос огромен, ничто не мешает существованию за пределами сферы неподвижных звезд иных миров, определенно населенных разумными существами (тем самым Лейбниц обосновывал свою оптимистическую концепцию превалирования добра над злом в мире, ведь иные миры должны быть получше земного), и вообще Эмпирей скрадывает грань между миром материальным и духовным. Подобные рассуждения неизбежны в устах и представлениях любого верующего – в какие бы дали метафизики он не забирался, воображение материалистично и предлагает ему лишь знакомые образы: для первобытного охотника «тот свет» – это поля большой и успешной охоты (если бы первобытный охотник «там» занимался программированием, можно было бы поверить идеалистам), а для профессора теологии он смахивает на университетские аудитории.

ВЛАДИМИР-III: Хотя XVII век знаменит прорывным развитием естественных наук, прежде всего физики, химии и математики, исторические науки также видоизменялись, как под влиянием естественных наук, так и в соответствии с закономерностями собственного внутреннего развития. Хотя официальные религиозные организации, контролирующие образование, продолжали придерживаться библейских хронологий, сама разноречивость этих хронологий (известно более 200 христианских эр «от сотворения мира») давала скептикам основания думать о куда большей древности Земли и Вселенной в целом. В начале XVII века астроном Иоганн Кеплер вычислил дату сотворения мира – 4977 год до н.э., а в 1650 году англиканский архиепископ, ирландец по происхождению, Иаков Ашшер пришел к выводу, что сотворение мира началось вечером, предшествовавшим 23 октября, в год до рождества Христова 4004 – эта точность служила впоследствии неисчерпаемым поводом для иронии критиков, однако, именно 4004 год принят за точку отсчета в англиканстве и многих англоязычных протестантских церквях, английская Библия долгое время издавалась с примечаниями, основанными на датировках Ашшера. Переход от официального летоисчисления «от сотворения мира» к летоисчислению «от рождества Христова» в России с подачи Петра Первого был не только желанием говорить с европейцами на одном языке, но и попыткой отказаться от византийского наследия. Автор «Скифской истории» (1692) Андрей Лызлов еще пользуется византийским летоисчислением, но уже после так и неопубликованной, хотя созданной по указанию Петра I в начале XVIII века т.н. «Юрьевской степенной книги» («Известия о житии и действах державствующих великих князей российских» Ивана Юрьева) это летоисчисление исчезает, и Татищев в своей «Истории Российской с самых древнейших времен» (которая по масштабу проблематики и характеру исследования не только превосходит все, написанное по исторической части в России в XVIII – первой половине XIX века, но и соперничает с трудами С.М.Соловьева и его современников) пользуется византийской эрой лишь в рамках академического интереса к Несторовой летописи.

ВЛАДИМИР-III: Национальные мифы еще не овладели европейскими массами (для этого понадобилась не только всеобщая грамотность, но и система образования, хотя бы начального, расширенное избирательное право, предполагающее возрождение парламентаризма, и потребность в дешевых новобранцах, воюющих не за деньги, как в Галантном веке, а за национальную идею). Но в ретортах эрудитов уже возникают порой причудливые схемы – прежде всего дает о себе знать проблема сложности этногенеза европейских народов (как и в других частях света), а также претензии на великое прошлое, что заставляет искать родовитых и славных предков. Испанский аристократический миф базировался на готском происхождении знати и вообще потомков завоевателей, хотя уже в Золотом веке испанской литературы редкий автор не иронизировал над готским мифом: Дон Кихот у Сервантеса – тоже готского происхождения. Во Франции усилиями многих историков и антикваров боролись несколько мифов: бретонский монах-бенедиктинец испанского происхождения Пезарон около 1700 года стремился «указать Франции ее колыбель» в кельтском прошлом, для любителей классической античности Европа в целом была Римом (не стоит забывать, что варварские королевства V-VIII веков были латиноязычными по языку, позднеримскими в экономическом отношении и в политическом отношении ориентировались на Новый Рим – т.е. на Византий, столицу Ромейской империи, вплоть до титулования: Одоакр получил титул патриция, Теодорих и Хлодвиг – консула, и подобная практика прекратилась только после 800 года), но в эпоху Людовика XIV расцветает франкский миф: с тех пор дворянство хвалилось своим германским происхождением, а на третье сословие смотрело как на побежденных галлов, хотя Боссюэ еще артикулирует библейские генеалогии: «Иафет, населивший величайшую часть Запада, является его почетным жителем» (в XVII веке библеисты объясняют разделение мира между тремя сыновьями Ноя тем, что ковчег какое-то время плавал по Средиземному морю и причаливал то к Европе, то к Азии, то к Африке). Английские национальные мифы, под влиянием библейского буквализма времен Английской революции, были склонны считать жителей Британских островов потомками не Иафета, а Сима – в пользу этого высказывается даже такой рационалист и деист, как Джон Толанд, но после Славной революции 1688 года вновь актуализируется англо-саксонское (германское) происхождение англичан – конституционный режим стали выводить из традиционных готских свобод. Итальянские эрудиты соглашались минимум на происхождение от самого Ноя, который в христианскую эпоху стал ассоциироваться с Энеем. Германский национальный миф претендовал на преемство в отношении франков (Карл Великий считался отнюдь не французом, а немцем), но политическая раздробленность вносила свои коррективы – на первый план стала выдвигаться не государственная общность, а этно-языковая: Лейбниц, оспаривая теорию о первичности древнееврейского языка, отдавал предпочтение немецкому, который считал древнее иврита. Его фантастическая история зороастризма выделяла два враждующих царства Ормузда и Аримана, из которых последнее было царством древних германцев и располагалось вплоть до Дона, откуда Ариман (Ирмин-Герман) пошел войной на Гормизда, правившего Средним Востоком. Польская аристократия гордилась сарматским происхождением, для шведской – настоящим гимном была «Гетика» Иордана, в корой Скандинавия именуется «кузницей народов». В 1698 году вышел третий том сочинения ректора Уппсальского университета Улофа Рудбека «Атлантика», в котором древнее готско-шведское государство отождествляется с платоновской Атлантидой с идеальным общественным устройством. Развивая эту идею, Рудбек, естественно, пришел к выводу о том, что Швеция – колыбель человечества. Проблема иного рода возникает в России. Нестор-летописец очень не любил греков, и эта его фобия (как и несколько иных фобий) невооруженным глазом заметна в его летописи. Чтобы уменьшить ментальную зависимость расцветающей славянско-православной цивилизации от слабеющей Византии (летопись Нестора создана в Киеве в 1110-х годах, когда киевский Великий князь Владимир Мономах фактически находился в состоянии войны с Византией), не смотря на то, что первыми источниками Нестора стали византийские же Хроника Георгия Амартола, Летопись патриарха Вриения – обе IX века и Хронография Иоанна Малалы VI века, Нестор создает антивизантийские сказания о Кие и Рюрике (первый из них так и не был востребован, второй породил нудную и бессмысленную с научной т.з. полемику норманистов и антинорманистов). Но из песни слова не выкинешь, и все последующие русские летописцы и историки соглашались с призванием варягов, а Иван Грозный даже находил в этой легенде повод для личного возвеличения и претензии на родство с Августом-кесарем. Хотя Романовы не имели никакого родства с Рюриковичами (их первый исторически достоверный предок – Андрей Кобыла – лишь в Бархатной книге (1687) получил «прусское» (а вовсе не немецкое) происхождение: в XVII-XVIII веках русскому аристократу было престижно иметь европейское происхождение), они благосклонно смотрели на норманическую «теорию», роднившую их, хотя бы по наследственному трону, с первым императором Рима. Аналогичная версия встречается в труде «Скандинавия в наглядных описаниях» Иоханнеса Мессениуса (1627), который датирует правление четвертого сына Ноя – Туискона (Туисто – божество древних германцев, согласно Тациту) в землях между Рейном и Доном 156-306 годами «после потопа», 60 годом до рождества Христова – миграцию Одина «во главе многих народов» из Малой Азии в Скандинавию (вероятно, Один здесь ассоциируется с историческим Митридатом – врагом Рима), а затем описывает морскую миграцию «лучших мужей Рима» в 456 году н.э., «чтобы избежать тирании Аттилы», в Прибалтику и Финляндию, где они основали свои королевства и даже распространили христианство, впоследствии утерянное. Написанная в самом конце XVII века на латыни «Финляндская хроника» начинает перечень финляндских королей с некого Ростиофа, который правил еще до пришествия Одина (одна из гипотез этимологии названия Ростова Великого на Ярославщине указывает на мерянское происхождение его названия, которое могло первоначально обозначать Сарское городище – племенной центр мерян с VII века). Гюэ Пьер Даниэль (1630-1721) – французский теолог, ярый враг рационализма и атеизма выступил с попыткой укоренить все «языческие» культы и неевропейские цивилизации (Китай, Японию) в библейской традиции, и даже Америку у него колонизируют финикийцы. В Лейденском университете Гуго Гроций предложил свою схему заселения Америки: Северная Америка заселена германцами, Центральная – эфиопами (т.е. африканцами), Южная – китайцами и индонезийцами. Его коллега Георгий Хорн в 1666 году («История империй и царств») провозгласил, что потомки Иафета стали белыми, Сима – желтыми, Хама – черными (здесь, наверное, впервые библейская генеалогическая этнология приобретает расово-биологический оттенок). Но подлинным «отцом расологии» следует считать французского философа-скептика и придворного врача Великих Моголов Франсуа Бернье, который в своем «Новом разделении земли, основываясь на различных видах или расах людей, ее населяющих» (1684) выделил 4-5 рас, в зависимости от того, считать ли индейцев Америки европейцами, различая приобретенную «смуглость» от солнца от природного цвета кожи. С ним полемизирует Лейбниц во имя идеи единства человеческого рода.

ВЛАДИМИР-III: Почти конец (еще небольшая главка будет о смеховой культуре именно барокко в связи с Всешутейшим собором): Образованный европеец вполне осознавал тот качественный скачок в развитии европейской истории, которой происходит с началом Реформации, и в конце XVII века обозначал понятие «современная эпоха» даже скорее выступлением Лютера, чем открытиями Колумба или взятием турками Константинополя. В течение почти двухсот лет люди жили сходным образом – в условиях информационного взрыва, вызванного Великими географическими открытиями, турецкой опасности, революции цен, эпидемии занесенных из Америки венерических заболеваний, ожесточенных религиозных споров, роста королевского абсолютизма и превращения печатных инкунабул в товары широкого потребления. Неудивительно то оглушительное воздействие, которое Европа на фоне закосневшего мира ислама и далеких пределов Китая в Сибири произвела на российское общество. Реформы Петра были поиском оптимальной стратегии развития, ориентируясь на самые результативные европейские модели. Подражая не какой-либо отдельной стране, а Европе в целом, Россия становилась вполне европейской страной.

ВЛАДИМИР-III: Дополнение к части о влиянии украинского барокко на Россию: Украинские территории в составе России не знали подобных проблем – наоборот, реформы Никона интересным образом «украинизировали» эстетику российской повседневности – стиль барокко, характерный для Украины, прививался не только в российской архитектуре, но и в книжности, одежде и терминологии (богослужебные книги после Никона не исправлялись, а заново редактировались не по греческим, а по украинским источникам). Даже русское дворянство на какие-то время получило имя «шляхетство». В 1680-х годах главой «украинской партии» в российском православном богословии считался Сильвестр Медведев (1641-1691). Он действительно активно борется с греками братьями Лихудами, но его проект открытия первого в России университета остался нереализованным (в 1687 году Лихуды открыли Еллино-греческую академию – так она официально именовалась до 1710 года, и к 1700 насчитывала уже до 100 учащихся), а ожесточенный религиозный спор о пресуществлении святых даров перерос в политический. Медведев написал трактат «Манна», в котором доказывалось, что в таинстве евхаристии хлеб и вино претворяются в тело и кровь в момент произнесения священником слов Христа: «Приимите и ядите…» Лихуды отвечали на это сочинение опровержением («Акось, или врачевание, противополагаемое ядовитым угрызениям змиевым»), в котором доказывали, что, по учению православной церкви, одного произнесения Христовых слов недостаточно для такого великого действия, и святые дары прилагаются в момент последующего затем призывания святого духа и произнесения слов: «Преложи я Духом Твоим Святым». После этих двух сочинений открылась жаркая полемика по поводу вышеозначенного вопроса. Толки о времени пресуществления из монашеских келий перешли в дома мирян и даже на улицу. Люди, мало понимавшие суть богословских тонкостей, увлекались этим вопросом; торгаши, ремесленники и даже женщины стали спорить о времени пресуществления. Российской православной церкви грозил новый раскол. Патриарх Иоаким принял сторону Лихудов. Необходимо было заставить украинское православное духовенство заявить со своей стороны голос в пользу Лихудов. Киевских архиереев этот вопрос поставил в весьма неловкое положение: в киевской коллегии давно уже учили о пресуществлении по-католически так, как писал Медведев: в «Лифосе» Петра Могилы и в «Жезле правления» Симеона Полоцкого изложено то же учение. Патриарх пригрозил им собором и приговором четырех прочих вселенских патриархов. Тогда киевский митрополит Гедеон и архиепископ Черниговский Лазарь дали ответ в смысле учения, проповедуемого Лихудами. В 1689 году Сильвест Медведев оказался в числе противников Нарышкинской партии и Петра I. Его расстригли, пытали и сослали в монастырь. В декабре 1689 Московский собор РПЦ признал неправославными не только сочинения Медведева, но и писания Симеона Полоцкого, Галятовского, Радивиловского, Барановича, Транквиллиона, Петра Могилы. О «Требнике» Петра Могилы сказано, что эта книга «преисполнена латинского зломудренного учения», и вообще о всех сочинениях малорусских ученых замечено, «что их книги новотворенные и сами с собою не согласуются, и хотя многие из них названы сладостными именами, но все, даже и лучшие, заключают в себе душе-тлительную отраву латинского зломудрия и новшества». В Москве утвердилось было мнение, что приходящие из Украины и Белоруссии ученые заражены «латинскою ересью», что, путешествуя за границею и завершая там свое образование, они усваивают иноземные понятия и обычаи, что не следует слушать их и ездить к ним учиться. Медведева казнили в 1691 году. Последний бой клерикальных противников европейской ориентации России был выигран в области образования, что объясняет безразличие Петра и почти всех его сторонников к религиозным вопросам.

ВЛАДИМИР-III: Еще дополнение к части о православных церквях конца XVII века: Очень неровно складываются отношения между Российской и Грузинской православными церквями. Реформы, подобные никонианским, будут проведены в грузинском православии лишь в 1744 году, и, в принципе, к концу XVII века Грузия должна была бы стать спасительным островом для старообрядцев, но она слишком далека и почти незаметна из Москвы. Патриархи Российской православной церкви, очень дорожившие мнением Константинопольского, Антиохийского, Иерусалимского и Александрийского патриархов, игнорировали главу Грузинской православной церкви. Андрей Лызлов, то ли по ошибке, то ли намеренно, именует грузинского православного католикоса-патриарха митрополитом, подчиненным Константинопольскому патриархату. В 1692-1695 годах католикосы оказались втянутыми в политическую борьбу, и на престоле главы ГПЦ поочередно менялись Николай IX Амилахвари (креатура царя Картли Георгия XI) и Иоанн Х Диасамидзе, которого поддерживал царь Ираклий I.

ВЛАДИМИР-III: Дополнение к немецкой литературе: Гораздо снисходительнее цензура в отношении придворного проповедника в Вене, августинского монаха Абрахама а Санта Клара (Ганса Ульриха Мегерле) (1644-1709), которого ценили за его грубый, сочный, простонародный стиль – все время на грани гротеска, шутовства и каламбура: он мог упомянуть в проповеди принципиально игнорируемого Лютера, а затем оговориться, что имел в виду saubar («хряка» на швабском диалекте). Помимо многочисленных проповедей и трактатов, в своем наиболее выдающемся сочинении «Judas der Ertz-Schelm, für ehrliche Leuth, oder eigentlicher Entwurff und Lebens-Beschreibung dess ischariotischen Bösewicht» (4 тома, Зальцбург, 1686-1695), Санта-Клара под видом апокрифических сказаний о жизни Иуды Искариота сатирически изображает повседневную жизнь своей эпохи.

ВЛАДИМИР-III: ВМЕСТО ЭПИЛОГА: ВСЕШУТЕЙШИЙ, ВСЕПЬЯНЕЙШИЙ И СУМАСБРОДНЕЙШИЙ СОБОР НА ФОНЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ СМЕХОВОЙ КУЛЬТУРЫ XVII ВЕКА. Так ярко и колоритно описанные Виктором Гюго в начале романа «Человек, который смеется» (1869) компрачикосы – выдумка писателя, хотя высказывались предположения о существовании подобных структур, занимавшихся фабрикацией уродов. Человек начала XXI века, живущий в совершенно иной правовой и социально-экономической обстановке, с трудом может представить себе обыденные представления людей XVII века, и его немало удивит, например, тот факт, что рождение уродца считалось в бедной семье подарком судьбы, поскольку его можно было выгодно продать. Существуют два подхода к истории (тому «теологическому», в терминологии позитивизма XIX века, периоду, который надежно отделен от современного «позитивного» периода «метафизической» диафрагмой революций). Во-первых, в прошлое затаскиваются собственные идеалы автора, иногда очень странные – но в целом соответствующие его предрассудкам и предрассудкам современного общества, которые принудительно навязываются людям прошлого. Во-вторых, образованный, но не до конца реализовавший себя в настоящем времени, историк описывает прошлое как романтическое и кровавое поле исключенных из настоящего, но тривиальных в прошлом явлений (хайнлайновская фантастика – хороший тому пример): там можно было сечь вилланов, задирать подолы вилланок, не платить долги, бунтовать против короля и прочие удовольствия (на первый взгляд, доступные только небольшой касте аристократов, куда «попаданец» записывает себя априори, но если простой крестьянин возьмет в XV веке цеп или вилы, тоже мало не покажется). Первое – то, во что вырождается стремление найти в истории моралите, воспитывающее настоящее. Второе – ключ от дверей разочарования, потому что скучной жизнь бывает даже в XVII веке. Следует учитывать также те кривые линзы, которые в силу исторических событий оказались между нами и интересующим нас историческим периодом. Философия Просвещения подвергла уничтожительной критике весь т.н. «Старый порядок» (а в СССР вообще не было больших научно-пристойных ругательств, чем «реакционный», «монархический» или «религиозный»). Реакция на революции (прежде всего, на Великую Французскую революцию 1789 года) взялась реабилитировать прошлое, но чтобы реабилитировать его в привлекательном для современников реабилитаторов и их самих виде, пришлось многое убрать, исключить, сделать вид, что того или иного явления вообще не было – в итоге школьному сообществу (школа после введения всеобщего образования становится главным инструментарием популяризации истории), с поправкой на представления о допустимом или недопустимом в соответствующем возрасте, показано оскопленное, причесанное и не противоречащее вкусам 1820-х или 2000-х годов прошлое, которое обязано вести себя прилично и быть фундаментом настоящего. В самом лучшем случае, нехотя признавая неприличное «своеобразие» исторического периода, современный автор начинает изощренно интерпретировать неудобные моменты опять же в соответствии с предрассудками своих современников. Де Местр и прочие реакционеры последних двух столетий были глубоко меланхолическими людьми (Аристотель и вовсе утверждал, что все выдающиеся люди были меланхоликами), поэтому они могли воспринимать и реабилитировать сословное неравенство, охоту на ведьм или цензуру книг, но карнавальная, смеховая культура прошлого, того прошлого, ради которого они страдали в настоящем, оказалась вне их понимания. Кощунство и веселье объективно враждебны той картине мира, которую выстраивает подобный «историк». Он может согласиться лишь на отведение этой части культуры маленького гетто, вроде нужного чулана, о котором никто не говорит, хотя все пользуются. Представить себе, как одни и те же люди могли участвовать в церковной литургии и тут же бражничать, посещать театры и дома с веселыми девками (и даже убить человека на дуэли за мимолетное оскорбление), современный «одухотворенный» автор не может (во всяком случае, официально). Несколько стоп-кадров истории нравов XVII века. Вышеупомянутая шведская королева Кристина в 1653 году основала Амарантский орден для шестнадцати пар кавалеров и дам, чтобы увековечить особенно удавшийся ночной праздник-маскарад, участники которого были одеты в костюмы пастушков и нимф. Королева изображала нимфу по имени Амаранта. По другим данным орден учрежден в честь одного из любимцев королевы – испанского посла Антонио Пиментеля де Прадо, а имя получил по названию местности, служившей королеве и ее друзьям местом романтических утех. Знаком ордена стал медальон с вензелем, составленным из двух «А» и девизом «Сладкое воспоминание». Члены Ордена должны были принять участие в ужине в субботу вечером, который назвали «Праздником богов». Бывший наместник Датского королевства Корфиц Ульфельд, скрывавшийся в Швеции, был богом Юпитером, Пиментель был одет как бог войны Марс, а коронного канцлера Польши Иеронима Радзейовского в качестве Вакха внесли в зал на бочке с большой винтовой открывашкой в руке. В 1684 году английский лорд – Джон Сесил, 5-й граф Эксетерский, основал клуб джентльменов «Орден Маленького Бедлама». Местом заседаний клуба стала таверна «Бык и Лебедь» в Стамфорде. Каждый член клуба становился животным, что символизировали портреты в зале, где собирались члены клуба. Сэр Исаак Ньютон также был членом клуба, а церковный декан Винзорского дворца Грегори Хаскард изображал петуха. 19 июля 1694 года в английской газете (сборнике «Как улучшить хозяйство и торговлю», издаваемом Хоутоном) впервые появилось брачное объявление. Помимо чисто коммерческих объявлений (владелец некоторого капитала желал объединить его с сопоставимым по размеру капиталом невесты), желающие вступить в брак подробно описывали требуемые параметры невесты, а объявления женщин лишь немногим уступали мужским в откровенности. В Италии XVII-XVIII веков большой популярностью пользуются кастраты – оперные певцы (сопрано и контральто). Опера появляется в самом конце XVI века (термин впервые употреблен в 1639 году), а кастраты в качестве певцов встречаются еще в IX-XIII веках в православном соборе Святой Софии в Константинополе. В Неаполитанском королевстве мальчиков подвергали операции кастрирования родители по совету сельских учителей, определявших способности к пению, в возрасте 8-9 лет, но сама по себе кастрация не гарантировала того, что мальчик станет великим певцом – следовало пройти длительный (9-10 лет) курс обучения. Оба главнейших монарха Европы конца XVII века – Людовик XIV и Леопольд I в молодости пели и танцевали в опере (а Леопольд еще и профессионально дирижировал оркестром). На этом фоне Петр I со своим Всешутейшим, всепьянейшим и сумасброднейшим собором не выглядит из ряда вон выходящим. Возможно, первоначально собор представлял пародию на католическую церковь, однако по мере совершенствования он превратился в пародию также и на православную церковь. Кроме того, участниками Собора пародировались государственные символы России и Европы, в том числе и собственно царская власть. Устройство собора копировало церковную иерархию. В составе собора были дьяконы, архидиаконы, попы, ризничий, архиереи, в том числе митрополиты, а также диаконисы, архи-игуменья и княжна-игуменья и т.д. У собора были свои молитвы, большая часть которых утеряна и сохранилась по частной переписке соборян. Все лица собора носили с подачи Петра І матерные прозвища, которые В.О.Ключевский, будучи закомплексованным человеком викторианского века, описал как слова, которые «никогда, ни при каком цензурном уставе не появятся в печати». Обсценные прозвища соборян пародировали выбор монашеских имен (практиковалось использование в их составе ряда реальных имен, принятых прежде всего как монашеские – Пахом, Филарет, Иоиль), и, как и монашеские имена на Руси до XVIII века, они начинались на те же буквы, что и мирские. Постоянными членами собора были Матвей Нарышкин, Никита Зотов, Иван Мусин-Пушкин, Гаврила Головкин, Тихон Стрешнев, Федор Апраксин и Федор Ромодановский, чей шутовской титул князя-кесаря воспринимался Петром всерьез, и именно Ромодановскому (одному из самых верных своих приближенных) он доверяет управление государством на время своего путешествия по Европе. Женщины также допускались до церемоний собора – например, жена младшего Ромодановского, Наталья, постоянно разыгрывала роль древней русской царицы, облекалась в костюм старинного русского покроя, принимала с достодолжною важностью все смешные почести, ей воздаваемые. Столь же охотно в празднествах собора принимала участие жена царя Ивана – Прасковья, сестра Натальи. Резиденция собора находилась в Пресбурге, расположенном на острове посреди Яузы, возле села Преображенское. Поэтому патриарх Собора получил титул «Патриарха Пресбургского, Яузского и всего Кокуя». Язык, используемый соборянами и противопоставленный церковнославянскому обрядному, происходил из условного (или тайного), так называемого, «офенского» языка странствующих торговцев (пьянство именовалось «Ивашкой Хмельницким», а сексуальные контакты – «Еремкой»). Большинство «заседаний» собора представляли собой пародии на христианские праздники: святки, покаянная процессия («Его всешутейшество» выезжал, окруженный своими сподручниками в вывороченных полушубках, на ослах, волах или в санях, запряженных свиньями, козлами и медведями), «шествие на осляти» и свадьбы князей-пап. Особенно удалось освящение Дворца Лефорта 21 (31) января 1699 года. Выборы князя-папы происходили при закрытых дверях, аналогично папскому конклаву: избранного главу собора сажали на прорезанное кресло для отхожего места и ощупыванием органов проверяли его пол, затем по-латыни провозглашая: «Священническое достоинство имеет» (pontificalia habet). Аналогичный обряд, по распространенным в то время слухам, якобы существовал и при избрании римских пап и основывался на легенде о папессе Иоанне. Выбранного князя-папу сажали в ковш и несли в сопровождении всего собора в дом, где его раздевали и опускали голым в гигантский чан, полный пива или вина. Пока князь-папа плавал в ковше, гости, мужчины и женщины, принадлежавшие к высшим боярским фамилиям, в обнаженном виде, пили вино из этого чана и распевали непристойные песни на церковные мотивы. Подобный пародийный собор известен из истории Византии: в середине IX века император Михаил III столь же откровенно издевается над символикой православной обрядности. Он же самолично выступал на ипподроме в качестве возницы под цветами «голубых», а когда многие придворные стали открыто выражать недовольство, устроил закрытый ипподром. В Европе также существовали шутовские ордена, пародировавшие государственную и церковную иерархию и действа. Во французском Дижоне в середине XV века появляется карнавальная традиция Компании Безумной Матери, запрещенная Людовиком XIII в 1630 году «из-за беспорядков и распутства» (в XVI веке Compagnie de la Mère-Folle насчитывала 200 человек, в основном парламентариев и богатых торговцев). В 1702 году склонные к экстравагантности придворные французского короля создали карнавальный Калоттский полк. Огромное количество шутовских и карнавальных клубов традиционно существовало в Англии. В Польше в 1568 году Станиславом Пшонкой и Петром Кашовским в селе близ Люблина – Бабине основано литературно-карнавальное общество «Бабинская республика», которое пародировало государственное и общественное устройство Польши. Участники общества получали должности по их недостаткам, к примеру, косноязычный прославлялся как оратор, склонный к сутяжничеству назначался судьей, транжир становился казначеем, трус был военачальником, вольнодумец занимал церковные должности. Несмотря на открытые изобличения своих недостатков и пороков при назначении на определенную должность, многие известные польские государственные деятели и писатели стремились стать членами Бабинской республики, просуществовавшей до 1677 года.

ВЛАДИМИР-III: Дополение к первой части книги ПО ЕВРОПЕ 1690-х: Чехия (Королевство Богемия и Маркграфство Моравия) в составе Священной Римской Империи германской нации и под управлением Габсбургов переживает в последние десятилетия XVII века «темную эпоху» (1620-1770 гг), когда чешский язык был почти уничтожен немецким и латынью, католицизм и государственные власти преследовали протестантов (в т.ч. чешских братьев – гуситов), а эмиграция из страны приводит множество чешских интеллектуалов в Германию, Польшу, Словакию, Нидерланды и даже в Англию (самым известным эмигрантом можно назвать Яна Амоса Коменского, умершего в 1670 в Амстердаме). В своей борьбе с габсбургским католицизмом протестантские эмигранты готовы вступить в союз с кем угодно. Мистики (Микулаш Драбик, казненный в Прессбурге-Братиславе в 1671 году, Стефан Мелиш, Кристина Понятовская), чьи пророчества издавал и популяризировал Коменский, настаивали на скорой кончине папства и Римской империи Габсбургов, призывали к созданию антикатолической коалиции Великого Османского Государства, России и протестантских стран Скандинавии. Известно намерение чешских протестантов перевести Библию на османский язык с целью скорейшего обращения турок в протестантизм. Под их влиянием (а также под влиянием мистической философии Я.Беме) сформировались взгляды купеческого сына силезского немца Квирина Кульмана (1651-1689), который проповедовал в Стамбуле, Лондоне и Москве объединение иудаизма, ислама и христианства в единую религию и доходил (если верить допросным листам в Москве) до еретического коммунизма, а когда против него дружно выступили жившие в Москве чешские иезуиты и немецкие лютеране, сожжен российскими властями на костре 4 (14) октября 1689 года уже после падения правительства царевны Софьи. Таким образом, Чехия выглядит своего рода маяком, посылающим мощные пропагандистские сигналы по всей Европе.

ВЛАДИМИР-III: Дополнение к фрагменту о французских сказках: Мадам д’Онуа иной раз сбивается со сказочного жанра на абсурдистский, но конкурируют с нею все еще читаемые во Франции т.н. «трагические истории» – новеллистика в стиле нуар ранней эпохи барокко (ее родоначальником следует считать Пьера Боэтюо (1517-1566), который в 1559 перевел на французский новеллы Маттео Банделло, одна из которых впоследствии стала основой шекспировских «Ромео и Джульетты»), а в Испании – т.н. «романсы бельевой веревки» – поэмы с увлекательным криминальным сюжетом и женщиной в качестве главной героини, которые издавали в виде сложенных листков и вывешивали на продажу на рынках, прикрепляя к бельевым веревкам с помощью прищепок (впрочем, один из поздних авторов «трагических историй» Франсуа де Россе в начале XVII века также черпал материал из текущей уголовной хроники).

ВЛАДИМИР-III: Еще уточнение там же: Наверное, главным событием литературной жизни Европы 1699 года стал выход в свет «Приключений Телемака» Фенелона, причем, без ведома автора. Уже в 1699-1700 годах выходит ряд новых изданий в Париже, Брюсселе и Гааге. «Приключения Телемака» надолго становятся общеевропейским бестселлером, и его положение на книжном рынке даже не смог поколебать Гете своими «Страданиями юного Вертера». Роман интересен, помимо всего иного, также содержащимися в Х книге намеками, которые интерпретированы, как «Салентская утопия»: восстановление процветающей экономики за счет свободы торговли, реформирование сельского хозяйства (заселение неосвоенных земель), миролюбие, четкая социальная иерархия (общество разделяется на семь классов), регламентация костюма, питания, частной жизни, борьба с роскошью и изнеженностью, скромность и самоограничение народа (монарх в этом смысле должен подавать пример своим подданным). В своих сказках и баснях Фенелон также рисует картину идеального общества, где все равны («Путешествие на остров Наслаждений» 1694 года) – это равенство достигается за счет высочайшего уровня жизни в условиях неограниченных ресурсов, а поэтому критики усматривают в сюжете лишь пародию на жизнь высшей аристократии, но утопия превращается в антиутопию, и герой басни с удовольствием возвращается к обычной умеренной жизни в «среднем мире». В целом «Приключения Телемака» в завуалированной форме резко критикуют абсолютизм Людовика XIV, что привело к запрету романа на территории Франции.

ВЛАДИМИР-III: Дополнение к фрагменту о Всешутейном соборе: _____________________________________________ * В XVIII веке сформировался русский литературный язык, достаточно жестко отделенный от разговорного, но в предыдущие столетия непроходимых границ между книжным и разговорным словом не существовало, и матерная брань присутствует иногда даже в официальных документах (например, встречается в старообрядческих челобитных конца XVII века). Слово, обозначающее «женщину распутного поведения» (терминология Роскомнадзора), используется в славянском тексте Библии и в церковно-богослужебных текстах РПЦ. Согласно подсчётам В.Д.Назарова, в источниках XV-XVI веков содержится упоминание десятков русских топонимических названий, производных от обсценной лексики. Иностранцы, побывавшие в России, согласны с русскими поучительными книгами по поводу крайней распространенности матерной брани в русской разговорной речи XVI-XVII веков.

ВЛАДИМИР-III: Дополнение к фрагменту о Фенелоне и его романе: Впрочем, и без «Салентской утопии» высказываемые добродушным консерватором Фенелоном мысли поражают своим радикализмом: там в же – в «Приключениях Телемака» прославляется свободная торговля и соответствующая государственная политика, резкой критике подвергнута война и военная «субкультура» – удел преступников, которых страна вынуждена награждать за то же самое, что в мирных условиях было бы равносильно преступлению.

ВЛАДИМИР-III: Примечание к фрагменту об амишах: _______________________________________ * Вообще, на склоне Средневековья и в первые века Нового времени крой одежды и ее цветовая дифференциация считались чем-то очень важным в общественном устройстве. Еще постановление императора Карла V от 1548 года констатирует «непристойную ситуацию», при которой невозможно по одеяниям отличить князя от графа, графа от барона, барона от бюргера, а бюргера – от крестьянина. Ментор в романе Фенелона призывает разделить свободных людей на 7 сословий, и у каждого должна быть униформа особого цвета. От себя: вот вам и цветовая дифференциация штанов - ку!

ВЛАДИМИР-III: Еще небольшое дополнение (скоро книга пойдет в печать): Алхимия, которая зародилась в первые века нашей эры в Египте в среде профессиональных фальшивомонетчиков и подделывателей драгоценных камней, в XIV-XVII веках переживала в Европе настоящий расцвет. Помимо разного рода заведомых авантюристов, часто страдавших от несбыточных обещаний королям добыть золото в огромных количествах, алхимией в интересующую нас эпоху занимались Ньютон, Бойль, Локк, и даже Лейбниц одно время работал секретарем розенкрейцерского алхимического общества в Нюрнберге. Двойственное отношение официальных властей к алхимии и алхимикам объясняется опасением того, что под вывеской златодельческих опытов будут работать обыкновенные фальшивомонетчики, однако, в ряде королевских сокровищниц хранились медали из алхимического золота (осмотрев подобные в сокровищнице Вены в 1688, Лейбниц счел их фальшивыми).

ВЛАДИМИР-III: Осталось проставить некоторые даты - даты жизни упоминаемых персонажей. И все. Во второй половине декабря сдам в печать.

Андрэ Натальер: Удовольствие огромное получил.



полная версия страницы