НАШИ ДРЕВНОСТИ

Форум » История » НАШИ ДРЕВНОСТИ » Ответить

НАШИ ДРЕВНОСТИ

ВЛАДИМИР-III: Эту книгу я хотел написать уже очень давно - более 20 лет назад. Сам предмет исследования был ясен с самого начала - история древних цивилизаций, первобытных племен и варварской периферии в III-I тысячелетиях до н.э. Также необходим научно-популярный характер повествования. Историческая наука продолжает развивать, не смотря ни на что, и ее открытия требуют своей популяризации, а псевдонаучные измышления - оценки. Эстетика - не самоцель данной работы, но она появится сама собой - как следствие разворачивающихся событий. ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ [quote]Это очень скучная книга. В ней нет ни "тайн" Атлантиды, Шамбалы, Лемурии и прочих "загадок" подсознания какого-нибудь фантазера. Нет вообще никакой фольк-истории, которая стремится разрушить приевшуюся тривиальность нудного школьного курса и выкинуть читателя в яркий (хотя и недокрашенный) мир фэнтэзи. Нет "неопровержимых подтверждений" тех или иных религиозных верований, которые иезуитски будут называть бывшее небывшим, а небывшее бывшим. Нет и паранаучных свидетельств глубочайшей древности без году неделя родившихся современных этносов (особенно тех свидетельств, которые умышленно сокрыты тайными силами, управляющими миром; мордочки этих тайных сил не выглядывают у автора из под дивана, так что бояться читателю совершенно нечего). Повторяю: это очень скучная книга. Но если реальность всегда во много раз фантастична и непредсказуема, чем банальная выдумка на основе другой банальной выдумки, вас она, несомненно, заинтересует. [/quote]

Ответов - 7

ВЛАДИМИР-III: ПРЕДИСЛОВИЕ Исторической науке очень не везет. И дело не только в непримиримой борьбе всевозможных научных школ, когда-то пытавшихся создать, так сказать, «Единую Теорию Исторического Поля» - т.е. подвести все исторические события под единый знаменатель, открыть единый закон исторического развития, а теперь лишь топящих аргументы друг друга (надо сказать, вполне результативно). Исторические школы (будь то позитивизм, мальтузианство, чьим ответвлением можно считать Новую историческую науку, марксизм, теория этногенеза и т.д.) внесли определенный положительный вклад в формирование общей исторической картины прошлого. Однако, ни одна теория не смогла абсолютно правдоподобно описать реальную действительность, хотя вполне может описывать и объяснять отдельные исторические процессы, рассматриваемые в определенных системах координат. Это, между прочим, является косвенным аргументом против теории единого исторического поля и вообще отрицает знаменитый аргумент монотеистов, что именно монотеизм с его философским принципом монизма способствовал появлению науки как методики приведения феноменов к единому принципу. В историческом процессе наблюдается слишком много факторов, и это, как раз, может указывать не на монотеизм, а, скорее, на политеизм, как методологическую основу исторической науки (тем более, что история как наука зародилась в политеистической культуре Древней Греции). Но это все было бы и оставалось академической возней, отягощенной непререкаемыми авторитетами отдельных ученых, если бы историческая наука не была бы фактором общественного развития, и ее выводы не были бы важны для общественного сознания (ведь фундаментальная астрономия порождает гораздо меньше споров, чем история последних тысячелетий). Сам по себе дилетантизм в исторической науке относительно легко преодолим (как и во всякой другой науке, он обратно пропорционален количеству накопленных отдельным человеком знаний и правильности применяемых научных методов исследования). Но проблема неизмеримо обостряется по мере востребованности истории как определенного информационного продукта, необходимого тем или иным общественным силам. Не подлежит сомнению, что любое общество (в т.ч. руководство этого общества) заинтересовано в наличии правдоподобной картины прошлого, что позволяет лучше понимать многие современные процессы, учиться на своих прошлых ошибках, формулировать стратегию развития и т.д. Но буквально по каждому из этих пунктов можно привести существенные возражения. Самый главный из них формулируется в знаменитой пословице: история учит тому, что ничему не учит. Действительно, если история и повторяется, то она никогда не повторяется абсолютно точно, всегда есть отличия, а иной раз они-то до неузнаваемости меняют общую картину «повторяемого». Опыт прежних поколений, как это не обидно для них, практически никогда в полном объеме не востребуется потомками, и даже т.н. «традиционные общества» имеют свою логику развития, которая присутствует вне зависимости от того, признается ее наличие она или нет. К примеру, дистанция существует не только между извозчиком XIX века и современным таксистом, но и между извозчиками XIX и XVII веков. Формулирование стратегии развития отнюдь не обязано базироваться на каком-либо историческом опыте. В основе такового формулирования всегда лежит определенная идеологема, а идеологема очень вольно обращается с традицией. Как правило, она признает только свою традицию, а другие традиции игнорирует. Желание видеть в прошлом то, что хочется, а не то, что там было – древнее извращение. Все историки, так или иначе, злоупотребляли, выдавая желаемое за действительное, а те из них, кто все же пытались остаться объективными, заслужили негодование современников. В желании использовать историю для оправдания современности можно выделить несколько подходов. Например, отношение к истории религиозного мировоззрения (любого) отмечено глубокой подозрительностью, а поскольку современное религиозное мировоззрение (как и всякая идеология) с целью спасти от разрушения свой карточный домик ставит задачи как можно большего ограничения информационного пространства верующего и строгого контроля над ним, историческая наука вообще исключается из способов познания окружающего мира. В то же время религиозное сознание весьма падко на всякого рода «открытия» и сенсации желтых СМИ, лишь бы они не противоречили религиозной картине мира. Аналогично задачи национальной консолидации конкретного общества (хоть азербайджанского, хоть российского) заставляют историков-патриотов постулировать вечность (иногда в самом прямом смысле этого слова) любимого этноса, причем на той территории, на которую они, исходя из внешнеполитических интересов, претендуют, а малейшие возражения оппонентов они трактуют как «провокацию», «предательство» или даже «всемерный заговор». Наивность данного подхода к окружающей действительности кроется в представлении о национальной и территориальной легитимности, которая с т.з. историков-патриотов непременно должна базироваться на самой глубокой древности. В реальности же легитимность государства базируется всего лишь на его жизнеспособности (в т.ч. на способности контролировать заявленную территорию), и если этой способности не наблюдается, не помогут никакие «древние свидетельства», как никакие труды античных историков не позволяют современной Италии (если считать ее единственным правопреемником) контролировать территорию бывшей Римской империи. Помимо религиозных и патриотических комплексов, существуют также фольк-исторические конструкции, на первый взгляд бескорыстные, но столь же далекие от реальности. Примером может служить известная «новая хронология» Фоменко и его компании из четырех мужчин. Принцип подобных построений прост. Фольк-историк откровенно заявляет во всеуслышание: если я чего-то не понимаю, значит, этого не может быть! Без комментариев. Все названные извращения исторической науки приводят к одному и тому же крайне негативному результату: фрагментарности получаемых знаний. Полученную картину мировой истории ни в коем случае нельзя считать всемирной, она похожа на те средневековые летописи и хроники, авторы которых клятвенно обещали охватить весь мир, но ограничились историей своего родного графства. Точно также, как историку «Вечного Израиля» нет никакого дела до развития других – ближних и дальних народов, историк-патриот своей любимой страны элементарно игнорирует историю других народов (особенно в той части, где она противоречит их убеждениям). В итоге никакой общей картины не получается и заведомо получиться не может. Больше всего в таких построениях поражает отбор источников. К примеру, православный патриот пользуется текстом «Повести временных лет», которую он если и читал, то не в академическом, а в художественном виде, некритически воспринимает информацию и – самое печальное – помимо использования древних источников, добавляет еще много чего от себя (как правило, с привкусом желтизны). Эта фрагментарность исторической информации больше всего всегда раздражала автора этих строк. Отсюда задача данной работы – постараться создать более менее целостную картину развития человечества на данном (III-I тысячелетия до н.э.) историческом отрезке. Именно всего человечества, а не воображаемых предков религиозных или этнических групп современности. Научно-популярный способ изложения как нельзя лучше подходит для этой цели, поскольку академический уровень потребует и от автора и от читателя погружения в такой океан деталей, что это потребует в двадцать раз большего объема изложения. Однако, общий принцип соответствия данным академической науки (в т.ч. самым новейшим) будет неукоснительно соблюдаться, какие бы обиды это не нанесло – нет, не религиям или народам – а всего лишь обиженным мыслителям.

ВЛАДИМИР-III: Для начала окинем взглядом с высоты птичьего полета мир 3000 года до н.э. Почему именно 3000 год до н.э. избран в качестве отправной точки рассмотрения? Обычно эта дата ассоциируется с объединением Древнего Египта и формированием городов-государств в Южном Двуречье. Надо заметить, что надежная хронология III тысячелетия до н.э. в исторической науке до сих пор отсутствует, поэтому о любом событии мы можем говорить с примечанием (плюс-минус 100 лет). Разные системы хронологии Древнего Египта датируют объединение 3201, 3118, 3050 и 2970 гг. до н.э. Если исходить из т.н. «длинной хронологии» Египта (а она завязана на датировку Троянской войны, которая, согласно археологическим данным, скорее всего была не в 1194-1184, а в 1240-1230 гг до н.э.), более вероятны даты 3201 или 3118 гг. до н.э. Не стоит забывать и того, что т.н. «нулевая» династия фараонов (от Ни-Нейта и до знаменитого Нармера) еще не вполне контролировала оба царства, и лишь в начале XXX века до н.э. страна была окончательно объединена. Из этого следует, что 3000 год до н.э. – это дата уже существующего государства в Долине Нила, а также городов-государств Южного Двуречья, также возникших незадолго до этого. К 3000 году до н.э. население Земного шара по разным оценкам, могло составлять от 14 до 43 миллионов. Первая цифра содержится в труде Mc Evedy C. Jones R. Atlas of World Population History. Нammond,1978, а вторая получена автором на основе расчетов, исходя из оценки численности населения в V тысячелетии до н.э. (развитой неолит) – 30 миллионов человек (Народонаселение. Энц. Словарь. М.,1994, с 99). Авторов первого труда по исторической демографии можно упрекнуть в слишком схематическом представлении о демографическом росте (до н.э. у них идет непрерывный и просто стремительный рост, хотя известно, что период неолита - бронзового века характеризовался появлением и исчезновением крупных государств и археологических культур, что не могло не отразиться на колебаниях кривой роста населения). Интересна также разбивка указанного населения по регионам. Согласно Mc Evedy и C. Jones R, в 3000 году до н.э. в Африке проживало 1820 тысяч человек (в т.ч. 1 млн. в Египте), в Азии – 8680 тысяч (на территории Китая и Южной Азии – по 3 миллиона человек) ,в Европе – 2520 тысяч, в Австралии с Океанией – 560 тысяч, и в Америке – 420 тысяч человек. Автор этих строк, определив население на указанную дату почти в 3 раза больше, склоняется к увеличению плотности населения в районах развитого к тому времени земледелия (Египет, Двуречье, Малая Азия, Балканы, Индия, Китай). В итоге получаются несколько иные пропорции: Африка – 8,5 млн. человек (в т.ч. Египет – 3 млн.), Азия – 25,3 млн., Европа – 6,3 млн., Австралия и Океания – 0,5 млн., Америка – 1,9 млн. человек. Но даже если мы берем самую верхнюю оценку численности населения по регионам, это все равно очень малонаселенные пространства. Плотность населения Африки – 0,28 человек на квадратный километр (без Египта – 0,19), Азии – 0,57, Европы – 0,6 человек на квадратный километр. На территории быв. СССР проживало не более 3 миллионов человек, из которых подавляющая часть приходилась на Украину (Трипольская протоцивилизация), Закавказье и юг Средней Азии. Разумеется, в рамках отдельных частей света концентрация население была также очень неравномерна. В Азии относительно значительные массивы населения уже проживали в Южном Китае (но не в Северном!), в долине реки Инд, в районе Двуречья и т.н. Благодатного Полумесяца – от Юго-Западного Ирана до Палестины. Если на Ближнем Востоке уже существовал сплошной массив высокопроизводительного (по меркам той эпохи) сельского хозяйства, то в сопредельных районах наблюдалась чересполосица районов производящей и присваивающей экономики, а районы Тропической Африки, Сибири, Центральной Азии, Севера Европы и Австралии были преимущественно охотничьими. Малая плотность населения способствовала миграциям (в т.ч. трансконтинентальным). К 3000 году до н.э. подавляющее большинство населения Земли (до 90%) занималось производительным сельским хозяйством, т.е. уже сформировался тип сельского населения, который в большинстве регионов мира (не смотря на появление и исчезновение крупных городов) будет господствовать вплоть до прошлого века. 200 лет назад – в начале XIX века – крестьянство также составляло в мировом масштабе не менее 90% населения. Основанный на земледелии (в меньшей степени на скотоводстве; в IV-III тысячелетия до н.э. земледельческие и скотоводческие типы хозяйства еще не успели достаточно дифференцироваться) крестьянский океан численно вырос за предыдущие 4800 лет (XXX век до н.э. – XVIII век н.э.) в 20 раз, и этот рост объясняется как экстенсивным расширением обрабатываемых и используемых под пастбища площадей, так и периодическими «зелеными революциями», интенсифицирующими производство и создающими больше прибавочного продукта. Конечно, крестьянство III тысячелетия до н.э. не было идентично крестьянству более близких к нам веков; какое бы то ни было осовременивание прошлого мало того, что нелепо само по себе, но еще и лишает наблюдателя предпосылок к объективной оценке рассматриваемого феномена. Крестьянин III тысячелетия до н.э. жил своим крохотным мирком (ведь земледелие требует куда меньшей мобильности, чем охота или собирательство), отрезанный от окружающего мира в силу неразвитости путей сообщения и почти полным отсутствием торговли в современном смысле слова. Земледелие в большинстве районов еще не было устойчивой основой экономики, и нередко земледельческие общины значительно разнообразили свой пищевой рацион дарами леса и охотничьими трофеями (тем более что земледельческий нажим на экологические ниши был минимален). В случае неудачи земледелия/скотоводства как основного экономического проекта такие переходные культуры относительно легко возвращались к охоте и собирательству, минимизируя потери. Этим объясняется длинный период от первых опытов с производящей экономикой до стабильных хозяйственных комплексов – основы первых цивилизаций. Если первые следы земледелия датируются IX тысячелетием до н.э. (в Нубии – на 3000-4000 лет ранее), то о первых цивилизациях (причем именно в долинах крупных рек) можно говорить только со второй половины IV тысячелетия до н.э. – т.е. столь сложный и длительный процесс занял 5500 лет – примерно столько же, сколько отделяет нас от первых фараонов единого Египта. И если переходные культуры могли вернуться к присваивающим формам экономики, для многолюдных уже сформировавшихся протоцивилизаций (преимущественно ближневосточных) этот путь был уже заказан. Это отчасти объясняет периодические цивилизационные катастрофы в период, предшествующий III тысячелетию до н.э. Горное земледелие прошлых тысячелетий пришло в долины великих рек – Дуная, Нила, Тигра и Евфрата, Инда, Янцзы и Хуанхэ. Население этих речных долин значительно увеличилось, и повсеместно – кроме Дуная – это стимулировало появление государственных структур. Древние города Сирии, Палестины и Малой Азии (Озерова Г.Н. Покшишевский В.В. География мирового процесса урбанизации. М.,1981,с 77) уже служили перевалочными пунктами на торговых путях, соединяющих Южную Европу, Западную Азию и Северную Африку, но караваны купцов – из 20-30 вьючных ослов – больше походили на землепроходческие экспедиции, чем на обычные транзиты. Цивилизация Дуная – первая на земле письменная цивилизация! - не развилась, скорее всего, по причине большей стабильности водного режима на Дунае в отличие, например, от Нила, где необходимость проведения масштабных ирригационных работ обусловила появление единого властного центра. При этом отнюдь не все охотничьи племена стремились перейти к земледелию и скотоводству и еще долгое время с некоторым презрением взирали на, в общем-то, безрадостную жизнь копающихся в земле. Переход к земледелию трудно объяснить, если учесть, что, ведение сельского хозяйства, вероятно, обусловило увеличение доли труда на душу населения и ухудшение качества пищи. До эпохи земледелия люди имели более разнообразную пищу за счет охоты и собирательства, причем охота и собирательство само по себе являлись более приятным занятиями, чем земледелие (в особенности, интенсивное). Охотники и собиратели использовали свои умственные и физические способности так, как их к этому предназначила природа. Напротив, земледелие, особенно до начала использования тягловых животных, предполагало тяжелый механический труд. Приготовление пищи было также трудным занятием, поскольку зерна приходилось толочь вручную. А конечным результатом этого для большинства людей была однообразная пища с низким содержанием белка и витаминов. Однако, общее количество пищи оказывалось значительно более обильным, нежели могла дать такая же территория охотничьих угодий, что позволило значительно увеличить концентрацию населения в одном племени, сделать его жизнь более независимой от природных условий и более защищённой от агрессии соседей. (Cohen M. N. The Food Crisis in Prehistory: Overpopulation and the Origins of Agriculture. New Haven,1977). Часто это противоречие пытаются объяснить тем, что теплый мезолит сам по себе способствовал увеличению количества ртов, что привело к истреблению ледниковой мегафауны и отчаянным поискам других источников питания (прежде всего собирательских, что логично привело к открытию земледелия). Однако, мезолит – если понимать под этим термином послеледниковую эпоху человеческой истории, лишенную производящей экономики – имеет значительную продолжительность лишь в Европе и Северной Евразии, а Ближний Восток практически синхронно с таяньем льдов перешел к первым опытам по одомашниванию животных и растений. В других регионах – например в Западной Европе, обращенной к Атлантическому побережью – скотоводство изначально преобладало над земледелием. Здесь же – прежде всего в Испании и Франции – распространяются мегалитические постройки. Ячмень и пшеница пришли в Европу с Ближнего Востока, а рожь и овес – первоначально европейские культуры. Египет уже можно считать относительно централизованным государством, базирующимся на единой ирригационной системе в долине Нила. В Междуречье с его двумя полноводными реками и множеством крупных притоков ситуация складывалась несколько иная, но и там наблюдалась тяга к созданию общемесопотамской империи. С ближневосточными городами конкурировали позднетрипольские «столицы» с потенциальным населением до 20 тысяч человек. Еще два царства с ярко выраженными столицами существовали в Белуджистане, будучи посредниками в обмене между долиной Инда и Ближним Востоком. Раннеминойская цивилизация на Крите, где насчитывалось тогда около 65 тысяч человек, представляла собой сеть городов, чьи жители занимались земледелием, скотоводством, ремеслами и мореплаваньем. Незадолго перед описываемым временем древнейшая Троя пала под ударами пришельцев из Европы. На просторах Великих степей Евразии расширялось скотоводческое хозяйство (прежде всего в форме овцеводства). Повсеместно расширялся ассортимент сельскохозяйственных культур: в Англии и Альпах стали впервые культивировать яблоки, а в Греции – груши. Около 3000 года до н.э. в Верхней Гвинее микролитическая традиция обогатилась неолитическими шлифованными и полированными каменными топорами и керамикой. В Центральной Америке только-только появились первые постоянные поселения земледельцев, которые уже одомашнили кукурузу, фасоль и тыкву, а в южноамериканских Андах редкое население еще жило преимущественно охотой и поклонялось образу вымершего к тому времени саблезубого тигра. На Панамском перешейке и далее к югу уже лепили неуклюжие керамические сосуды. Технологической новинкой 3000 года до н.э. была бронза. Древнейшие бронзовые орудия найдены в Южном Иране, Турции и Месопотамии и относятся к IV тысячелетию до н. э. Позднее они распространяются в Египте (с конца IV тысячелетия до н. э.), Индии (конец III тысячелетия. до н. э.), Китае (с середины II тысячелетия до н. э.) и в Европе (с начала II тысячелетия до н. э.). В Америке бронзовый век имел самостоятельную историю, здесь металлургическим центром явились территории Перу и Боливии (т. н. культура позднего тиуанаку, 6—10 вв. н. э.). Вопрос о бронзовом веке в Африке ещё не решен из-за недостаточной археологической изученности, но несомненным считается возникновение здесь ряда самостоятельных очагов бронзолитейного производства не позднее I тысячелетия до н. э. Около 3000 (или около 3400) года до н.э. появилась шумерская письменность. Уже существовали древнеегипетские иероглифы. На сосудах Трипольской культуры обнаруживают множество «знаков», которые вполне могут быть пиктографической письменностью (достоверно доказан календарный характер некоторых рисунков). Но пионерами пиктографической письменности были племена яфетической культуры Винча на Дунае в конце V тысячелетия до н.э. Это существенно меняет все традиционные, сложившиеся за последние 200 лет, представления о стадиальности развития цивилизаций в Старом Свете, ведь традиционно считается, что государственность, письменность и шире – цивилизация – зарождается в Египте и Междуречье. В бассейне Нижнего и Среднего Дуная около 4500-4000 гг. до н.э. сложился целый блок энеолитических яфетоязычных протоцивилизаций Винча-Караново-Боян-Хаманджия, которые в тот момент по своему технологическому уровню резко превосходили Ближний Восток, где энеолитические технологии развивались очень медленно и «невыразительно», как говорят археологи. Некоторые исследователи считают энеолитические культуры Балкан и Подунавья этой эпохи протогосударствами. Этот центр продолжал развиваться в IV тысячелетии до н.э., однако, к рассматриваемому моменту наступает упадок дунайской цивилизации, и Ближний Восток вновь вырывается вперед. При ином климатическом раскладе (например, в случае усыхания Балканского региона) вся мировая история могла бы пойти совершенно иным путем. В Египте объединению страны предшествовал довольно продолжительный «номовый период»: в Верхнем Египте в 3500-3200 гг. до н.э. существовали царства Мекхен, Нубт и Тинис; всего в дофараоновом Египте насчитывалось до 40 протогосударств. Выше по Нилу уже существовали нубийские царства - Вават, Ирчет и Сечу. Тир, Сидон и некоторые другие города Финикии появляются около середины IV тысячелетия до н.э. Сирийские города и наиболее древний слой Трои также относятся к эпохе до объединения Египта. Шумеры на рубеже IV и III тысячелетий уже имели свои торговые фактории почти по всему течению Тигра и Евфрата, а стало быть, метрополии (шумерские города-государства Междуречья: Акшак, Киш, Умма, Ур, Урук, Лагаш) могли координировать свою внешнеполитическую деятельность, т.е. имели и этот признак государства. После 3200 года до н.э. появляется Новый Иерихон – древний город яфетических племен Палестины, которую в это время еще нельзя назвать даже Ханааном, поскольку Ханаан – семитское название, а семиты появляются в Палестине не ранее XXVI века до н.э., стало быть «финикийские» города IV тысячелетия до н.э. являются дофиникийскими. Некоторые энтузиасты даже докерамический Иерихон, существовавший в IX-VII тысячелетиях до н.э. считают протогородом (в Малой Азии в это время выделяют Хаджилар и Чеюню-Тепеси, далее Чатал-Хейюк на 2000 лет младше Иерихона, а древнейшим городом Европы считается поселение культуры Сескло в Греции около 5000 года до н.э. с населением в 3000 человек). На юго-западе Ирана уже существуют протоэламские княжества, которые спустя пятьсот лет объединятся в Древнеэламское Царство. В течение всего IV тысячелетия до н.э. на юге Афганистана существует Мундигакская культура, чьи два главных центра (Мундигак и Шахри-Сохте) некоторые исследователи считают полноценными столицами двух царств; население этих царств было смешанным – яфетическо-дравидским. В ареале Трипольской протоцивилизации обнаружены (но еще до конца не изучены) огромные городища с потенциальным населением до 20000 человек (это существенно превышает население протогородов Ближнего Востока), но эти политические центры (столица Арраты находилась в районе современной Умани) были скорее большими станицами, чье население занималось преимущественно сельским хозяйством, а не городами в ближневосточном смысле – центрами ремесел и торговли. Наконец, к ХХХ веку до н.э. относятся сведения о существовании царства Дильмун в районе современного Бахрейна. Кстати, уже к VII-V тысячелетиям относятся археологические следы пожарищ и разрушительных завоеваний, которым подвергались протогорода Ближнего Востока. Например, докерамический Иерихон VIII-VII тысячелетий до н.э. делится на две эпохи – А и Б, которые отделает друг от друга какое-то нашествие с севера около 7000 года до н.э.; по ряду признаков захватчики могли быть связаны с протояфетическими культурами юга Малой Азии, т.е. для того, чтобы достичь Иерихона, они преодолели несколько сот километров. А это означает, что происходили масштабные конфликты; большей частью это были нашествия «варваров» на цивилизационный центр, но иногда и межцивилизационные войны (в случае с тем же Иерихоном пришельцы с севера обладали более высокой культурой, и факт завоевания ими Иерихона и его «культурной перестройки» вообще в корне меняет всю дальнейшую историю иерихонцев, никак не связанных с семитическими племенами Аравии и хамитскими племенами Северо-Восточной Африки). Материальными свидетельствами «торговой» и не только дипломатии той эпохи являются находки вещей соответствующей культуры в дальних странах (так, например, древнеегипетские вещи III тысячелетия до н.э. находили в Сибири, а в Хараппе обнаружены критские бусы), хотя большинство таких находок – результат не целенаправленных торговых поставок, а длинной чреды меновых операций. Таким образом, IV тысячелетие до н.э. стало эпохой протогосударственности во многих регионах Африки, Азии и Европы, оказавшихся в сфере влияния расселившихся яфетидов. Эта протогосударственность имеет разные центры происхождения и разный генезис, часть протогосударственных структур формируется на базе земледельческих цивилизаций (Египет, Балканы, отчасти Месопотамия), а другие становятся политическим оформлением растущих торговых факторий на уже активно работающих торговых путях (Финикия, Троя, возможно, Дильмун). Своеобразие Месопотамских шумерских городов-государств заключается в том, что они с самого начала своего существования были одновременно центрами земледельческого округа и торговой метрополией, раскинувшей сеть торговых факторий на сотни километров. Протогорода индоевропеизирующегося под влиянием соседней Среднестоговской культуры Триполья недоразвились в полноценные города, да и вся трипольская протоцивилизация носит незавершенный характер; с одной стороны достаточное увлажнение в регионе Украины и Молдавии IV тысячелетия до н.э. не создавало необходимости в крупных ирригационных работах, а, следовательно, в государственном аппарате, контролирующем эти работы (как это сложилось в Египте и Междуречье); с другой – развитие Триполья прерывается во второй половине III тысячелетия до н.э., и впоследствии в течение многих тысячелетий здесь не возникало никаких цивилизационных центров, сопоставимых с Трипольем, - это ранее объяснялось вторжением воинственных племен ямной общности с востока, но более обоснованное объяснение кроется в изменении климата этой части Европы: наступило похолодание, достигшее своего максимума во времена Геродота, когда через Керченский пролив ездили на санях. Таким образом, первая индоевропейская цивилизация не состоялась, и ее население двинулось на юг, чтобы на берегах Средиземноморья создать новые цивилизационные центры – Хеттское царство и Античную Грецию, а восточное крыло индоевропейцев – кочевники Восточной Украины и Южной России достигли Индостана, Персидского залива и Сибири, и «цари арийских стран», о которых повествует «Авеста», к 1000 году до н.э. правили почти всем Средним Востоком и Северной Индией. Здесь уместно дать определение государства, определить рамки этого понятия и хронологию его феномена. Хотя граница между государством и догосударственными структурами весьма условна, можно с большей определенностью отметить те структуры социальной организации. Которые государствами точно не являются. Современное государство имеет ряд атрибутов, наличие которых мы можем ожидать и в государствах древности: наличие фиксированного законодательства, наличие аппарата управления, наличие более-менее планомерной внутренней и внешней политики – системы мер, принимаемых государством и реализуемых аппаратом управления, наличие определенной территории, населения и границ, наличие регулирования экономики (в т.ч. налоговой системы), наличие регулярных вооруженных сил и органов охраны правопорядка. Если мы рассматриваем эпоху палеолита, то, разумеется, ни о каком аппарате управления или сборе налогов в небольшой общине гомо сапиенсов и речи быть не может. Лидерство в общине (старейшина или вождь) не есть признак исключительно государства (иначе нам придется признать наличие государственности у всех стадных и стайных животных), а равно и территория – ведь у многих млекопитающих существует четко определяемая (и даже маркируемая) кормовая или охотничья территория, нарушение которой приводит к столкновениям особей одного вида (войнам). Стало быть, речь идет лишь о наличии аппарата управления, фиксированного законодательства, регулирования экономики и органов безопасности. Немаловажным фактором развития государственности является производящая экономика. Если обратиться к этнографическим параллелям, то ни у чукчей, ни у австралийских аборигенов, ни у индейских племен, затерянных в джунглях Амазонки конквистадоры либо современные исследователи не фиксируют ничего, похожего на государственность (и это при том, что те же чукчи уже стояли на грани производящего хозяйства: оленеводство и т.д.) Востоковеды ввели понятие «акефальная община», которое обозначает определенную общность людей, еще не нуждающуюся в государственном регулировании. Определяют даже верхнюю границу численности акефальной общины – 8-10 тысяч человек. Это, безусловно, больше, чем населению любых протогородов VI-IV тысячелетий до н.э. Но уже на грани III тысячелетия до н.э. появляются более крупные демографические центры. Например, город Лагаш в Двуречье насчитывал вместе с округой 150 тысяч жителей. Также даже отдельные номы Додинастического Египта насчитывали десятки тысяч человек. Если трипольские столицы были реально наполнены своим потенциальным населением, это говорит в пользу их государственного статуса. Но все это было мелкими по территории государственными образованиями, охватывающими не более нескольких тысяч квадратных километров. Ни о каких великих империях, охватывающих миллионы квадратных километров, которые так любят некоторые фольк-историки, населяя едва ли не палеолит своими нереализованными надеждами, речи, разумеется, не идет. Египет стал единым государством (территория собственно «Черной земли» - плодородной долины Нила не превышает 30 тысяч кв. км.) благодаря Нилу – единой транспортной артерии. Ни в Двуречье, ни в многоречье Инда попытки создать единое государство долгое время не были успешны. Следовательно, историю государства можно разделить на собственно государственность, зародившуюся в конце IVтысячелетия до н.э. в ареалах земледельческих культур Ближнего Востока и лишь в XIX веке н.э. охватившую всю поверхность Земли, и существовавшую в ареале производящей экономики мозаику догосударственных образований, которая старше государственности на две с половиной – три тысячи лет и которая долгие тысячелетия существовала параллельно с древними и более современными государствами. Для общества присваивающей экономики ни о какой государственности нельзя говорить в принципе – это всецело область родо-племенных отношений. Демографические параметры догосударственных образований – от нескольких сот до нескольких тысяч человек, живущих относительно компактно. Государства, даже самые древние, насчитывают уже десятки тысяч и даже миллионы человек.

ВЛАДИМИР-III: Весьма важный вопрос древней истории – вопрос датировок. Помимо нарративных (письменных) и нумизматических источников, которые анализируются и размещаются на временной шкале, существует ряд других способов определения дат. Самый знаменитый из них – радиоуглеродный. Радиоуглеродный анализ — физический метод датирования биологических останков, предметов и материалов биологического происхождения путём измерения содержания в материале радиоактивного изотопа 14C по отношению к стабильным изотопам углерода. Предложен Уиллардом Либби в 1946 году (получившим за это Нобелевскую премию по химии за 1960 год). Суть метода в следующем: углерод, являющийся одной из основных составляющих биологических организмов, присутствует в земной атмосфере в виде стабильных изотопов 12C (98,89 %) и 13C (1,11 %) и радиоактивного 14C, который присутствует в следовых количествах (около 10−10%). Изотоп 14C постоянно образуется в основном в верхних слоях атмосферы на высоте 12-15 км при столкновении вторичных нейтронов от космических лучей с ядрами атмосферного азота. В среднем в год в атмосфере Земли образуется около 7,5 килограмм радиоуглерода при общем его количестве 75 тонн. Образование радиоуглерода вследствие естественной радиоактивности на поверхности Земли пренебрежимо мало. Радиоизотоп углерода 14C подвержен β-распаду с периодом полураспада T1/2 = 5730±40 лет. Соотношение радиоактивного и стабильных изотопов углерода в атмосфере и в биосфере примерно одинаково из-за активного перемешивания атмосферы, поскольку все живые организмы постоянно участвуют в углеродном обмене, получая углерод из окружающей среды, а изотопы, в силу их химической неразличимости, участвуют в биохимических процессах практически одинаковым образом. Удельная активность углерода в живых организмах соответствует атмосферному содержанию радиоуглерода и составляет примерно 0,3 распада в секунду на грамм углерода. С гибелью организма углеродный обмен прекращается. После этого стабильные изотопы сохраняются, а радиоактивный (14C) постепенно распадается, в результате его содержание в останках постепенно уменьшается. Зная исходное соотношение содержания изотопов в организме и определив их текущее соотношение в биологическом материале масс-спектрометрическим методом или измерив активность методами дозиметрии, можно установить время, прошедшее с момента гибели организма (Вагнер Г. А. Научные методы датирования в геологии, археологии и истории. М.,2006). На 2010 год предельный возраст образца, который может быть точно определён радиоуглеродным методом — около 60000 лет, т. е. около 10 периодов полураспада 14C. За это время содержание 14C уменьшается примерно в 1000 раз (около 1 распада в час на грамм углерода). Один из наиболее известных случаев применения радиоуглеродного метода — исследование фрагментов Туринской плащаницы (христианской святыни, якобы хранящей на себе следы тела распятого Христа), проведённое в 1988 году, одновременно в нескольких лабораториях слепым методом. Радиоуглеродный анализ позволил датировать плащаницу периодом XI—XIII веков. Скептики считают такой результат подтверждением того, что плащаница — средневековая подделка. Сторонники же подлинности реликвии считают полученные данные результатом загрязнения плащаницы углеродом при пожаре в XVI веке. Однако поскольку при датировании используется целлюлоза волокон ткани, последнее объяснение не является убедительным. Исходные предположения Либби, на которых строится метод радиоуглеродного датирования, заключаются в том, что соотношение изотопов углерода в атмосфере во времени и пространстве не меняется, а содержание изотопов в живых организмах в точности соответствует текущему состоянию атмосферы. Однако, как было установлено в дальнейшем, эти предположения справедливы лишь приблизительно. Содержание изотопа 14C в атмосфере зависит от многих факторов, таких как: 1) интенсивность космических лучей и активности Солнца; 2) широта местности; 3) состояние атмосферы и магнитосферы; 4) вулканическая деятельность (углерод, содержащийся в вулканических выбросах, «древний», практически не содержащий 14C); 5) круговорот углекислого газа в природе; 6) проведение атмосферных ядерных испытаний, создавших в 1950-х—60-х годах существенный выброс (около 0,5 тонны) радиоуглерода в атмосферу (бомбовый эффект); 7) сжигание большого количества ископаемых топлив (углерод, содержащийся в нефти, природном газе и угле — «древний», практически не содержащий 14C) — так называемый эффект Зюсса, возникший с началом промышленной революции в 19 веке. Два последних фактора делают невозможным проведение точных радиоуглеродных датировок у образцов 20-го века. Кроме того, исследования показали, что из-за разницы в атомных массах изотопов углерода химические реакции и процессы в живых организмах идут с немного разными скоростями, что нарушает естественное соотношение изотопов (так называемый эффект изотопного фракционирования (Вагнер Г. А. Научные методы датирования в геологии, археологии и истории. М.,2006, с 164)). Ещё один важный эффект (резервуарный эффект) — замедленное достижение радиоуглеродного равновесия в Мировом океане из-за его медленного обмена углеродом с атмосферным резервуаром — приводит, если не учитывать поправок, к кажущемуся увеличению возраста остатков морских организмов, а также тех сухопутных организмов, чья диета в основном состояла из морской пищи. Понимание процессов, связанных с углеродным обменом в природе и влиянием этих процессов на соотношение изотопов в биологических объектах, было достигнуто не сразу. Таким образом, использование радиоуглеродного метода без учёта этих эффектов и вносимых ими поправок способно породить значительные ошибки (порядка тысячелетия), что часто происходило на ранних этапах развития метода, до 1970-х годов. В настоящее время для правильного применения метода произведена тщательная калибровка, учитывающая изменение соотношения изотопов для различных эпох и географических регионов, а также учёт специфики накопления радиоактивных изотопов в живых существах и растениях. Для калибровки метода используется определение соотношения изотопов для предметов, абсолютная датировка которых заведомо известна. Одним из источников калибровочных данных является дендрохронология. Также проведены сопоставления определения возраста образцов радиоуглеродным методом с результатами других изотопных методов датирования. Последняя версия калибровочной кривой, используемой для пересчёта измеренного радиоуглеродного возраста образца в абсолютный возраст, опубликованная в 2009 году, охватывает последние 50000 лет и получена на основании тысяч измерений точно датируемых древесных колец деревьев (последние 12000 лет), годовых приростов кораллов и отложений фораминифер. Можно констатировать, что в своём современном виде на историческом интервале (до 60000-70000 лет в прошлое) радиоуглеродный метод можно считать достаточно надёжным и качественно откалиброванным независимым методом датирования предметов биологического происхождения. ШКАЛА КАЛЛИБРОВКИ РАДИОКАРБОННЫХ ДАТ (лет до нашей эры). 1800 = 2100 1900 = 2300 2000 = 2470 2100 = 2650 2200 = 2830 2300 = 3100 2400 = 3130 2500 = 3240 2600 = 3340 2700 = 3560 2800 = 3580 2900 = 3640 3000 = 3750 3100 = 3890 3200 = 4050 3300 = 4130 3400 = 4170 3500 = 4260 3600 = 4470 3700 = 4570 3800 = 4700 3900 = 4820 4000 = 4870 4100 = 5085 4200 = 5140 4300 = 5260 4400 = 5350 4500 = 5450 4600 = 5530 4700 = 5600 4800 = 5690 4900 = 5770 5000 = 5820 5100 = 5940 5200 = 6050 6000 = 6910 Неолит Северной Евразии. М.,1996,с 347. Разумеется, категорически против радиоуглеродного метода (а равно и других методов, позволяющих вычислить датировку событий более древнего прошлого: аргонового, палеомагнитного, свинцового, стронциевого, термолюминесцентного и др.) выступают религиозные фундаменталисты, поскольку реальные датировки возникновения Земли и Вселенной подрывают буквалистское толкование религиозных текстов. Также крайне отрицательно к методам датировки относятся те фольк-исторические концепции, которые пытаются пересмотреть научную хронологию (в т.ч. фоменковщина). Основные возражения подобных критиков основаны на полном незнании предмета и фетишизировании ошибочных датировок, выполненных на первом этапе развития метода – еще в 1950-1960-х гг. В настоящее время точность датировок значительно увеличена.

ВЛАДИМИР-III: Правда, были и критические замечания в адрес самих по себе калибровок радиоуглеродного анализа. Например, Е.Е.Кузьмина в своей монографии Предыстория Великого Шелкового Пути. М.,2010, отмечает, что калибровки радиоуглеродного анализа слишком удревняют датировки археологических культур, которые имеют другие датировки, полученные иными методами (Е.Е.Кузьмина Предыстория Великого Шелкового Пути. М.,2010, с 111). Одним словом, хотя радиоуглеродный метод все еще нуждается в дальнейшем совершенствовании, отвергать его не следует. В настоящей работе во избежание путаницы для датировок археологических культур используются некалиброванные даты. В противном случае археологические события начального года нашего повествования – 3000 года до н.э. – должны будут сдвинуты в прошлое на 700-800 лет. А это значительно меняет ход событий в «археологической зоне» - т.е. за пределами письменных цивилизаций.

ВЛАДИМИР-III: Спор о соотношении удельного веса миграций и автохтонного развития в древнейшей истории разных стран – один из самых старых в исторической науке. Миграционисты как будто имели больше аргументов, извлекаемых из нарративных источников самых разных стран и народов: редкая династия Европы, Азии и Африки могла похвастаться отечественным происхождением, появление новых народов, традиций и политических систем в девяти случаях из десяти древние авторы склонны объяснять миграциями. Сторонники автохтонного развития получили больше аргументов в Европе (особенно в эпоху складывания буржуазных «наций» XVIII-XIX вв н.э.): во-первых, для самосознания европейской нации той эпохи смерти подобно признать свою зависимость хоть в большом, хоть в малом от «наследственного врага» - соседней европейской нации, соперничество с которой представлялось настолько тотальным, что, казалось, уходило корнями в палеолит, а во-вторых, и это существеннее, новый ракурс, в котором историческая наука XIX века стала рассматривать развитие человечества, куда меньше фокусировался на династических подробностях и бытовых особенностях профессиональных и религиозных меньшинств; на арене истории стало господствовать «конституционное большинство» нации, которое поглощало и заставляло служить своим интересам любые меньшинства и иноплеменные династии. Впрочем, это не столько история, сколько историософия, когда в трудах историков отражаются симпатии и антипатии их века и даже их политического момента. В реальности ситуация (как всегда) гораздо сложнее и многомернее. Известен ряд случаев, когда археологические традиции на определенных территориях существовали тысячелетиями, однако, чаще всего мы встречаемся с переносом культурных традиций на огромные расстояния (иногда на несколько тысяч километров) и с недолговечностью этих традиций на какой-либо определенной территории. Но и в последнем случае исчезновение традиции зачастую вовсе не означает автоматического вымирания ее носителей, и потомки «вымерших племен» как правило вливались в состав новых, пусть даже инородных этнических групп. Хотя в конце XX века ни один этнос не является автохтоном в месте своего проживания в масштабах последних 12000 лет, все же можно выделить несколько особенно устойчивых традиций. Например, неолитическая культура чильмун на Корейском полуострове существовала в течение 5500 лет, неолитическая гиссарская культура в Западном Таджикистане просуществовала (правда, в определенной изоляции) с конца VII до конца III тысячелетий до н.э. – 4000 лет, а ее основа – местный туткаульский мезолит прибавляет к этому периоду еще 5000 лет. Построение генеалогии археологических культур – работа сложная, но выполнимая. Обычно учитывается преемственность технологических традиций в обработке найденных орудий труда из камня, кости и палеометаллов, обряды захоронений, а также орнаменталистика и прочие художественные признаки. Не стоит забывать и об антропологическом типе носителей этих культур. При всех спорных моментах к настоящему времени можно проследить ряд технологических последовательностей от верхнего палеолита до неолита и даже бронзового века. Однако, у этнолога, распутывающего очевидные для археолога линии развития археологических культур и типов, сразу же возникает вполне естественный вопрос – обязательно ли технологические связи одной археологической культуры с другой показывают одновременно еще и этническую, племенную связь? В подтверждение своих сомнений этнология может привести ряд примеров из более близкой нам истории, когда технологическая близость или даже идентичность находок на значительных территориях отнюдь не означала этническую однородность на том же пространстве (например, «звериный стиль», возникший, видимо, в ареале карасукской культуры около Х века до н.э., получивший распространение далеко за пределами этнической территории карасукских племен и надолго переживший своих создателей). Археология при этом разводит руками: если появляется возможность сопоставить археологическую культуру с этнической группой, обитавшей в этих краях согласно поздним письменным источникам, археология в состоянии проследить родословие этой культуры-этноса на несколько тысячелетий вглубь веков, но не более. Неизвестно даже, как назывались древние дописьменные племена, и их именуют по названиям археологических культур, а последние называются по небольшим современным населенным пунктам, что подсознательно связывает эти культуры с современным населением этой территории. В лучшем случае археология может определить расовый тип носителей данной культуры. Что можно сказать в защиту археологии? Здесь мы оказываемся перед проблемой формирования этноса как такового. Если встать на т. з. о стабильности и неизменности этнических типов на протяжении достаточно длительного времени, измеряемого несколькими тысячелетиями, то складывается картина автохтонности почти всех современных народов (причем миграции не в состоянии оказать сколько-нибудь заметного влияния на этнический состав) – аборигенов, ассимилирующих мигрантов, а смена археологических культур и технологий относится к иной плоскости развития, не связанной с этнической сферой. Эта – «политическая» - т.з. на мировую историю и историю каждого народа именно потому и может быть названа «политической», что тесно увязана с политическими программами и проблемами текущего момента. Территориальные споры и претензии государств друг к другу, как правило, ищут третейского суда у истории и даже у археологии, и зачастую археология оказывается в служанках у амбиций больших и малых народов, а кабинетный спор нередко превращается в уличный, а затем в окопный. Причем, каждая сторона желает одновременно вернуть ранее утраченное на основании того, что оно ей когда-то принадлежало, и сохранить захваченное на основании того, что оно уже было доблестно захвачено. В Западной Европе подобные этно-археологические споры относятся к периоду между 1840-1940 гг., и потеряли смысл в настоящее время лишь по причине нарастающего безразличия коренного населения Европы к своему прошлому. В других регионах мира подобные споры относятся к общему фону региональных конфликтов и, естественно, играют квазиполитическую роль, далекую от «чистой» науки. Если же мы рассматриваем этнос как динамическую структуру, постоянно пребывающую в состоянии изменения, и вовсе не бессмертную, то открывается возможность проследить этапы развития этноса и его предков с т.з. археологии в дописьменные периоды. Этническую идентификацию проводят или по религиозному лимесу (но это верно только в случае «национальных» религий – синтоизма, иудаизма, грегорианства, хотя и здесь бывали исключения), или по языковому (но это не учитывает распространения разговорных языков, причем не только в послеколумбову эру), или по хозяйственному типу (но это не учитывает случаев формирования этноса на территории нескольких природных зон сразу и соответствующего отличия хозяйственных типов в каждой из зон); еще менее продуктивным является отождествление этноса с политическими структурами, расовыми типами или эндогамным пространством (по иронии судьбы, именно те народы, которые в идеологическом плане претендуют на строгую историческую эндогамность, отличаются смешанными расовыми типами, что уже само по себе эндогамность исключает). И, тем не менее, эти факторы (каждый по своему) способствуют формированию и дальнейшему развитию этноса, а поэтому допущение, что небольшая группа людей, проживающая на относительно ограниченной территории и использующая сходные технологии создания и украшения орудий труда или практикующая сходный тип захоронения, и тем отличающаяся от других общностей, может именоваться этносом в современном смысле этого слова, вполне справедливо. Лингвисты, как правило, плохо разбираются в археологической науке, и наоборот. В результате доисторическое прошлое народов Земли имеет две подчас взаимоисключающие схемы. Во-первых, существует система археологических культур, перерастающих друг в друга, влияющих друг на друга или сметающих с лица земли одна другую. С другой стороны, за последние 100 лет предприняты попытки создания генеалогического древа современных и древних языков, в конечном счете, восходящего к гипотетическому праязыку первых гомо сапиенс. К сожалению, корреляция этих двух схем проблематична, а ведь по мере развития генетики и расшифровки генетического кода может появиться аналогичная схема генетической истории человечества. Адреса возникновения мезолитических и палеолитических надсемей, указываемые лингвистами, часто не сочетаются с реальной эволюцией археологических культур (например, баски, которых пытаются связать с сино-кавказской надсемьей, - реликт капсийской культуры, а капсийская культура зародилась гораздо раньше и совсем не в том месте, где в IX-VIII тысячелетиях до н.э.. по расчетам лингвистов, стала распадаться сино-кавказская надсемья). В отличие от лингвистов, которые находят реликты всех когда-либо существовавших языковых семей, археологи допускают тупиковые пути развития многих общностей каменного века, которые могли закончиться исчезновением всего первобытного коллектива. Таким образом, строго историческое изучение дописьменной истории человечества имеет четыре выхода: либо ориентироваться на эволюцию археологических культур (как то было до сих пор), либо развенчать археологию и от «немой» истории перейти к «говорящей», т.е. признать схемы лингвистов, либо уравнять археологическую и лингвистическую эволюции как два равноправных потока человеческой истории, в соединении своем порождающих исторические общности, либо, наконец, в каждом конкретном случае оценивать степень достоверности аргументации археологии и лингвистики. Согласно последним данным, к ностратической надсемье относятся индоевропейская, афразийская, картавельская, дравидская, уральская, алтайская, эксимосско-алеутская, палеоазиатская языковые семьи, а также нивхи, японцы и семья пенути, включающая майя и ряд народов востока Северной Америки (впрочем, некоторые лингвисты считают афразийцев или собственно хамитов относящимися к зинджской надсемье Африки); распад этой надсемьи датируется методами глоттохронологии XV-XII тысячелетиями до н.э. – т.е. верхним и финальным палеолитом. Китайско-кавказская надсемья включает сино-тибетскую, яфетическую, енисейскую семьи, а также языки басков, буришей и индейскую семью на-дене, включающую знаменитых навахов и апачей; датой распада этой надсемьи глоттохронология считает IX-VIII тысячелетия до н.э. Австрическая надсемья включает австронезийскую, австроазиатскую, паратайскую семьи в Старом Свете и семью хока-сиу в Новом; эта надсемья также распалась в IX-VIII тысячелетиях до н.э. Африканские нигеро-корфоданская и нило-сахарская семьи составляют единую зинджскую надсемью (туда же некоторые лингвисты относят и афразийцев). Папуасы, ведды, андаманцы и аэта на Филиппинах (вместе с вымершей тасманийской языковой семьей) объединяются в индо-тихоокеанскую надсемью. Кроме трех языковых семей американских индейцев, связанных с надсемьями Старого Света, остальные семь: андо-экваториальная, ацтеко-таноанская, макро-ото-манге, макро-чибча, же-пано-карибская, алгонкино-мосанская и тараска составляют америндскую надсемью, чьи представители, видимо, прибыли в Америку прежде вышеупомянутых трех. Изолированными языковыми семьями являются австралийская и койсанская, но первую можно сблизить с индо-тихоокеанской надсемьей. Такова группировка лингвистических таксонов по состоянию на 1970-е гг. С тех пор классификация языковых семей заметно усложнилась, помимо надсемьи, объединяющей несколько семей, выделяют категорию гиперсемьи, которая должна объединять близкие семьи, и распад подобного таксона уходит куда-то в средний палеолит. Прежде близкие языки австралийских аборигенов делят на 29 языковых семей, причем почти все они включают по нескольку языков (иногда с несколькими десятками носителей каждого, что ничуть не мешает бытовать различным диалектам, столь отличным друг от друга, что даже говорящие на родственных диалектах одного языка с трудом понимают друг друга). Классификация австралийских языков подрывает известную концепцию, согласно которой языки бродящих охотников мезолита были гораздо более универсальны по сравнению с языками оседлых неолитических племен, которые нередко ограничивались одной деревней (в качестве примеров приводилось языковое разнообразие Новой Гвинеи и однообразие – как в свое время полагали – австралоидных языков). В итоге следует признать, что чем дальше мы углубляемся в прошлое, тем меньший удельный вес имеют ныне распространенные языковые семьи и тем больше вероятности обнаружить абсолютно несохранившиеся до нашего времени языковые семьи и даже макросемьи. Автор сделал очень приблизительную оценку численности носителей индоевропейских наречий около 3000 года до н.э. Если исходить из максимальной оценки численности тогдашнего населения, численность индоевропейцев составляла всего 120 тысяч человек (2% населения Европы и 0,3% населения мира), и они населяли территорию всего около 400 тысяч кв. км. – степи и лесостепи востока Украины и юга России. Совсем иная картина возникает при попытке создать генеалогическое древо археологических культур Старого Света. Население Ближнего Востока дважды проникало в Европу через Босфорский перешеек (древние кроманьонцы 50 тысяч лет до н.э. и «неолитические революционеры» в VI тысячелетии до н.э.; можно еще упомянуть проникновение иерихонцев в Южную Россию), а все прочие миграции были связаны с североафриканскими, а не ближневосточными палеолитическими центрами и направлялись через Гибралтарский пролив и острова Западного Средиземноморья (Атерская традиция, распространенная в верхнем палеолите по всей Сахаре, кроме Нила и Киренаики, резко отличается от Кебарийской). Таким образом, в Европу попали предки эскимосов, индоевропейцев, финнов и басков. Из района Ближнего Востока (вернее его трех палеолитических центров – в Палестине, Иракском Курдистане и Закавказье) можно вывести предков яфетидов, енисейцев, дравидов, картавелов. Семитов а также другие группы афразийцев есть основания считать последних автохтонами Африки вместе с зинджами. Археологические линии развития культур Сибири, приписываемых предкам палеоазиатов, алтайцев и самодийцев, прослеживаются до времен палеолита и никак не связаны с ближневосточными (хотя на одной из стоянок Алтая – Кара-Бом обнаружены технологии, сопоставимые с ближневосточными). И хотя Китай стал интенсивно заселяться только в мезолитическое время, пока нет археологических доказательств миграции предков китайцев в IX тысячелетии до н.э. из Малой Азии (в культурном отношении мезолитические предки китайцев соотносились с сибиряками). В Индии и Средней Азии существовали свои археологические традиции, также не сопоставимые с ближневосточными, хотя были и явные пришельцы именно с Ближнего Востока. Археология Юго-Восточной Азии, Африки и Америки еще недостаточно изучена, чтобы можно было прийти к определенным выводам. Так что пока данные археологии и глоттохронологии нередко противоречат друг другу. Лингвистика оперирует с существующими или вымершими, но письменно зафиксированными языками. Археологии же известны примеры прерывания и исчезновения линий развития археологических культур, чье население могло говорить на вымерших давным-давно языках, чье своеобразие достигало масштаба современных языковых семей. Любопытно будет посмотреть в будущем, сможет ли генетическая генеалогия человечества разрешить эти противоречия, либо эта систематизация станет третьей, противоречащей первым двум. Традиционно на протяжении прошлого века считалось, что физический предел жизни палеолитического человека составлял 30-35 лет, однако, новые находки останков палеолитических людей, умерших в возрасте 50 и даже 60 лет, свидетельствуют о том, что, во всяком случае, человек разумный отличается стабильной идеальной продолжительностью жизни на протяжении всей своей истории – последние 150-200 тысяч лет. Интересно, что и крупные человекообразные обезьяны живут достаточно долго (гориллы доживают до 50 лет, шимпанзе – до 60). Другое дело – средняя продолжительность жизни. В античные времена она колебалась от 25 до 30 лет (т.е. половина населения не доживала до этого возраста). В Средние Века в Европе накануне «черной смерти» эта цифра выросла до 40 лет и сохранялась с колебаниями на этом уровне до середины XIX века. Стариков (старше 50 лет) насчитывалось едва ли 10% населения. В рассматриваемую эпоху энеолита детская смертность была гораздо больше, а средняя продолжительность жизни должна быть еще ниже: соответственно умирал каждый второй новорожденный, а из тех, кто выжил в первые годы жизни, до 50 лет доживал лишь каждый десятый. Большинство захоронений ряда неолитических культур Средней России принадлежат людям в возрасте от 30 до 40 лет. По материалам захоронений Центральной Европы V тысячелетия до н.э. видно, что средняя продолжительность жизни женщин была намного меньше мужской, и в возрасте 40 лет на одну женщину приходилось по два мужчины-ровесника. Если вспомнить «классический» фильм «Миллион лет до н.э.» и если датировать время его действия поздним палеолитом (около 20000 года до н.э.), то получается, что родителям Тумака по крайней мере 35-40 лет, а ему самому и его ровесникам 16-20. Детородный период женщины продолжался с 12 до 20 лет, и за это время она могла родить 5-6 детей, из которых до детородного возраста (12-15 лет) доживало всего двое. Пять тысяч лет тому назад продолжал сохраняться климатическим оптимум, установившийся после окончания ледникового периода. В Европе и Китае средние летние температуры превышали современные на 2 °С, а в Западной Сибири даже на 3 °С, следовательно, природные зоны существенно сместились на север: на пространствах Восточной Европы южнее Белого моря и Печоры господствовали широколиственные леса. Та же картина наблюдалась и на Дальнем Востоке. Леса вышли на побережье арктических морей. Тайга сохранялась лишь в Западной и Центральной Сибири. В Восточной Европе наблюдалось пересыхание болот, но многоводные реки Средней Азии несли свои воды в Аральское и – через русло Узбоя – в Каспийское моря. В предгорьях Памира и Тянь-Шаня произрастали ореховые леса, ныне сохранившиеся лишь как реликты. Черное море уже окончательно соединилось с Мировым Океаном, а в целом уровень моря превышал современный на 3 метра, и таким образом, почти вся дельта Невы (самой Невы еще не существовало) в ту эпоху исчезла под водой. Европа того времени – сплошное лесное пространство с редкими прогалинами вдоль рек или на горных склонах. Счастливая Аравия наслаждалась повышенной влажностью, вызываемой муссонами. Усыхание Сахары еще не превратило ее в непроходимую пустыню, но реки мелели, а отдельные массивы лесов сохранялись лишь на нагорьях в центре и на побережье Киренаики. На период 9–5 тыс. лет назад приходится пик увлажнения в Кашгарии, Джунгарии, Монголии, Забайкалье и Манчжурии, в Передней Азии, Палестине, Сирии и Месопотамии. В аравийской пустыне Руб-Эль-Хали были озера, а на западе Индии в пустыне Тар количество осадков достигало 600–800 мм в год (ныне 200 мм). На месте Сахары была саванна с богатым растительным и животным миром, а площадь пустынных земель была много меньше нынешней. Северная граница саванны сдвинулась к северу на 500–600 км. На юге Сахары за год выпадало 300–500 мм осадков (ныне 25–30 мм) и было много озер. В Восточной Сахаре по ныне сухим руслам (р. Ноувар) протекали реки, имевшие связь с Нилом. В Тропической Африке влажный климат способствовал распространению экваториальных лесов. Вся Восточно-Китайская равнина представляла собой лесистое пространство, где водились животные тропиков и субтропиков – слоны, носороги, антилопы, тигры, львы и драконы – крупные ящеры, обожествленные древними китайцами. Широко распространенные ранее животные – лошадь, бизон, тур, благородный олень – значительно сократили свои ареалы. В то же время в таёжной зоне Сибири увеличились популяции лося, утиных, тетеревиных, а в прибрежных морях – популяции крупных рыб и морского зверя. Последние мамонты еще встречались в тундрах Восточной Сибири и на острове Врангеля, а их дальние родственники – карликовые слоны сохранились по берегам Средиземного моря. Степной лев водился на Балканах и Украине. В горах Атласа часто встречался медведь. Охота все еще играла важную роль в питании многих земледельческих племен, но количество животных с массой тела свыше 10 килограмм резко сократилось. Хотя к этому времени, кажется, все земли, пригодные для проживания, были уже заселены, есть данные о том, что в центре Средиземного моря необитаемой оставалась Сардиния.

ВЛАДИМИР-III: Еще один сугубо полемический вопрос развития древних цивилизаций касается характера взаимосвязи их развития. Имеет ли мировая цивилизация некий единый центр, который на протяжении тысячелетий посылал импульсы и вел за собой остальное человечество? Или же мировые цивилизации развивались исключительно самостоятельно, лишь изредка пересекаясь скорее в политической плоскости, чем в общекультурной? Полицентризм или моноцентризм? А.М.Буровский в своей статье «Запад эпохи плейстоцена» формулирует концепцию моноцентризма предельно определенно: «Плейстоценовый запад с точки зрения действия этих глобальных закономерностей развития, предстает не только и не «просто» другим. Исторический Запад является мировым лидером в развитии культуры. Он был таким лидером в плейстоцене, в эпоху Великого оледенения. Он остается мировым культурным лидером и после геологических катаклизмов рубежа плейстоцена и голоцена, в эпоху эволюции аграрных цивилизаций» (http://rogov.zwz.ru/Macroevolution/burovsky.pdf). Идея единого центра развития всегда предполагает некое единое начало, центр исхождения, пытается подвести под всю сложность реальности единый знаменатель. Все религиозные концепции истории человечества грешат подобным подходом: с т.з. христианства, первые люди появились где-то в горах Ирака, а затем – после т.н. «вавилонского столпотворения» - расселялись кто куда; индийские религии аналогичным центром истечения считают Индостан и т.д. В конце XIX – начале XX вв. была весьма популярна т.н. «вавилоноцентрическая гипотеза», которая под впечатлением невероятных находок в Двуречье считала именно этот регион центром мировой истории. Подобная секуляризация «тени вавилонской башни» повлияла даже на В.В.Иванова и Т.В.Гамкрелидзе, которые месторождение индоевропейцев обнаружили на Армянском нагорье. Однако данная теория была отвергнута подавляющим большинством историков и лингвистов. В качестве наиболее слабых мест теории указывается на некорректные сопоставления праиндоевропейских корней с семитскими и картвельскими, которые являются ключевым основанием для такой локализации, на явную отдаленность армянского языка от реконструированного праиндоевропейского, несмотря на то, что армяне, согласно теории, были единственными немигрирующими индоевропейцами и должны были лучше всех сохранить праиндоевропейский язык, и на полное несоответствие предложенной схемы миграций индоевропейцев имеющимся археологическим данным (Дьяконов И.М. О прародине индоевропейских диалектов // Вестник древней истории. Москва,1982. № 3—4. с. 11—24, 3—30). В число «первичного центра» человеческой цивилизации включались также фантастические Атлантида и Лемурия. Прежде чем решать вопрос о вероятности того или иного варианта, следует оценить степень развития путей сообщения и прочих коммуникационных линий в древности. Начнем с того, что первобытный человек не имел перед собой той прекрасной карты, составленной по данным спутниковых съемок, которой вооружен современный исследователь. Никаких удобных дорог (если не считать таковыми звериные тропы) в мире вплоть до первых цивилизаций не существовало, а первая «почти трансконтинентальная» т.н. «царская дорога» была проложена в Персии только в начале V века до н.э. Само собой, никакой – даже голубиной – почты между неолитическими племенами Китая и Ближнего Востока не существовало. Да, палеолитические племена совершали огромные миграции (впрочем, растянутые на тысячи лет, подобные рейды становятся не такими уж стремительными: одно поколение редко преодолевало более 100 километров), аналогичные по протяженности миграции зафиксированы и в более поздние эпохи (неолит – ранний железный век). Но, удаляясь вглубь совершенно неизведанной территории (миграции крайне редко имели, если это не было целенаправленное нашествие на известную цивилизацию, какую-либо осознанную цель), переселенцы теряли связь с «метрополией» и нередко становились изолированными реликтами. Причины этих миграций – отдельная тема, но важно себе представлять, что древняя практика заметно отличалась от современных теорий. Передача технологической и прочей информации миграционным путем происходила, но всегда оказывалась очень ограниченной, и поэтому ни одно изобретение не охватывало всю ойкумену (пожалуй, единственным исключением является технология обработки железа, которая молниеносно – за 100-150 лет – разошлась из Малой Азии по всему Старому Свету – от Тропической Африки до Тихого океана). Но если оставить в покое технологии, «культуртрегерство» древних племен минимально: смены художественных стилей, обрядов захоронений и т.п. элементов именно культуры происходили в каждом регионе своим путем. В итоге мы имеем разные группы населения (археологические культуры), которые в разных сферах продвинулись вперед по-разному. Самый яркий пример – присваивающий неолит Северной Евразии (многие сибирские племена умели производить керамику, однако это ничуть не стимулировало появление земледелия и скотоводства). Ну и в конце концов, чисто теоретически можно предположить вероятность (правда, очень небольшую), что отдаленные друг от друга на тысячи километров племена сделают в аналогичных условиях аналогичные изобретения. Общее понятие прогресса слишком абстрактно, и нам придется заняться судьбами отдельных новшеств, чтобы попытаться выделить «центр Х», на котором настаивают моноцентристы. Понятие «неолитическая революция» включает массовое одомашнивание животных и растений, а также появление термически обработанных изделий из глины (керамики). В конце неолита происходит освоение древней металлообработки и появление письменности. Расположим хронологически и географически эти четыре элемента, к которым в качестве пятого я бы прибавил изобретение колеса (видимо, самое оригинальное изобретение человечества). Первые успешные опыты с культивированием пшеницы относятся к концу Х тысячелетия до н.э. на юге Малой Азии (Ken-ichi Tanno, George Willcox. How Fast Was Wild Wheat Domesticated? // Science, 2006. V. 311. P. 1886.). Земледелие Палестины младше на 1000 лет, а земледелие гор Ирака и Ирана младше на 2000 лет. Тогда же – в самом конце VII тысячелетия до н.э. – земледельцы добрались до Европы. Правда, свидетельства культивации злаков в Нубии древнее – Кобищанов датирует их XIII тысячелетием до н.э. Не вполне понятно, заглохла ли нубийская технология, и пришло ли земледелие в Африку из Азии? Рисоводческий район в северной части Индокитая датируют по-разному – от VII до V тысячелетия до н.э. Однако, совершенно бесспорно, что культивация риса в Юго-Восточной Азии происходила совершенно независимо от Ближнего Востока. Тому доказательство – земледелие Китая, которое (просяное, а затем пшеничное) связано с западом, но рисоводство пришло в долину Хуанхэ (долгое время водораздел между Янцзы и Хуанхэ был рубежом между пшеницей и рисом) только к началу н.э. Около 5000 года до н.э. еще один независимый центр доместикации возник в Новой Гвинее, где были одомашнены бананы и таро. Таким образом, обнаруживаем как минимум три самостоятельных центра земледелия. Одомашнивание животных имеет обширную географию: если оставить в стороне одомашнивание собаки, которое произошло в южной полосе Азии не позднее 12000 года до н.э. (Трут Л.Н. Доместикация животных в историческом процессе и в эксперименте. Вестник ВОГиС, 2007, Том 11, № 2, с 274-275), то основная часть домашних животных стала домашними в период неолита. Коза одомашнена в горах Ближнего Востока в VII тысячелетии до н.э., генетика свиней указывает на наличие двух центров одомашнивания в VII тысячелетии до н.э. – Малой Азии и Китая, хотя китайский центр мог быть более поздним, овцы одомашнены в том же VII тысячелетии до н.э. в Иране. Крупный рогатый скот, чьим предком был дикий тур, имеет более широкий ареал одомашнивания – по всему Ближнему и Среднему Востоку, и этот процесс относится также к VII тысячелетию до н.э. Самые древние останки домашней лошади найдены в Южном Предуралье на стоянках Муллино и Давлеканово и датированы по радиоуглероду примерно 6000 годом до н.э. К югу от великих степей Евразии лошадь появляется только в IV тысячелетии до н.э., в Двуречье - в III, а в Египте – во II. Как это не странно, крупнейшие цивилизации долгое время обходились без лошади, предпочитая ей осла и даже антилопу (в Египте). Осел одомашнен в Египте в конце V тысячелетия до н.э., а в Двуречье – в начале IV тысячелетия до н.э. Куры одомашнены едва ли не в VIII тысячелетии до н.э. в Юго-Восточной Азии. Керамика впервые в мировой истории (если не считать случайных попаданий в огонь глиняных фигурок) появляется на «краю света» - в Японии. И произошло это, когда весь остальной мир еще пребывал в состоянии палеолита – в XIII тысячелетии до н.э. (История Японии. М.,1998. Т. 1,с 30-32). Соответствующая культура Дземон (дословно — «след от верёвки», как называют технику украшения глиняной посуды), принадлежащая, скорее всего, древним айнам, просуществовала вплоть до середины I тысячелетия до н.э. Из Японии керамика распространяется в среде других финальнопалеолитических культур Дальнего Востока – Осиповской с XI тысячелетия, Усть-Каренги на Витиме – с Х тысячелетия, Устиновская с VIII тысячелетия, и Юнгимун в Корее – с конца IX тысячелетия до н.э. В середине VIII тысячелетия до н.э. в среднем течении Янцзы появляется родственная японским айнам также керамическая культура Пэнтоушань (не исключено, что это родственные айнам в языковом отношении онге, которые сейчас живут в юге Андаманских островов). Дальневосточный керамический центр никак не связан с ближневосточным. Первый период ближневосточного недаром именуется «бескерамическим». Если не считать отдельных находок керамики в Северной Африке, которые датируются Х тысячелетием до н.э., типы культур докерамического неолита А и В просуществовали в регионе до конца VII тысячелетия до н.э. Появление керамики в большей части региона совпадает с началом нового периода керамического неолита, а местами (в долине реки Иордан) существовавшие одновременно остатки докерамических культур называют докерамическим неолитом С. Разумеется, трудно предположить, что где-то в конце VII тысячелетия некое демиургическое племя пришло из Кореи или с Амура на Ближний Восток и научило недогадливых туземцев лепить посуду (первоначально – до изобретения гончарного круга – ленточным методом). Ближневосточная керамика местного происхождения. Судя по остаткам окалины и шлака, жители Чатал-Гуюка одними из первых в мире научились выплавлять из руды медь также в конце VII тысячелетия до н.э. (Bernhard Brosius. From Çayönü to Çatalhöyük. Inprekorr, 400/401, 24 - 29, 2005.) В VI тысячелетии выплавка меди практиковалась уже по всему Ближнему Востоку, в V – в Египте, на Балканах и в Северном Китае, а IV тысячелетие стало эпохой меди по всей Евразии и Северной Африке. Казалось бы, премия за открытие медеплавления может быть присуждена конкретному племени, но и здесь выделяется Юго-Восточная Азия, где во второй половине V тысячелетия возник самостоятельный центр обработки меди (Берзин В.О. Юго-Восточная Азия с древнейших времён до XIII века. М.,1995,с 6), а с середины III тысячелетия до н.э. и бронзы (там же). Если современные и древние алфавиты можно сопоставить друг с другом и построить нечто вроде генеалогического дерева алфавитной письменности, то неалфавитные виды письменности, похоже, не имеют ничего общего, в т.ч. в смысле происхождения. Древняя пиктография, которую можно признать средой зарождения первых иероглифических и клинописных систем письменности, была характерна практически для всех первобытных племен (сохраняется она и в современных примитивных культурах). Египетская иероглифическая письменность, появившаяся в XXXIII веке до н.э. и просуществовавшая до IV века н.э. никакого отношения не имеет к шумерской клинописи, появление которой датируется 3500 годом до н.э. (табличка из Киша). Происхождение критских иероглифов (XIX век до н.э.), по-видимому, оригинально, однако, сам принцип письма мог сложиться под влиянием египетской иероглифики, поскольку древний Крит имел теснейшие контакты с Египтом. И хотя шумерская клинопись распространилась по всему Ближнему Востоку, разумеется, не преодолела ни центральноазиатских пустынь, ни Индийского океана. Более того, история китайской иероглифики уходит в неолит: первые значки-иероглифы (т.н. «письменность Цзяху») обнаружены в культуре Пэйлиган около 6600 года до н.э. Столь же оригинальна хараппская письменность долины Инда (XXIV век до н.э.) Наконец серединой VI тысячелетия до н.э. датируется письменность культуры Винча на Балканах. Впрочем, большинство специалистов подходит к определению пиктографии Винча как письменности более осторожно. В настоящее время наиболее общепринято объяснение пиктограмм из Тэртерии как знаков ритуально-культового характера, которые использовались при отправлении религиозных обрядов, после чего теряли значение. Человек, в захоронении которого были найдены таблички, мог быть шаманом. Сторонники этой теории указывают на отсутствие эволюции пиктограмм на протяжении всего времени существования культуры Винча, что трудно было бы объяснить, имей они отношение к фиксации торгового оборота. Аналогично, пиктографические знаки на трипольских сосудах определяются как «предписьменность». Колесо же было изобретено как цельно-древестный диск, используемый в неуклюжих повозках, в Двуречье около 3500 года до н.э. Мнения о параллельном изобретении колеса в степях Евразии пока не подтверждаются (даром, что это могло быть стимулировано приручением лошади). Там же – в Двуречье – в XXIII веке до н.э. появляется колесница. Если детализировать все эти изобретения и культурные новации, передвинуть поле зрения в предыдущие или последующие эпохи – все равно никакого одного «демиургического» региона (называть ли его «западом» или «востоком»), который оказал решающее значение в развитии всего человечества, не обнаруживается. Культурная и технологическая диффузия присутствует повсеместно и во все эпохи, но всегда находятся изолированные группы, которые совершенно самостоятельно решили любую из технологических или культурологических задач.

ВЛАДИМИР-III: ВЛАДИМИР-III пишет: Если обратиться к этнографическим параллелям, то ни у чукчей, ни у австралийских аборигенов, ни у индейских племен, затерянных в джунглях Амазонки конквистадоры либо современные исследователи не фиксируют ничего, похожего на государственность (и это при том, что те же чукчи уже стояли на грани производящего хозяйства: оленеводство и т.д.) К моменту прихода в северо-восточную Сибирь русских юкагиры, проживающие в суровых условиях, сходных с условиями приледниковых тундр и мамонтовых степей палеолита, занимая территорию более 1 миллиона квадратных километров, делились на 12 самостоятельных племенных союзов. А кеты (правда, это - в отличие от современности - была целая группа родственных народов) общей численностью всего в несколько десятков тысяч человек делились на 35 племенных союзов (Сибирь. Атлас Азиатской России. Новосибирск, 2007,с 499). То есть мы обнаруживаем здесь небольшие объединения 1-3 тысячи человек, конечно, более сложные, чем палеолитические объединения (примерно в той же степени, в которой ранний железный век или поздний бронзовый век сложнее палеолита), но более однотипные с ними, по сравнению даже с первыми государствами. Основным стимулом к появлению государства (и здесь Тойнби со своей концепцией вызова-и-ответа, похоже, прав) были определенные условия и задачи, которые появились у древних египтян, но не появились у юкагиров.

полная версия страницы