Форум » История » План: книга о XVI веке - Нострадамус глазами исторической науки » Ответить

План: книга о XVI веке - Нострадамус глазами исторической науки

ВЛАДИМИР-III: Тоже давно лелеемый мной замысел - написать книгу о Нострадамусе и его книге предсказаний, но не с мистической, астрологической и историонической ("историоника" - придуманный мной в 2003 году термин, которым я обозначил опрокидывание современных политических вкусов и проблем в прошлое, желание заручиться поддержкой специально интерпретированного прошлого в настоящем и будущем), а с научной точки зрения. Это должен быть обзор политической карты Европы 1550-1560 годов, затем биография Нострадамуса и история создания его катренов, затем выделение основных тем катренов (навязчивые идеи Нострадамуса - как я это называю), затем сопоставление "идей" и геополитических реалий середины XVI века. Вот карта Европы 1560 года (не вполне объективная за ее пределами):

Ответов - 68, стр: 1 2 3 4 All

ВЛАДИМИР-III: Хотя османское правительство вполне сознательно стремилось к исламизации своих подданных (османские завоевания изначально происходили под флагом войны с неверными), дело продвигалось крайне медленно. Еще в начале ХХ века на территории современной Турецкой Республики доля мусульман едва превышала 70%, а доля христиан – греков, ассирийцев, армян и болгар – достигала четверти населения. На Балканах и в Подунавье мусульмане составляли меньшинство, и хотя часть болгар, сербов, албанцев, армян и греков принимала ислам, это не делало их турками – исламизированные группы превращались в боснийцев, помаков, хемшилов. Каждая из национальных групп Великого Османского Государства жила своей общинной жизнью во главе с церковными иерархами, исполнявшими, помимо религиозных, административные функции («миллетами» по османским законам). Это делало константинопольского патриарха (главу «румского миллета»), армянского католикоса и еврейского главного раввина («хахам-баши») крупными чиновниками в системе османской власти. Также существовал католический «миллет» для хорватов, венгров и трансильванцев. Общины обеспечивали религиозно-политические запросы своих членов, поддержание порядка внутри общины, оказание взаимопомощи и сбор налогов. Главы «миллетов» неформально подчинялись падишаху и халифу и несли перед ним личную ответственность за деятельность своей общины и её покорность доминирующиму исламскому государству — чем подчёркивалось главенство ислама. Назначение формального главы общины давало турецким султанам повод юридически обойти один из главных принципов мусульманского права, согласно которому мусульманский халиф не может быть главным руководителем иноверцев («райя/зимми»). Конечно, основным фактором при назначении на пост главного пастыря «миллета» были личные связи с султаном и близкими ему визирями, а также демонстрация лояльности к доминирующему классу военных мусульман. Правда, греки стремились возглавлять всю православную общину Османского государства, но времена фанариотства были еще впереди, а в 1550-х годах константинопольские патриархи Дионисий Галат и Иоасаф Великолепный тратили жизнь в мелких сварах с мусульманскими властями по поводу снятия крестов с церквей и собирании со скудных владений денег для взяток османским чиновникам и платы за назначение на свой пост, которое зависело от падишаха. Патриарх Иоасаф, будучи образованным человеком (он знал в совершенстве турецкий, арабский и персидский языки), в 1556 году основал в Константинополе Патриаршую школу, предшественницу Великой школы нации. Он также проявил интерес к протестантской реформации, в частности к лютеранству, и в 1558 году отправил в Виттенберг сербского диакона Димитриоса Мисоса (Димитрия Любавича) для сбора информации. В 1559 году лютеранский теолог Меланхтон отправил ему письмо вместе с греческим переводом Аугсбургского исповедания, но это не произвело никакого эффекта. С Иоасафом связана еще одна история, касающаяся царского титула Ивана Васильевича из рода Рюриковичей по прозвищу Жестокий, правящего Московией. В 1557 году Иван, который десятилетиями вел настоящие дипломатические тяжбы с иноземными государями по поводу признания своего царского титула, обратился за официальным подтверждением титула к Иоасафу. Тот не нашел ничего лучшего, чем, находясь в конфликте с синодом Константинопольской церкви по поводу расходования скудных финансов, подделать решение синода о признании, и послал фиктивный документ в Москву, но обман скоро раскрылся. В 1565 году это будет стоить Иоасафу патриаршества: синод шестидесяти епископов отрешит его и сошлет на Афон. Стамбул в XVI веке из крупного реликта былого великолепия Римской Империи (именуемой условно «Византией») – торгового города-государства, которым был Константинопулос в 1366-1453 годах, вновь превратился в центр огромной империи, и его население, сильно сократившись во второй половине XV века, быстро росло. В середине XVI века тридцатка крупнейших городов Старого Света выглядела следующим образом: Бэйпин (Пекин) – 690 тысяч человек Константинополь (Истанбул) – 660 Виджаянагар в Индии – 480 Каир – 360 Тебриз – 300 Ханьчжоу в Китае – 260 Париж – 210 Лиссабон – 200 Неаполь – 209 Антверпен – 200 Флоренция – 200 Нанкин (Наньчжин) – 182 Венеция – 170 Киото в Японии – 170 Милан – 170 Гуанчжоу в Китае – 160 Венеция – 150 Москва – 150 Осака – 150 Сеул – 150 Хантавади в Бирме – 150 Ахмедабад в Индии – 140 Лондон – 140 Аютия в Сиаме – 120 Бухара – 120 Рим – 120 Дели – 100 Исфахан в Иране – 100 Палермо – 100 Севилья – 100 Средневековый город, в отличие от современног города-промышленного центра, подчинялся в своем развитии влиянию очень нестабильных тенденций в торговле, административных переделок и военных факторов. Перенос торговых путей, переезд администраций и религиозных иерархий, военные нашествия, а также эпидемии могли в считанные годы обезлюдить огромные города, но формирование новых торговых центров, появление столиц и административных управлений, военные успехи столь же быстро превращали маленькие городки и захолустные деревни в многолюдные столицы. Это сплошь и рядом наблюдалось в мусульманском ареале и в Индии с их непрерывной сменой государственных границ, расширением и распадом держав, но это же происходило и в Китае с Японии, хотя эти страны сохраняли государственную стабильность. В Европе к XVI веку все-таки намечается стабильность столиц и государственных границ, но в группировке торговых центров продолжались разительные перемены. Великие географические открытия, хотя и не привели к полному угнетению средиземноморской торговли, вызвали рост атлантических центров. Португалия, Испания, Англия и Западная Франция, ранее находившиеся на отшибе от главных торговых магистралей, теперь приняли на себя основную часть американской и ост-индской торговли. Фландрия, которая и ранее была главным экономическим районом Северо-Западной Европы, получила дополнительные импульсы развития. Османские завоевания не достигли Атлантического побережья (неудачный поход в Марокко в 1553 года), а торговые коммуникации Среднего и Дальнего Востока с Европой после Васко Да Гамы шли в обход раскинувшейся на трех частях света мусульманской империи. Хотя османские войска продолжали одерживать победы над верными и неверными, но правление Сулеймана Великолепного (1520-1566) было наивысшей точкой развития османской цивилизации: дальше намечался упадок и геополитические неудачи. Летаргия арабских регионов не компенсировалась успешным развитием Балканского полуострова. Завоевать Иран, вытеснить португальцев из Индийского океана, проникнуть на Волгу и в Центр Европы не удавалось, не смотря на все победы и дипломатические успехи. Непрерывные победы османских войск и флота создали у османской элиты пренебрежительное отношение ко всем неосманам, презрение к райя, представление о любом иностранце как о потенциальном подданном падишаха, до сих пор по неразумию не подчинившемся власти наместника Пророка (с 1540 года австрийский эрцгерцог, которого падишах не признавал кайзером Священной Империи, выплачивал ежегодную дань за обладание Западной Венгрией и считался в Стамбуле вассалом Блистательной Порты). Это отношение, в конечном счете, вредило внешней политике Турции, превращало ее в злейшего врага всех граничащих с нею стран. Против франко-турецкой коалиции складывалась большая антиосманская коалиция: Португалия, Испания и прочие Габсбурги, Венеция, Польша, Россия (совместные походы литовских и русских войск на Крым: в 1556-1561 годах литовский князь Дмитрий Вишневецкий вместе с Данилой Адашевым совершал набеги на Очаков, Перекоп и побережье Крыма, а в 1559-1560 годах неудачно пытались взять крепость Азов), Иран, Эфиопия, Марокко. В Азии союзником османского правительства стал могольский падишах Насир-уд-дин Мухаммад Хумаюн, который всю жизнь посвятил борьбе с последними султанами Дели. Колебались: Англия, протестантские князья Германии и... папа римский (!) Православные иерархи Османской империи находились в "заложниках" и вынуждены налаживать связи с лютеранами.

ВЛАДИМИР-III: Такова ось интересов Нострадамуса: Франция – Италия – Турция. Остальные страны располагаются на периферии его карты мира. Ближайшая из них к его малой родине – Провансу – Испания. Испания в XVI веке слагалась из Королевства Кастилии и Леона (официально просуществовало до 1716), Королевства Арагон (официально просуществовало до 1707), Королевства Мальорка (официально просуществовало до 1707), Королевства Мурсия (официально просуществовало до 1833), Королевства Валенсия (официально просуществовало до 1707), Королевства Галисия (официально просуществовало до 1833) и Королевства Наварра (официально просуществовало до 1513). Эта страна являет собой пример бездарно растраченных огромных богатств (хотя это никак не противоречило средневековой этике и эстетике, и вообще – экономическая история средневековья слагается из множества экономических подъемов, спадов, кризисов, банкротств и прочих последствий ненаучного отношения к экономической сфере со стороны властей, хотя всегда и везде существовали рачительные хозяева и опытные менеджеры). Хотя Бродель отрицал масштабы «революции цен» в результате появления на европейском рынке американского золота, нельзя не признать, что Великие географические открытия существенно обогатили Европу. Но все это протекало через карманы испанской знати – в Германию, Нидерланды, Италию, даже в Англию. Первая половина века, когда экономика развивалась, население увеличивалось, росли города (прежде всего, Севилья, которая монополизировала американскую торговлю и задавила города бискайского побережья), сменилась второй, которую кастильские кортесы охарактеризовали максимально резко: «Испания стала Индиями для иностранцев». Карл V мало интересовался своими владениями на Пиренейском полуострове, он – сын Фландрии, мыслил категориями всемирной империи, а Филипп II предпочитал экономическим хлопотам военные кампании и борьбу с иноверцами. Крестьяне забрасывали поля пшеницы и разводили виноградники и оливковые рощи (поскольку цены на вино в результате «революции цен» выросли в 7 раз, а на оливки – в 3 раза), в результате чего Испания превратилась в импортера хлеба. Испанская Места – объединение 3 тысяч скотовладельцев – дважды в год перегоняла огромные стада овец (до 2,5 млн. голов) через всю Испанию, а экспорт шерсти шел во Францию. Нидерланды и Италию. В итоге центральная часть страны стала превращаться в вытоптанную полупустыню, а заинтересованные в экспорте шерсти иностранные купцы препятствовали развитию местного производства. Крестьяне и дворяне разорялись. Бедность стала обычаем. Нищий дворянин – идальго, чья собственность заключалась в шпаге, плаще и аллергической гордости, готов был ночевать на мостовой, но не осквернял руки работой. К счастью, армия и колониальные администрации в Америке, Азии и Африке нуждались в этих шпагах, и расцвет Испанской империи продолжался. В XVI война в Европе была не исключением, а нормой. Нередко держава заключала мир с одним противником, чтоб поскорей напасть на другого, а иногда и на это не разменивалась, ведя одновременно несколько войн. При этом династические связи делали всех или почти всех антагонистов родственниками (сама мысль о каком-либо родстве с инородцами дика и невыносима для современного патриота), но здесь Испания отличалась – контрреформация надолго сделала невозможными династические браки между католическими и протестантскими странами, во всяком случае, любая габсбургская инфанта воспринималась протестантами, как агент влияния папы римского и иезуитов.

ВЛАДИМИР-III: Религиозный реформатор Мартин Лютер оставил, пожалуй, самую яркую характеристику того общественно-хозяйственного прогресса, подъема, который охватил Германию в XV-XVI веках: «Сколько не читай всемирных хроник, не найдешь ни в одной из ее частей, начиная от Рождества Христова, ничего подобного тому, что произошло на протяжении этих последних ста лет. Таких сооружений и посевов не было еще в мире, так же как и столь разнообразной (на любой вкус) пищи, изысканных яств и напитков. Своего предела достигла также изысканность и роскошь в одежде. Кто прежде знал о таком купечестве, которое, как нынешнее, объехало вокруг света и связало своими делами весь мир? Несравнимо с прежними временами поднялись и расцвели всевозможные искусства – живопись, резьба по дереву, чеканка по металлу, меди, шитье» (из проповеди 1522 года). Другие мыслители (вплоть до Монтескье) по традиции продолжали жаловаться на упадочный век и взывать к прекрасному прошлому, но Лютер и здесь пошел наперекор. В Германии католицизм боролся с протестантами. Среди самих протестантов тоже не было единства: умеренные лютеране, поддержавшие княжескую реформацию на севере и северо-востоке страны, быстро радикализирующиеся кальвинисты, которых волновал вопрос о сопротивлении тираническим идолопоклонническим властям (католикам), отчаянные анабаптисты, тихие гуситы-чашники, все еще живущие в чешских и моравских землях, либеральные цвинглианцы, дотошные антитринитарии (среди отрицавших троичность божества – Эразм Роттердамский, русский Феодосий Косой, испанцы Хуан де Вальдес и Мигель де Сервет; Сервет сожжен в 1553 в кальвинистской Женеве, причем сам Кальвин выступал за более мягкий приговор – отсечение головы, но городской совет Женевы настоял на сожжении). Помимо религиозных распрей, император Священной Римской Империи германской нации противостоял германским князьям (в Империи насчитывалось более 500 «имперских чинов»: два короля – римский и богемский, князья, магистры Тевтонского и Мальтийского орденов, герцоги и маркграфы, графы, архиепископы и епископы, аббаты, вольные города, бароны и отдельные рыцари, которые все заседали в рейхстаге), папа римский регулярно ссорился с императором, семь курфюрстов торговались с кандидатом в императоры (хотя начиная с 1439 года императорами бессменно становились представители австрийской династии Габсбургов). Вольные города сформировали особую среду германской цивилизации, в которой место рыцарей-разбойников и мрачных монахов средневековых легенд заняли совсем другие типажи: «деловой человек», бюргер-предприниматель (типичный пример – Фуггеры), деятель гуманистической культуры, как нюрнбергский патриций Виллибальд Пиркгеймер, купец-меценат (знаменитейшие книгоиздатели Антон Кобергер или базелец Иоганн Фробен). Не смотря на религиозные конфликты и затяжные войны, раздробленная Германия процветала – этот факт является серьезным контрдоводом в отношении утверждения, что государственное единство является непременным условием существования нации. Символическое изображение иерархии имперских сословий, 1606. Верхний ряд — курфюрсты, второй — герцоги и маркграфы, третий и четвёртый — графы, пятый и шестой — имперские города. Имперские округа Германии.


ВЛАДИМИР-III: Особый интерес Нострадамуса к Венгрии понятен – в XVI веке эта страна, наряду со Средиземноморьем, была полем битвы европейских стран с Турцией (расклеиваемые в городах Германии информационные листки регулярно сообщали обывателям новости о событиях на этом фронте). Битва при Мохаче, в результате которой, согласно традиционной венгерской историографии, произошло завоевание Венгрии, была лишь самым крупным эпизодом серии венгерско-османских войн, которые начались еще в 1513 году, а в 1521 османская армия захватила Белград, что открыло путь в центр страны. Крупнейшие европейские державы в это время были заняты решением вопроса, кто будет контролировать Италию в ходе очередной итальянской войны, и в 1529 году османы уже осаждали Вену (так далеко вглубь Европы мусульманские войска не забирались со времен битвы при Пуатье 732 года). Австрийский эрцгерцог Фердинанд Габсбург добился избрания королем Чехии и Венгрии, но на территории Венгрии, ещё не попавшей под власть турок, тут же началась война между сторонниками Фердинанда и другого претендента на венгерский престол Яноша Запольяи, при этом венгерские магнаты постоянно переходили из одного лагеря в другой, преследуя только собственные выгоды. Теперь османское правительство поддерживало Яноша против Фердинанда, а 23 июля 1533 года в Стамбуле заключён первый австро-турецкий мирный договор, согласно которому большая часть Венгрии оказалась под властью Яноша Запольяи и в вассальной зависимости от турок, а земли на западе и северо-западе Венгрии отошли к Австрии, обязавшейся за это ежегодно выплачивать падишаху 30 тысяч дукатов (103,2 кг золота). Война между сторонниками Яноша и Фердинанда продолжалась в Венгрии и Хорватии вплоть до 1538 года, и османские войска опять принимали в ней участие. В 1538 году укрепившийся в Трансильвании Янош заключил с Фердинандом мир и союз против османов (воистину, дипломатии XVI века все было возможно!) В 1541 после очередной гражданской войны в Трансильвании османские войска ликвидировали Восточно-Венгерское Королевство и продолжали воевать с австрийцами до 1544 года. Мир 1547 года возобновлял раздел Венгрии и выплату 30000 дукатов. Приходится встречать утверждения, что венгры отчасти чувствовали свое родство с турками, поскольку еще в IX веке их предки жили на Урале по соседству с тюркскими племенами и т.д. Но это всего лишь академические фантазии XIX-XX веков, касающиеся небольшого круга лингвистов, а в веке XVI веке католик-венгр менее всего видел родича в турке-мусульманине, чей язык был насыщен арабизмами еще больше, чем русский язык XVIII века – западнизмами. В 1551 в Трансильвании вновь начинаются военные действия. Османские войска разгромили сторонников австрийского влияния. В 1552 австрийские, испанские и венгерские войска атаковали турецкую крепость в Сегеде, а османские войска осадили Темешвар и вторглись в Верхнюю Венгрию. Продолжалась борьба австрийских войск со сторонниками независимости, пытавшимися опереться на османскую поддержку. В конце концов, эрцгерцог отказался от Трансильвании, куда в 1556 вернулся Янош Жигмонд при османской поддержке. В 1559 между Священной Римской Империей и Великим Османским Государством наступил мир. Венгрия около 1550 года.

ВЛАДИМИР-III: Нидерланды (это понятие тогда распространялось на территорию современных Королевств Нидерландов и Бельгии, Великого Герцогства Люксембург и французского Артуа) оказались в составе Габсбургской Державы случайно с т.з. национально-патриотических теорий XVIII-XX веков и ничуть не случайно (в результате раздела «бургундского наследства» в 1477) с т.з. династического права средневековья. В современной Европе, где происходят интеграционные процессы и сближение стран в масштабе всего континента, династические усилия Габсбургов по объединению Европы должны получить самую положительную оценку. По Прагматической санкции 1549 года и Аугсбургскому миру, 17 областей Нидерландов включены в Священную Римскую Империю в качестве неделимого наследственного имперского округа. В 1555 весь округ перешел под власть Филиппа Испанского. В политическом отношении в Нидерландах царило своего рода «двоевластие»: с одной стороны – правительственный аппарат, подчиняющийся центральным властям Габсбургов, с другой – власть наместника (генерального статхаудера). В 1555 году на этом посту королеву Венгрии Марию Австрийскую сменил герцог Савойский Эммануил Филиберт, а его сменила 4 года спустя Маргарита Пармская. В 1558 году штатгальтером Голландии становится Вильгельм Оранский. Хотя впоследствии много было сказано о национальном аспекте будущей Нидерландской революции, религиозный фактор играл куда большую роль в желании говорящих на близких к нижнеменецкому голландско-фламандском и фризском наречиях бюргеров и знати порвать с испанской монархией. И экономический фактор также. Мария Австрийская Эммануил Филиберт Савойский Маргарита Пармская Вильгельм Оранский

ВЛАДИМИР-III: Швейцария в представлении других европейцев имела репутацию почти идеальной «крестьянской республики» (в создании такой репутации особенно преуспел Макиавелли, идеализируя удаленных от цивилизации крестьян-воинов), что далеко не соответствовало действительности. Страна, а точнее бюргерская верхушка кантонов, продавала своих солдат, которые при этом отличались большими претензиями и могли взбунтоваться в случае невыплаты или задержки жалования (а такое в ту финансово безалаберную эру случалось нередко). Швейцария – еще один образчик отсутствия в средневековье национального вопроса – уже достигла своих современных границ и местами вышла за них. В разных кантонах говорили на немецком, провансальском, итальянском, рето-романском языках, одни кантоны приняли реформацию, другие сохраняли верность католицизму. Хотя протестанты проявляли столь же сильную нетерпимость к еретикам и ведьмам, как и католики, все же отличие наблюдалось: Жан Кальвин за считанные годы превратил Женеву в скучнейший город Европы, в котором запретили танцы, украшения, театральные постановки, разбивали зеркала, боролись с вилками (сатанинским изобретением, которым в наше время пользуются все верующие, включая кальвинистов) и требовали каторжной работы с восхода до захода солнца. В 1555 году против кальвинистской теократии подняли неудачное восстание женевские либертины.

ВЛАДИМИР-III: В Англии 1550-е годы – эпоха кульминации реформации и окончательного создания Англиканской церкви, подчиненной монарху. Идея национальной церкви в Англии оформляется в противостоянии влиянию папы римского. Она уже почти соответствует национальной идее Нового времени. Реформация шла рука об руку с языковой революцией. Но именно в это десятилетие в Англии возникло попятное движение: Мария Тюдор в 1553 году попыталась вернуть Англию в строй католических держав (с 1554 она также стала супругой будущего Филиппа II и с 1556 королевой Испании). Был ли шанс у этого возвращения в католицизм? Могла ли Мария прожить дольше (она скончалась в возрасте 42 лет от последствий охватившей всю Европу эпидемии «лихорадки»)? Либо оставить наследника престола, который сохранит верность Риму? Вокруг трона уже сформировалась стойкая оппозиция – от самых знатных вельмож до простонародья (в правление Марии ходили лубочные карикатуры, изображавшие «кровавую королеву» в образе самки со множеством сосков, выкармливающих епископов, попов и испанцев). Желание реформации и начала новой эпохи в истории Англии было столь велико, что смерть Марии и восхождение на престол Елизаветы в 1558 году воспринималось населением (кроме самых закоренелых католиков-папистов) как праздник.

ВЛАДИМИР-III: Остальные страны у Нострадамуса, как на римской дорожной карте (Пейтингеровой таблице), расплываются и истончаются по краям Ойкумены. Им посвящены отдельные упоминания, как правило, в связи с центральной зоной предсказаний. В этом топография Нострадамус сходна с топографией «Опытов» Мишеля Монтеня (соседа Нострадамуса), чьи топонимы и мифологемы также концентрируются вокруг оси Париж – Рим – Стамбул. Можно с уверенностью утверждать, что Нострадамус ничего или почти ничего не знал о Скандинавии, России, Польше, Америке, Восточной и Юго-Восточной Азии – и в этом его кругозор все же уже, чем кругозор некоторых его современников. Возможно, живи он в Испании, «центр тяжести» его картины мира был бы смещен в южном, юго-западном направлении, включая новые испанские владения в Новом Свете, а если бы Нострадамус был венецианцем, гораздо больше было бы упоминаний славянских стран. Но перед нами типичная «франкоцентрическая» картина мира с креном в область Средиземноморья.

ВЛАДИМИР-III: Что же волновало в это десятилетие (1550-е годы) интеллектуальную Европу? Сразу следует заметить, что даже в XVI веке элементарная грамотность была уделом меньшинства. Около 1720 года во Франции грамотных было 34% - и это можно считать средним показателем по Европе в целом, поскольку в протестантских странах уровень грамотности был выше, в католических странах Южной Европы – ниже, а в православных странах – еще ниже (в Российской империи в 1850 грамотных было всего 7% населения, а в Испании ещё в 1860-х годах из 72151 муниципального советника 12479 не умело ни читать, ни писать). Учитывая, что в раннем и даже высоком Средневековье грамотность населения не превышала 1-2%, можно говорить о переломе в XIV-XV веках и дальнейшем росте грамотности практически во всех странах Европы, кроме России и Османских владений, причем реформация и контрреформация сыграли в этом процессе определяющую роль. Среди горожан грамотность была гораздо выше, чем среди крестьян, а среди мужчин – в 2 и более раза выше, чем среди женщин, даже в знатных сословиях. При этом до 1% населения в Средневековой Европе можно считать образованными людьми, которые читали латинские книги и имели представление о категориях Аристотеля. Впоследствии волна роста грамотности в ХХ веке создала иллюзию всеобщей образованности, но в XXI веке наблюдаем по-прежнему небольшой слой интеллектуалов на фоне формальной всеобщей грамотности. Не смотря на некоторый упадок протестантизма после смерти Лютера (1546) и Цвингли (1531), споры католиков и протестантов по прежнему играют главную роль в европейском интеллектуальном пространстве. Последователи Лютера – Филипп Меланхтон и гносиолютеране (Маттиас Флациус, Николуас Амсдорф, Иоахим Вестфал) разошлись в ряде вопросов догматики и возможности компромисса с католиками. В 1560 году на короткое время филлипистам удалось одержать верх над гнесиолютеранами и распространить своё влияние по всей Саксонии. Центром филлипистов стал Виттенберг. Немецкие католики не складывали оружия в борьбе с «лютеровой ересью». Уроженец Любека картезианец Лаврентий Сурий в беспощадной борьбе с протестантством уподоблет его исламу. Тридентский собор, который тянулся с перерывами с 1545 по 1563 год, вместо запланированного компромисса с протестантизмом и восстановления единства христианской Европы окончательно осудил лютеранство и превратил Реформацию в раскол, открыв дорогу контрреформации. Когда современные верующие историки заявляют, что «в прошлом» все люди были верующими, они почему-то имеют в виду именно свою веру – постсекулярную реакцию на новые знания, апеллирующую скорее к невежеству и «образованщине», чем к бэконовской максиме о самоценности знания. Но в XVI веке интеллектуалы еще не были вынуждены соблюдать охранительные антиномии, а поэтому почти все сколько-нибудь образованные люди вступали в конфликт с религиозным мировоззрением. Итальянский врач, естествоиспытатель (он описал большой круг кровообращения) и философ Андреа Чезальпино по причине своей нелюбви к схоластике заслужил обвинения в безбожии, но не подвергся суду инквизиции и даже не был стеснен в своей преподавательской деятельности. Факт этот находит себе объяснение отчасти в самом характере его философского учения, оставлявшего место чудесам даже в естественном порядке природы, отчасти в благосклонном отношении к нему Римской курии, однако Чезальпино решительно отвергал веру в тёмные силы, в магию и волшебство, столь распространённую в его время (например, образованный юрист и историк Жан Боден призывал к решительной расправе с ведьмами; да, самый дремучий традиционалист-фундаменталист XXI века, окажись он в веке XVI, заслужит репутацию опасного вольнодумца и еретика). Но встречались в XVI веке и настоящие материалисты. Неаполитанец Симоне Порцио, преподававший в местном университете, в 1544 по приглашению герцога Козимо I Медичи переехал в университет Пизы, где ему была предложена высокая ставка. Как философ Порцио придерживался в значительной степени материалистических взглядов, в том числе разделял точку зрения о смертности души. Главные труды: «De coloribus oculorum liber» (Флоренция, 1550), «De humana mente disputatio» (1551), «De dolore liber» (1551), «De capitis doloribus encomion» (1551), «De rerum naturalium principiis libri II» (Неаполь, 1553). В эти же годы во Франции каноник церкви в Маконе Тиар де Понтюс в своих многочисленных философских диалогах, где по образцу пифагореизма математика соединялась с музыкой и на обеих этих колоннах базировалась еще очень сходная с астрологией астрономия, пропагандировал космологическую систему Коперника. Профессор Коллежа кардинала Лемуана в Париже Шарль де Бовель сочетает математику и мистику в гуманистическом ключе: человек есть связующее звено мироздания, единение всякого бытия, центр всего, поскольку он – природное зеркало всех вещей – наполнен внутри себя их разумными основаниями. Отражая в себе весь мир, человек есть око Вселенной, он не только созерцает её, но также преобразует её и радеет о ней. Разумеется, в подобной роли может выступать только человек образованный и просвещённый, живущий интересами разума – именно в нём, в мудреце, этом духовном средоточии всего, мир обретает законченную совершенную форму (из трактата «О мудреце» 1511 года). Профессор Коллежа Трёх Языков гуманист-мистик и эрудит-утопист Гийом Постель в 1552 году опубликовал книгу «Сокровище Вселенских Пророчеств», которая во многом предвосхищает творчество Нострадамуса. Он – специалист-гебраист – считал необходимым создание всемирной монархии под скипетром французского короля и с единым древнееврейским языком, выступал с апологией Великого Османского Государства (трактат 1560 года «О государстве турок»). Отсутствие высоких покровителей повлекло обвинения в ереси со стороны инквизиции, которая в 1555 признала его безумцем (с формулировкой non malus sed amens) и подвергла тюремному заключению в Венеции, куда Постель прибыл, чтобы предотвратить включение своих сочинений в первое издание Индекса запрещенных книг (вышло в 1559). К 1560 году Мишель Монтень уже задумывает первые из своих опытов, а его учитель Марк Антуан Мюре мечется между Парижем, Венецией и Падуей, обвиненный в содомии и ереси. Его книга «Чтения на различные темы» (1559) сочетает учёность со стремлением к разнообразию и высоким интеллектуальным развлечением. Рядом в Парме в 1553 году категорический противник школьной схоластики Марио Низолио издает «De veris principiis et vera ratione philosophandi contra psudophilosophos». За пределами франко-итальянской зоны философия процветает усилиями португальского дипломата, историка и композитора Дамиана ди Гойша, назначенного в 1548 главным хранителем (гуарда-мором) Торре-ду-Томбу (Королевских архивов). Его сочинение 1554 года «Urbis Olisiponis descriptio» также заподозрено в ереси и вольномыслии. 1550-е годы – апогей творчества величайшего испанского мистика Луиса де Гранады. Оба его главных сочинения «Книга молитв и медитаций» (1554) и «Путеводитель для грешников» (1556) внесены в Индекс запрещенных книг по причине влияния протестантизма, но одобрены Тридентским собором. Саламанкская школа, созданная доминиканским монахом уроженцем Бискайи Франсиско де Витторией, развивая комментирование к вопросам 77 («Об обмане, совершаемом при покупках и продажах») и 78 («О грехе ростовщичества, совершаемом при даче взаймы») из второй части «Summa Theologiae» Фомы Аквинского, в середине века дает серию потрясающих открытий в области экономики, которые в наше время вполне достойны Нобелевской премии: разграничение рыночного и затратного способов ценообразования в соответствии с числом участников рынка (Франсиско де Витория), формулирование теории паритета покупательной способности денег (Доминго де Сото, иезуит Педро де ла Гаска), открытие количественной теории денег (Педро де ла Гаска), разработка теории свободного рынка (иезуит Хуан де Матьенс). К сожалению, эта блестящая экономическая теория никак не помогала испанской экономической практике, и скоро сложилась пословица: «Quod natura non dat, Salamantica non praestat» («Что не дает природа, Саламанка не восполняет»). В это же время священник-доминиканец Бартоломе де Лас Касас восстал против испанской политики в Новом Свете, подверг сомнению завоевание Америки, насильственное распространение христианства среди индейцев и даже оправдывал человеческие жертвоприношения (поскольку индейцы построили политическое общество без помощи откровения, не может быть и речи о том, чтобы использовать непонимание ими христианства как предлог для их порабощения). Усилия Лас Касаса также большей частью носили теоретический характер, хотя, конечно, после реформ 1542 года положение индейцев в испанских и португальских колониях значительно улучшилось. В Англии президент Королевской коллегии врачей и упорный католик Джон Кайус в своих ученых трудах «De Mendeti Methodo» (1554) и «Account of the Sweating Sickness in England» (1556) поставил во главу угла научный эксперимент. В 1555 Полидор Вергилий – итальянец, сроднившийся с Англией, издал написанный еще в 1507-1513 гг. тенденциознейший труд «История Англии», но ценен своей энциклопедией изобретений – эпоха нуждалась в осознании новизны. Гиперкритическая позиция французского математика Пьера де ла Раме позволяла ему встать во главе всеевропейской борьбы с наследием Аристотеля, и, хотя его действия подпадали под санкции строгого эдикта короля Людовика XI против номиналистов и в защиту Аристотеля (1473), де ла Раме в 1550-х снова преподает в Collège de France и борется с Аристотелем и Сорбонной, требуя признать тождественность логики и диалектики. В 1556 Доминго де Сото публикует свое самое крупное произведение в сфере теологии «De justitia et jure», а итальянский математик, инженер, философ, медик и астролог (энциклопедизм в те времена был нормой) Джероламо Кардано в 1557 издал в Базеле небольшую энциклопедию «О многообразии вещей». В следующем году в свет выходит «Confessio, Symbolum, norma fidei» – попытка итальянского философа, юриста и теолога Якопо Аконцио внести согласие в разнородные убеждения и секты протестантизма с помощью отбора для этого нескольких общих начал в одно общепротестантское верование (он пришел к выводу, что сущность христианского учения могла быть сведена к некоторым общим началам, в число которых не входили пресуществление, Троица и тому подобные положения, часто порождавшие разноречия теологов и преследования инаковерующих. Его сочинение имело многих подражателей, но было плохо встречено католическим духовенством и его приверженцами. Автор бежал из родного Тренто в Страсбург, а затем в Англию – под покровительство только что взошедшей на престол Елизаветы. Венеция же собирала славянских эрудитов: в 1560 там опубликован труд хорватского философа Франческо Патрици «Della historia dieci dialogi (Della historia dieci dialoghi)», также ополчившегося на Аристотеля платоновским оружием. В XVI веке историческая наука окончательно перестала быть описательной и стала исследовательской дисциплиной. Во всех странах Европы наблюдается усиленный интерес к далекому и недавнему прошлому. Историк, нашедший щедрого мецената, мог посвятить всего себя любимому делу: как, например, помешанный на античности библиотекарь Иоганна Якоба Фуггера Иероним Вольф, который в 1557 году опубликовал свой «Corpus Historiæ Byzantinæ», фактически впервые введя в научный оборот термин «Византия» (хотя во Франции Византию стали называть Византией только в 1648 году, а в англоязычной научной литературе этот термин впервые употреблен в 1857). В области юриспруденции шел процесс критики теорий римского права со стороны гуманистов, которые (во Франции в первую очередь) призывали к изучению реалий обычного феодального права и учета национальных особенностей правовых систем (в доидеологические эпохи трудно определить, кто «левый», а кто «правый» – ведь такая постановка вопроса «левыми» гуманистами объективно работала на «феодальную реакцию», хотя эта последняя столь же объективно противостояла королевскому абсолютизму и, по выражению Виктора Гюго, как ястреб, высидела «орлиное яйцо – свободу»). Эпоха смешивала прогресс с реакцией и сословные интересы с общественными: когда никому не известный двадцатипятилетний студенчик юридического факультета Орлеанского университета анархо-республиканец Этьен де ла Боэси распространил свое еще ненапечатанное творение «Рассуждение о добровольном рабстве», он руководствовался сложным комплексом позднесредневековых переживаний и представлений, малопонятных эпохе Нового времени. Чтение «Рассуждения» подтолкнуло Монтеня к созданию «Опытов». Распространено мнение, что католическая (прежде всего иезуитская) реакция на протестантизм, особенно в его лютеранской версии, не оставлявшей места для свободы воли ни в религии, ни в политике, подготовила будущее обоснование конституционализма, примат гражданских прав и ограничение своеволия властей, но реальная картина происходивших по всей охваченной реформацией Европе событий этого плана сложнее. Во-первых, отцом конституционализма (если не заглядывать в Античность) можно считать жившего задолго до Реформации Марсилия Падуанского, а во-вторых, во всех странах Европы, где оказывалось крупное инаковерующее меньшинство (католики в Англии, кальвинисты во Франции), вопрос о взаимоотношениях этого меньшинства с официальной правящей религией мог решиться путем создания некоей «нейтральной зоны» законодательства, выведения его из под прямой зависимости от религиозных авторитетов одной из сторон. В Германии, которая навсегда разделилась на католическую и протестантскую части, решение вопроса предложено на путях религиозной федерализации (принцип Аугсбургского религиозного мира 1555 года «cujus regio, eius religio» – лат. «чья страна, того и вера»). Хотя во Франции в ходе позднейших гугенотских войн также наблюдалась регионализация инаковерующих общин, это не могло стать выходом по причине уже совершившейся централизации страны, и оставался единственный путь – путь умеренных католиков, составивших к концу 1550-х т.н. партию «политиков». Этому в меру сил препятствовали контрреформационная фракция внутри католицизма и крайние группы протестантов, быстро теряющие все достоинства, предоставляемые Реформацией, но взамен приобретающие все ее недостатки: крайнюю нетерпимость, вмешательство духовных авторитетов в жизнь общества и отдельного человека, утерю того интеллектуального европейского универсума, который создавался единой церковной организацией. Европа вступала в эпоху кровавых религиозных войн, унесших куда больше человеческих жизней, чем все атеистические безбожия будущего. Лаврентий Сурий Луис де Гранада Мишель де Монтень

ВЛАДИМИР-III: ВЛАДИМИР-III пишет: Иероним Вольф, который в 1557 году опубликовал свой «Corpus Historiæ Byzantinæ», фактически впервые введя в научный оборот термин «Византия» Впрочем, Нострадамус уже активно оперирует этим топонимом - в ЦЕНТУРИЯХ "Византия" встречается (почти во всех книгах) 16 раз (!) - чаще, чем Венеция (13 раз).

ВЛАДИМИР-III: За пределами интересов Нострадамуса оставалась Северная и Восточная Европа, а также в значительной степени исламский мир. В XVI веке этот последний переживал в интеллектуальном отношении не лучшие времена. Любой современный учебник исламской философии цветет множеством школ и имен в VIII-XIII веках и совершенно неожиданно обрывает повествование на XIV веке, чтобы перескочить в неопределенное «новое время». В IX-XII веках главным течением философии в исламских странах был, несомненно, понятный и близкий Фоме Аквинскому и Саламанкской школе восточный аристотелизм (крупнейшие представители – Аль-Кинди, Аль-Фараби, Ибн Сина, Ибн Туфайл, Ибн Рушд). Но со смертью любимца европейских схоластов Аверроэса в 1198 году это философское направление практически исчезает (к радости последователей аль-Газали, который активно боролся против мусульманских перипатетиков и вообще недолюбливал философию как явление). Спустя 6 лет – в 1204 – умирает Маймонид (тоже перипатетик; поскольку большая часть евреев в это время проживала в исламских странах, еврейская средневековая философия может рассматриваться в контексте именно исламской, а не европейской философии). Философская школа мутазилитов (обеспечивающая идейное оформление одноименного религиозно-политического движения) продержалась в Хорезме до его завоевания монголами в 1220-х годах. XIV век почти единодушно выносится за пределы т.н. «золотого века ислама» и считается эпохой упадка исламской цивилизации в целом. Исламская философия превращается в начетничество и комментирование авторов былых времен. Сирийца имама Ибн Каййима аль-Джаузийю (1292-1350) больше всего волнует соблюдение ритуалов и правовых норм шариата (как если бы Фома Аквинский посвятил всю «Сумму теологии» рассказам о том, как те или иные молитвы помогают верующим попасть в рай). Если в «золотом веке ислама» крупнейшие арабские и персидские ученые не только обеспечили связь Запада с Античностью, но и предвосхитили многие будущие открытия западных ученых (например, Аль-Джахиз в IX, Бируни в XI и Насир ад-дин Туси в XIII веке сформулировали общие идеи теории эволюции Дарвина и теории влияния среды на живые существа Ламарка, а Туси даже назвал ближайшим родственником человека обезьяну), то после XIV века видим лишь комментирование Корана и мистику суфийских орденов. В 1550-х еще не родился перс Мулла Садра (1571-1636), являющийся наиболее значимым и влиятельным философом в исламском мире за последние четыре века, который соединит суфийские учения с неоплатонизмом и аристотелизмом. Около 1000 года исламская цивилизация не имела никаких препятствий, чтобы стать научно-технологической глобальной цивилизацией, которой является в настоящее время пресловутый Запад. И если около 1500 года такая перспектива, похоже, окончательно была потеряна, ответ на вопрос: почему это случилось? надо искать во внутренних закономерностях развития самих исламских стран. Обычно, когда обозначают факторы, сделавшие европейскую цивилизацию мировой, называют Великие географические открытия и влияние Большой чумы 1346-1354 годов на технологический прогресс в Европе в связи с нехваткой рабочих рук, но можно указать и на образовательный фактор: мусульманские медресе в отличие от европейских университетов давали лишь богословское дипломированное образование (в них не было и не могло быть факультетов свободных искусств). Еще один фактор, который иногда рассматривают в качестве фатального в отношении заката исламской цивилизации, – изменение конфессионального состава населения. Если в VIII веке на завоеванных территориях мусульмане едва ли составляли большинство и вынуждены были веками уживаться с христианами разных толков, иудаистами, зороастрийцами, приверженцами гностических учений и иных вер, то к XIV веку, в результате войн и погромов (Тамерлан едва не уничтожил всех ассирийцев в своих владениях), а также преобладания суннитских течений над шиитскими в большинстве исламских стран, их население становится более гомогенным. Правда, это не относится к владениям Великого Османского Государства, где сосуществуют в XVI веке сунниты, шииты, православные, миафизиты армяне и копты, униаты и католики, иудаисты и отдельные сохранившиеся гностические группы (мандеи, йезиды). А поскольку немусульманские культурно-религиозные традиции могли передать Западу свой исторический багаж, возникала проблематика освоения католической Европой этого наследия. Известное из истории России греческое влияние XV-XVI веков ни в какое сравнение не идет с «миграционным кризисом», в результате которого в Италии появились массовые греческая и албанская диаспоры, а внутри этих диаспор появляются греческие учебные заведения. В XVI веке европейский книжный рынок буквально наводнен греческими рукописями и первопечатными книгами (не смотря на отдельные случаи фальсификаций, в большинстве это была высококачественная продукция). В 1550-х годах крупнейшим популяризатором греческих штудий становится автор «Туркогреции» профессор Тюбингенского университета Мартин Крузий.

ВЛАДИМИР-III: Но все вышеперечисленное не касалось «домашнего православия» в Великом Османском Государстве и России. Здесь также эпоха цветения византийской религиозной философии, великих соборов, борьбы ересей и последнего взлета неоплатонизма безвозвратно ушла в прошлое. В XIV веке последней крупной философской школой внутри православия стал исихазм, который из Византии проник на Русь, но полностью отторгнут в Грузии. С философскими школами IV-VIII веков исихазм имеет мало общего. Гораздо заметнее его коннотации с исламским суфизмом. Не случайно первый паламитский император Иоанн Кантакузин так любил пляски дервишей. Непосредственной аналогией молитвенной практики исихазма является зикр хафи. В XVI веке и эта традиция стала иссякать, и больше ничто внутреннее (не считая католических и протестантских влияний) не оживляло интеллектуальное пространство православия вплоть до некоторого оживления в связи с дискуссиями вокруг имяславия в начале ХХ века. В России же национальная философия с самого начала стала обращаться вокруг идеи избранности и особости России (теория Третьего Рима, особенно популярная при Иване IV; а вот на Западе Фома Аквинский или Фрэнсис Бэкон несоизмеримо меньше были взволнованы национальным величием Италии или Англии), а все иные течения беспощадно давились, в т.ч. по причине их связи с европейским неправославным дискурсом. К счастью для себя, Иван Федоров и князь Курбский находили себе «другую Россию» в лице Великого Княжества Литовского и Русского, поэтому уже в XVI веке идейная эмиграция из России становится заметным явлением в масштабах Восточной Европы. В начале 1550-х в Москве идет борьба дьяка Висковатого против западного влияния на русскую иконопись (Висковатов вообще терпеть не мог «латинство» и «луторство», зато симпатизировал исламу и конкретно Крымскому ханству). Заодно собором осужден нестяжатель, антитринитарий и противник доктрины об искуплении Феодосий Косой (Косой также бежал в Русскую Литву, где нашёл благоприятные условия для пропаганды своего учения). В 1556 году в Троице-Сергиевом монастыре скончался Максим Грек, но его влияние в последние 30 лет жизни на русскую интеллектуальную жизнь было минимальным. Еще один нестяжатель – Артемий Троицкий – предсказуемо бежал в Русскую Литву. Но фоне антитринитариев и нестяжателей выделяется Ермолай (будущий в монашестве Еразм), который фактически становится главным «официальным» мыслителем, также являясь сторонником сильной царской власти. На фоне прогрессирующего Запада исламский мир XVI века впадает в ту интеллектуальную летаргию, которая продолжается до нашего времени (раскрытие империалистических или сатанинских заговоров против мусульман – не в счет). Если вспомнить некоторые альтернативноисторические сценарии, по которым завоевавший всю Европу где-то в VIII-IX веках ислам обеспечивает более высокий уровень развития цивилизации, то даже если исламская Франция или Германия Х века будут более развитыми странами сравнительно с христианскими Францией и Германией того же Х века, то исламские Францию и Германию XVI века постигнет примерно та же судьба, что и исламский Египет или Марокко того же столетия: экономический кризис, сокращение населения, превращение интеллектуальных штудий в начетничество, ограниченность образования чтением и толкованием Корана, а литература и философия исламской (допустим) Англии XIX мало чем отличались бы от литературы и философии Сомали. Запад, кажется, преодолел циклизм развития цивилизаций, из которого никак не может вырваться остальная Евразия.

ВЛАДИМИР-III: Обзор интересующего нас исторического периода можно завершить картиной быта и повседневной жизни европейского человечества в середине XVI века. Людей было в несколько раз меньше, чем сейчас, и подавляющее большинство из них проживало в сельской местности. Население мира (млн. человек): Австралия и Океания – 3 Азия – 378 Америка – 22 (считая население Северной Америки равным 6 млн. человек, по Дж.Даймонду) Африка – 90 Европа – 89 Всего – 582 Население отдельных стран (млн. человек) Китайская Срединная Империя – 179 Индийские государства – 117 Великое Османское Государство – 30 Япония – 21 Владения Испанских Габсбургов – 19 (не считая колоний) Франция – 17 Испанская Америка – 14 Владения Австрийских Габсбургов – 7 Корея – 7 Польша и Литовско-Русское Княжество – 7 Иранское Царство – 6 Российское Государство – 6 Англия и Ирландия – 5 Вопреки расчетам современных поборников традиционных ценностей, от 10 до 30% населения вообще ни разу в жизни не вступали в брак – и это были не только представители католического духовенства. Средняя продолжительность, упавшая было с 40 лет до 29 в эпоху чумных эпидемий XIV века, вновь доросла до 40 – причем, следует помнить, что средняя продолжительность жизни знаменитых людей будет заметно больше средней в обществе в целом, поскольку те, кто умирал во младенчестве и детстве, в анналы истории не попадают. Средняя продолжительность жизни европейских монархов (королей Англии, Шотландии, Франции, Испании, Португалии, Швеции, Дании и Польши, а также германских императоров, князей Саксонии, флорентийских герцогов, русских царей и османских султанов – всего 66 монархов) в XVI веке достигает 52 лет, а средний возраст вступления на престол – 27 лет.

ВЛАДИМИР-III: Многодетность компенсировала огромную детскую смертность (из 8 известных детей Ивана IV до 3 лет дожили всего 3, а из 12 детей Филиппа Испанского 6 скончались в младенчестве, и еще 2 дожили всего до 7 лет). Но население росло. В XVI веке наряду с демографическим коллапсом в Америке и демографическим застоем в исламских странах, наблюдался очень быстрый рост населения в Китае, рост населения в Европе в целом (хотя в Испании, Франции и ряде местностей Италии во второй половине века по разным причинам он сменился спадом) и небольшой рост в Индии. Моралисты называли XVI век в истории Германии «столетием пьянства», но население страны, опять же необъяснимым для моралистов образом, выросло за эти 100 лет на треть. Хотя подавляющее большинстве населения по-прежнему проживало в сельской местности и кормилось сельским хозяйством (редко иными промыслами: рыболовством, добычей руд), именно в XVI веке в Европе начинается неконтролируемый рост городского населения и его люмпенизация (разорившиеся крестьяне, военные и религиозные беженцы). Современники отмечают стремительный рост бродяжничества и нищенства. В самых богатых городах Нидерландов и в Лондоне доля пауперов (бедняков, не плативших никаких налогов, не имевших собственности и живших случайным заработком, а то и милостыней) колебалась от 20 до 40% населения. Во Фландрии и Голландии 25-30% сельского населения были поденщиками. В России уже в XVI веке появляется многочисленные т.н. «гулящие люди» – вольные ремесленники, которые не несли никаких государственных повинностей, не платили податей и были падки на участие в бунтах и мятежах. Во всех странах власти боролись с бродяжничеством самыми суровыми мерами – этим отчасти компенсировалось отсутствие во Франции и Англии в XVI веке крепостничества (оно было заменено денежной рентой и другими формами зависимости). Создавались работные дома, а в некоторых случаях магистраты даже санкционировали попрошайничество своих подопечных, выдавая им специальные жетоны на право сбора подаяния. Вообще уголовное законодательство в XVI веке значительно ужесточилось. Принятое в Германии Карлом V Peinliche Gerichtsordnung (Уголовно-судебное уложение) предусматривало даже казнь несовершеннолетних преступников (младше 14 лет), если «злостность восполняла недостаток возраста». Окажись мы на мостовых западноевропейского города XVI века, нас поразит грязь на улицах и подолах женских платьев, ветхие деревянные строения среди редких каменных домов и стен, отсутствие тротуаров, узость улиц, скученность населения и вездесущность воров-попрошаек – от юных существ, которые никогда не посещали школу, до преждевременно состарившихся бомжей и бомжих с покрытыми оспинами землистого цвета лицами, – все в лохмотьях и насекомых-паразитах. Крикливое роскошью богатство 1% населения черпалось из бедности остальных 99%. Прибавьте сюда периодические эпидемии самых разных болезней (в XVI веке половина европейцев переболела сифилисом), голодовки, ранние заморозки (хотя вековое понижение средней температуры в XIV-XV веках сменилось заметным потеплением в XVI, когда историки фиксировали несколько бесснежных зим к западу от Рейна), пожары и наводнения. Медицина, конечно, существовала, но большая часть болезней не излечивалась, а количество выживших инвалидов едва ли было меньше, чем сейчас по данным Пенсионного Фонда. Отдельная тема – гигиена позднего Возрождения. Если в XIII-XV веках мы встречаем повсеместно в Европе бани, но в начале XVI неблагоприятная эпидемиология покончила с общественными местами для мытья (часть из них была закрыта в ходе борьбы с публичными домами), хотя считать, что европейцы того века вообще не мылись, было бы преувеличением. Разрешить вопрос могло бы изучение производства мыла на душу населения – если оно существенно не сократилось после 1500 года, то мы не вправе так уж воротить нос от надушенных для уничтожения неприятного запаха принцесс. Но следует представлять, что даже прославленные русские бани Новгорода и Пскова не давали той степени гигиены, которую мы имеем в XXI веке. Люди мылись не чаще одного раза в неделю (было и гораздо реже), вылавливали тараканов из щей, пили воду из ближайшей речки или озера (колодцев также было мало) и там же стирали одежду. Разорившийся дворянин, сидящий в одной накрахмаленной рубахе при свече в каморке с облезлыми стенами и писком мышей за чтением Фукидида с кружкой пива и ломтем черствого сыра…

thrary: А у чому саме розпорошеність Священної Римської Імперії Германської Нації?

ВЛАДИМИР-III: Еще в 1356 возобладала тенденция, обратная централизаторским тенденциям во Франции, Англии, Кастилии. Это понятно и неизбежно. В отличие от сих последних, СРИГН позиционировала себя принципиально как "всемирная империя". И не могла разменяться на национальное государство (какое? вплоть до 1648 в состав империи формально продолжала входить Северная Италия, которая, к тому же, была более экономически развитая, чем немецкие земли, так что национальное немецкой идее в средние века не везло). И на этом (как Лютер) стояла до конца (даже в XIX веке девизом австрийского кайзера был: Австрия должна править миром!, и еще в 1915-1916 такие идейные закидоны встречаются в серьезной литературе - школьной в т.ч.)

thrary: Низькі землі були приблизно так само розвинуті як і Північна Італія. Ну і Швейцарія та Вендські міста були розвинуті. Більш вам скажу, аж до 19 ст. приблизно ніхто у Европах національні держави не будував.

ВЛАДИМИР-III: Да, правильнее сказать "централизованное". Но Фландрия - еще не вся Германия, тем более, что до 15 века Фландрия была фактически частью Франции.

ВЛАДИМИР-III: Но не все было так мрачно в XVI столетии (вообще, баланс счастий и несчастий человечества в целом до сих пор сводился положительно, иначе оно бы давно вымерло, как вымерли некоторые древние цивилизации). На полях созревал урожай, росли сытые и здоровые дети, любимые родителями (нередко степень бедности и богатства крестьянского хозяйства зависела от количества выживших и выросших мальчиков), фасады новеньких домиков радовали глаз побелкой, в городах били фонтаны, башенные часы, установленные в 1354 году в Страсбурге, не имели маятника, зато отмечали часы, части суток и праздники церковного календаря, публичные смертные казни (в те времена все казни были публичными, их смотрели даже дети, и никаких массовые девиаций в связи с этим не наблюдалось – хотя существует теория массовой психической ненормальности людей Средневековья, в результате чего им являлись божества и святые, как алкоголику – любимые видения на почве белой горячки, причем эффект объяснялся отравлением спорыньей) перемежались с карнавалами и праздничными бегами проституток, родичи выкупали пленников у берберских пиратов, были даже брейгелевские лентяи – не только брейгелевские слепые, на танцах молодые люди влюблялись в девушек, в Риме Палестрина восхищал своими музыкальными мессами, там же продолжалось строительство Собора Святого Петра, школяры напевали Im taverna и Herr Mannelig, утонченные интеллектуалы писали книги, устраивали ученые диспуты и даже нередко становились министрами и губернаторами – в этом XXI век явно проигрывает прошлому. Таков был мир Нострадамуса. 1555 год.

ВЛАДИМИР-III: Далее. Мишель де Нострдам родился 14 декабря 1503 года в городке Сен-Реми-де-Прованс в семье евреев-сефардов (которые в результате гонений переселились во Францию с Пиренейского полуострова), обращенных в католичество в XV веке. Семейная легенда, пересказанная Сезаром де Нострдамом в «Хронике Прованса», гласит, что предки предсказателя служили лекарями при дворах Рене Доброго и герцога Калабрийского. Однако, исходя из имеющихся фактов, можно лишь утверждать, что они были достаточно образованными и зажиточными людьми. Отец будущего предсказателя, Жом де Газоне (приняв крещение, поменял фамилию на католическую Нострдам) (1470-1547) был нотариусом, дедушка Ги Гассоне (1430-1484) торговал зерном и работал нотариусом в Авиньоне, в 1455 принял христианство и имя Пьер де Нострдам, а прадеды со стороны матери Пьер де Сен-Мари (?-1485) и Жан де Сен-Реми были врачами в Арле и Сен-Реми. Хотя светские власти Франции мягко относились к крещёным евреям, простонародье всегда подозревало их в тайном неверии в Иисуса Христа. Это побуждало последних жить в относительно изолированных общинах, сохраняя свою культуру, традиции и обычаи. Раннее детство Нострдама прошло с прадедом по матери Жаном де Сен-Реми, который якобы учил его латыни, греческому, ивриту, математике и астрологии. После 1504 о его прадеде ничего не известно. В 1518 году четырнадцатилетний Мишель де Нострдам отправляется на учебу в Авиньонский университет, где учится так называемому тривиуму – грамматике, риторике и логике, а позднее квадривиуму – геометрии, арифметике, музыке и астрологии. В 1519 в городе разразилась чума, и Мишель бросил учёбу, решив стать врачом и найти способ лечения чумы, но так и не нашел решения. О последующих восьми годах его жизни нам известно лишь из его собственной фразы в кулинарно-косметической книжечке, согласно которой эти годы прошли в непрерывных путешествиях с целью «узнать и выучить источники и происхождение растений и иных простейших веществ, касающиеся вершины медицинской науки». В 1529 году официальная биография будущего предсказателя продолжается: он поступает на медицинский факультет университета Монпелье. В 1531 году Нострадамус вступает в брак с Генриеттой д’Анкос. По причине резких высказываний об учителях и увлечения запрещенной фармацевтикой (ученый, согласно представлениям Античности и Средневековья, не должен был марать руки физическим трудом) его тут же едва не исключили из университета. Однако конфликт удалось уладить, и в 1534 году Мишель получил докторскую степень. С этого момента его фамилия пишется на латинский манер: Nostradamus. В том же 1534 году он снова отправляется в странствия, в ходе которых знакомится с известным учёным Жюлем Сезаром Скалигером (тем самым, которого так ненавидят фоменковцы). Вероятно, по предложению Скалигера в 1536 году Нострадамус обосновался в Ажене, где его настигают беды. В 1537 году от чумы погибают жена и дети, в 1538 году его допрашивает Инквизиция по причине якобы имевших место нелестных высказываний о статуе Девы Марии, и в том же году по неясным причинам возникает смертельная ссора Нострадамуса со Скалигером. Нострадамус покидает Ажен. От Скалигера он получит впоследствии несколько ядовитых антисемитских эпиграмм, в которых тот намекает на скрытое иудейство Нострадамуса. Но младший сын Нострадамуса будет назван Сезаром – возможно в честь Скалигера. Следующие несколько лет Нострадамус проводит в странствиях по Италии и Германии. В 1544 году возобновляет врачебную практику в Марселе, а в 1546 году борется с чумой на юго-востоке Франции в Экс-ан-Провансе. За врачебную деятельность парламентом Экс-ан-Прованса ему была пожалована пожизненная пенсия. Существуют легенды о чудодейственной силе созданных им лекарств, однако дошедшие до наших дней рецепты не выходят за рамки традиционной медицины XVI века. 11 ноября 1547 года Нострадамус женился на Анне Понсард Жемелье, и от этого брака родится впоследствии шесть детей: Магдалина (1551), Сезар (1554), Андре (1557), Анна (1558), Диана (1561), Шарль. Старший сын Сезар был широко образованным человеком, писателем и художником, среди его близких друзей – придворные художники Франсуа Кенель и Косм Дюмустье. В 1555 году Нострадамус опубликовал свой первый астрологический альманах, и в том же году в Лионе выходит в свет первое издание Центурий, содержащее 353 катрена с предисловием сыну Сезару. Известно, что эти пророчества принесли ему неприятности. Во-первых, известны случаи, когда на него жаловались богатые клиенты, заказавшие гороскопы и обнаружившие в них заведомые ошибки. А по прибытии в Париж Нострадамус был предупреждён, что власти готовятся допросить его о том, какие учения он практикует, и каким образом делает предсказания. Он срочно возвращается в Салон-де-Прованс, а затем в 1556 году отправляется в Италию. В 1558 году в заключительной части Центурий Нострадамус обращается к королю Генриху II, называя того повелителем мира и обещая раскрыть историю человечества на столетия вперёд. Неизвестно, успел ли король, погибший на турнире в 1559 году, ознакомиться с письмом предсказателя. После гибели Генриха II, по приглашению сестры покойного, Нострадамус прибывает в Париж и встречается при дворе с королевой Екатериной Медичи. В 1561 году Нострадамусу едва удалось спастись от крестьян-католиков, обвинивших его в симпатии к гугенотам. В том же году власти Мариньяна на несколько дней взяли его под домашний арест, поскольку он нарушил правила публикации без предварительного разрешения местного католического епископа. В 1564 году Екатерина Медичи и Карл IX навещают предсказателя в Салоне и затем приглашают на встречу в Арль, где назначают его королевским медиком и астрологом. Однако 2 июля 1566 году Нострадамус умер в Салоне от осложнений подагры. Похоронен во францисканской часовне. Останки повторно преданы земле во время Французской революции в соборной церкви Сен-Лоран, где его могила остается и по сей день. На мраморной плите над его могилой высечена надпись «Здесь покоятся кости знаменитого Мишеля Нострадамуса, единственного из всех смертных, который оказался достоин запечатлеть своим почти божественным пером, благодаря влиянию звёзд, будущие события всего мира». Следует заметить, что в XVI веке, как и ранее, отсутствовало то явление, которое сейчас называют «широкой публикой», не было читательской аудитории (немногочисленные газеты и «летучие листки» не в счет), а поэтому все или почти все книги выходят небольшими тиражами и зачастую предназначены конкретным читателям (иногда это отражено в посвящении) – как правило, высоким покровителям автора или иным высокопоставленным адресатам его прошений. Поэтому думать, что рядовой (пусть даже грамотный) француз читал во второй половине XVI века прогнозы Нострадамуса, как наш современник читает астрологические прогнозы в утренней газете, было бы непозволительным анахронизмом. Не получив покровительства у Анри II, Нострадамус обретает покровительницу в лице вдовствующей королевы Екатерины Медичи (при французском дворе продолжал соблюдаться обычай белых одежд для вдовствующих королев и принцесс). Семейное предание, отражённое в «Хронике Прованса», вышедшей из-под пера Сезара де Нострдама, гласит, что королевский медик Абрам Саломон был прадедом Нострадамуса. Эта легенда не подтверждается фактами, но родственные связи с Абрамом Саломоном могли быть сложнее. Часто утверждают, что дедушки предсказателя познакомили его с астрологией и каббалой. На самом деле, они рано умерли. Уже в школе Мишеля прозвали «маленьким астрологом». Вокруг него возникает ряд легенд. Рассказывают, что однажды Нострадамус предсказал судьбу двух поросят на приёме у важной особы: белого поросёнка, сказал он, съест волк, а чёрного подадут на обед. Чтобы посрамить провидца, хозяин велел заколоть белого поросёнка, но тот уже был съеден волком, и повар заколол чёрного и подал его на обед. К периоду итальянских путешествий относится история о предсказании папского престола молодому монаху Феличе Перетти (будущий Папа Сикст V). В 1820 и 1839 годах были опубликованы «Пророчество Филиппа Оливариуса» и «Пророчество Орваля, записанное Филиппом Оливариусом», датированные якобы 1542 и 1544 годами соответственно. Возникли слухи, что на самом деле они сделаны Нострадамусом во время его остановки в ходе странствий в аббатстве Орваль. Старая история, пересказанная первым исследователем творчества Нострадамуса Шавиньи, утверждает, что однажды провидец помог королевскому слуге найти потерянную породистую собаку. Самая громкая слава была связана с предсказанием гибели на турнире короля Франции Генриха II (Ц.1.К.35). Вероятно, она имеет под собой основания, так как именно после этих событий Нострадамус получил признание при королевском дворе. Однако эти основания нам не известны. Идея же о катрене Ц.1.К.35 носит характер интерпретации и впервые появляется спустя много лет у Сезара. Ранее Шавиньи для обоснования этой легенды использовал более сложные рассуждения. По сведениям Эдгара Леруа, на фамильном гербе Нострадамуса изображены две чёрные орлиные головы и два золотых колеса с восемью спицами каждое, на красном поле. Ободы колёс сломаны между соседними спицами. Девиз на гербе гласит: «Soli Deo» (лат. «Богу Единственному»). Неясно, достался ли этот герб Нострадамусу по наследству, или же был создан специально, после получения докторской степени в 1534 году. Творческое наследие Нострадамуса включает 10 центурий (942 катрена), предисловия к ним (письма сыну Сезару и королю Генриху), ряд катренов без нумерации, ежегодные альманахи с 1555 года, а также ряд произведений, которые принято считать непророческими, такие как, например, вольный перевод «Истолкования иероглифов Гораполлона» (1545), представляющего попытку расшифровать древнеегипетские иероглифы и хранящегося в муниципальной библиотеке Лиона. В архивах имеются завещание и личная переписка Нострадамуса. Также существует ряд рукописей, авторство которых достоверно не установлено, но иногда приписывается Нострадамусу. Учитывая практику печати в то время, которая включала набор текста под диктовку, даже два одновременных издания не могли быть идентичными, и относительно редко можно найти две копии, которые абсолютно одинаковы. Конечно, нет никаких оснований предполагать – как это могут делать «взломщики кодов Нострадамуса» – что орфография или пунктуация какого-либо издания являются идентичными рукописям Нострадамуса. Перед нами – достаточно типичная биография человека соответствующего круга и профессии. Сотни таких врачей, предсказателей, алхимиков и астрологов жили в эпоху Возрождения, добывали золото, писали трактаты, встречались с герцогами и королями и даже иногда влияли на их политику. Флер таинственности и всемогущества – неизменный атрибут профессии предсказателя, без которого этим людям было не обойтись, имел двоякий эффект – с одной стороны давал обладателю необходимые преференции, становился своего рода пропуском в высшие сферы, но в любой момент мог обернуться преследованием со стороны Инквизиции и высокодуховного простонародья (люди тогда были проще нынешних, и не разделяли безбожно-гуманистическую точку зрения о высшей ценности человеческой жизни сравнительно с ценностями религиозными и прочими, а мягкость и необязательность к исполнению законов могла обернуться против жертвы преступления, поскольку позволяли преступникам уйти от ответственности). После смерти Центрурии Нострадамуса сохраняют определенную популярность и переводятся на европейские языки (например, на английский – эмигрировавшим в Англию французским врачом Теофилом де Гаренсиесом в 1672 году). В ХХ веке интерес к Нострадамусу усиливается, но лишь в 1980-х историки приступают к научному изучению его трудов. Ученые выяснили, что ни одно из утверждений о сбывшихся пророчествах или астрологических прогнозах Нострадамуса не подкреплено какими-либо известными современными документальными доказательствами. Большинство из них, по-видимому, основывалось на неизвестных слухах, переданных как факт гораздо более поздними комментаторами, такими как Жобер (1656), Гуйно (1693) и Барест (1840), на недоразумениях французских текстов XVI века или на чистой выдумке. Даже часто выдвигаемое предположение о том, что катрен I. 35 достоверно предсказал смерть короля Анри II, появилось впервые в 1614 года, через 55 лет после события. Кроме того, исследователи отметили, что почти все английские переводы четверостиший Нострадамуса имеют чрезвычайно низкое качество, по-видимому, переводчики мало или вообще не знали французского языка XVI века. Поэтому переводы являются тенденциозными и иногда намеренно изменяются, чтобы они соответствовали тем событиям, которые переводчик считал достойными предсказаний (или наоборот). К большому огорчению современных поклонников Нострадамуса, его труды не были чем-то оригинальным и исключительным. Концептуально и терминологически «Пророчества» Нострадамуса помещаются в общий контекст средневековой мистики и эсхатологии. Это обстоятельство читатели и исследователи обнаружили уже в XVII веке. Помимо вышеупомянутого Гильома Постеля, источником вдохновения предсказателя служит сборник Mirabilis Liber, вышедший в 1522 году и содержащий пророчества Псевдо-Мефодия, Сивиллиных книг, Иоахима Флорского и Савонаролы – у последнего Нострадамус заимствует библейские цитаты. Теория планетных эпох заимствуется почти дословно из трактата Аркандама. Не менее обильно цитируется Петр Кринит. Нострадамус не проставлял ссылок на первоисточники, поэтому авторский текст трудно отличить от заимствований. Однако, исследователи выделили буквально дословные цитаты из Тита Ливия, Светония, Плутарха, а также из Жоффруа де Виллардуэна и Жана Фруассара. Мефодий Патарский (260-312) – раннехристианский богослов и противник Оригена. В VII веке появляется сирийскоязычное апокрифическое «Слово святого отца Мефодия Патарского о последних временах», которое впоследствии привлечет особое внимание русских старообрядцев. «Слово», которое, несомненно, стало реакцией на исламские завоевания, включает в себя многочисленные аспекты христианской эсхатологии, такие как вторжение Гога и Магога, возвышение Антихриста и невзгоды, которые предшествуют концу света, однако, добавляет новый элемент христианской эсхатологии: возвышение мессианского римского (т.е. византийского) императора. К началу VIII века работа была переведена на греческий язык, а затем на латынь (Петром Монахом во Франции) и другие языки. Популярность Псевдо-Мефодия возросла в эпоху монгольских нашествий XIII века, когда русские христианские авторы ссылались на его исторические и географические аргументы, чтобы объяснить натиск монголов. Они считали, что Псевдо-Мефодий предсказал прибытие монголов, основываясь на интерпретации образа жизни и диетических привычек Гога и Магога в тексте. В Англии источник не пользовался популярностью до норманнских завоеваний, несмотря на популярность другой эсхатологической литературы, однако с вторжением в Англию норманнов один из первых английских текстов (1075 год), объясняющих вторжение «язычников» в христианскую землю, включал Апокалипсис Псевдо-Мефодия. Данный Апокалипсис использовался христианами на протяжении веков, чтобы объяснить те или иные кризисы (совершенно как Центурии Нострадамуса, одни и те же катрены которых сначала объясняли деятельность принца Конде, потом Робеспьера, потом Наполеона, потом племянника предыдущего, потом Ленина, потом Муссолини, потом Гитлера, потом Франко, потом Сталина, потом какого-нибудь совершенно забытого сейчас африканского диктатора – в соответствии со страной проживания и политическими симпатиями комментатора). Кроме того, текст сформировал взгляды западного христианства на ислам эпохи средневековья, став основой различных повторных адаптаций и переводов. В эпоху турецких завоеваний XIV века, увенчавшихся взятием Константинополя в 1453 году, Апокалипсис Псевдо-Мефодия вновь обрел популярность. Гораздо масштабнее учение Иоахима Флорского (1132-1202) – итальянского цистерцианского монаха, христианского мистика, прорицателя, родоначальника средневекового хилиазма (учения о Царстве божием на Земле). В своих основных трудах («Согласование Ветхого и Нового заветов» и «Комментарии к откровениям Иоанна Богослова») Иоахим Флорский разделил всю историю человечества на три периода: ветхозаветный, новозаветный и период Святого духа, который должен начаться в 1260 году – т.е. менее чем через 100 лет считая от своего творчества. Наступление периода Святого духа, согласно Иоахиму Флорскому, требует новейшего – Третьего завета, связанного с господством монашества. Учение Иоахима было осуждено католическими Соборами, но в 1191 году он преспокойно продолжает свою деятельность и основывает в Калабрийских горах новый монастырь, ставший оплотом нового, более строгого течения внутри цистерцианского ордена – флоренсов. По учению Иоахима Флорского, переход человечества к каждому периоду истории связан с постепенным одухотворением его жизни в отношении к божеству. Существование католической церкви Иоахим Флорский относил ко второму периоду, в третьем же будет обновлённая церковь без недостатков прежней (что не могло не заинтересовать всех последующих реформаторов, особенно в XVI веке). С третьим периодом Иоахим Флорский связывал установление тысячелетнего царства божьего на земле. Это мнение Иоахима Флорского было осуждено церковью, но пользовались популярностью среди францисканских спиритуалов и многочисленных еретиков позднего Средневековья и эпохи Возрождения. Джироламо Савонарола (1452-1498), чья популярность именно в 1550-е годы усилиями папы римского Павла IV переживала возрождение, известен, прежде всего, своей религиозно-общественной деятельностью (дополнительный вопрос: был ли Савонарола предшественником Лютера или его, как и других реформаторов, антитезой, поскольку выступал лишь против «дурных нравов», а не против доктрин католицизма?), но он занимался также пророчествами и считался в этой сфере признанным авторитетом. Аркандам был одним из знаменитых псевдонимов, под которым в 1540-х годах опубликованы астрологические книги на французском и латыни. Предполагается, что под псевдонимом мог скрываться лионский каноник и врач Ришар Русса, чье имя также встречается в книгах в качестве редактора. Наиболее известной из книг Аркандама является Livre de l'estat et mutation des temps 1550 года, которую хорошо знал Нострадамус. Этот псевдоним встречается еще в 1630-х годах – видимо, уже связанный с другими авторами. Наконец, Петр Кринит (1475-1507) – флорентийский гуманист и поэт – автор сборника (комонплатины) «Честная дисциплина» общенаучного содержания (комонплатины – довольно распространенные в XV-XVII веках формы книжной культуры, сборники, в которых встречается информация любого рода: рецепты, цитаты, письма, стихи, таблицы весов и мер, пословицы, молитвы, юридические формулы – причем, каждая обычная книга уникальна с т.з. конкретных интересов своего владельца). К сожалению, многочисленные исследователи Нострадамуса (в 99 случаях из 100 озабоченные всего лишь двумя вопросами: доказать всемогущество Нострадамуса и связать его пророчества с утренними новостями) не проявили никакого интереса к этим первоисточникам Центурий.



полная версия страницы