Форум » Криптоистория » Национализм = демократия » Ответить
Национализм = демократия
ВЛАДИМИР-III: Эта статья взята с сайта: http://www.nationalism.org/pioneer/index.html. К ней прилагаются мои комментарии (выделены красным цветом). [quote]Традиционно в национализме видят ту или иную проповедь национальной розни, радикальной формой которой предполагается расизм. Учитывая относительную молодость доктрины национализма – не более двух веков, - и отсутствие у нее прямого исторического прототипа, это довольно странно, поскольку тогда совершенно не понятно, как все предыдущие тысячелетия человеческой истории этническая рознь прекрасно обходилась без всякой специальной идеологии. Неужели народы и племена до появления «национализма» удовлетворялись только одной инстинктивной ксенофобией и совершенно безыдейно по наитию боролись друг с другом? И по какой причине в Новое Время мог появиться и кому понадобиться некий «национализм», если под ним понимать исключительно оправдание вражды к иноплеменным. Очень хочется дискуссию о национализме вывести из замкнутого круга бесперспективных рассуждений о странностях межнациональных любви/ненависти, как имеющих отношение к делу второстепенное. Если национальное превосходство/исключительность есть объективный факт, то чем поможет его моральное осуждение? С другой стороны, от проповедей национальной ненависти вреда едва ли больше, чем пользы от призывов к интернациональной любви. Феномен «национализма» весьма сложен сам по себе, и к тому же еще и донельзя запутан заинтересованными сторонами. Будучи не в силах писать тома по этой увлекательной теме, схематично набросаем лишь дебютную идею подхода к проблеме – галопом по Европам. На явление посмотрим узко: рассматриваться будет только то, что имеет прямое отношение к «национализму», это, разумеется, немалое упрощение. Однако, полагаю, для принципиальной постановки вопроса в правильной плоскости и как платформа для обсуждения сказанного будет достаточно. I. НАЦИОНАЛИЗМ «Люди всегда дурны, пока их не принудит к добру необходимость. … по возможности не удаляться от добра, но при необходимости не чураться и зла». /Н.Макиавелли «Государь»/ Сам термин «нация» был введен в широкий политический оборот Великой Французской революцией, которая, собственно говоря, декларировала и утвердила принцип власти этой самой Нации. Само слово, которое употреблялось еще в Средние века и обозначало не что иное как народ, на рубеже 18-19 веков приобрело особенное значение и смысл. Возникающие в 19в. на Западе (т.е. Западная Европа и США) «нации» явным образом противопоставляли себя прежним «феодальным» народам – главное отличие виделось в отмене сословных различий, признание всех граждан равноправными и, в некоторых аспектах, потенциально одинаковыми. Фактически речь шла о приведении народа к единым национальным стандартам: - культурным (общенациональная культура, стандартный общеобразовательный минимум); - языковым (общенациональный государственный язык); - общие для всех «национальные» жизненные ценности, этика, мораль, стереотипы поведения; - общие и равноправные для всех условия хозяйственной деятельности в рамках «национальной экономики» (между прочим, сам термин «народное хозяйство» появился в Германии 19в.); - гражданским (формальное равноправие всех граждан перед законом, равенство гражданских обязанностей); - признание равной ценности всех граждан в глазах «национального государства», а также признание равного права всех граждан на заботу и покровительство «национального государства»; - в рамках нации гражданский мир на основе приоритета общенациональных ценностей и интересов; в то же время соперничество между различными социальными группами и индивидуальная конкуренция, но строго в рамках национальных этики и права; - и прочее в том же духе. Общественное признание подобных взглядов, превращение их в систему породило идеологию «национализма», т.е. идеологию и доктрину построения «национального государства» и формирования «нации». Средним векам подобные подходы и взгляды были чужды. Рыцарство или дворянство могло иметь гораздо больше общего с иноплеменной знатью, чем с собственным простонародьем (верхи общества вполне могли в своем кругу пользоваться иным языком, нежели основная масса народа, что с точки зрения национализма абсолютно недопустимо). Феодальная система нуждалась в относительной культурной (что для того времени тождественно – религиозной) унификации только в рамках одного правящего класса – знати, дворянства (рыцарства), и позволяла сохранить многообразие укладов жизни народов, полиэтничность страны, что в свою очередь являлось одной из важнейших причин/оснований «феодальной раздробленности». Для Средних веков в Европе в условиях этнического и субэтнического разнообразия населения характерно образование государства путем объединения, прежде всего, на уровне правящего класса, знати, которая либо изначально была этнически однородна (например, потомки завоевателей страны), либо объединялась общей культурой и этикой, - обычно, принималась единая религия, а затем уже по примеру верхов в новую веру обращался и остальной народ. Религиозный раскол всегда означал распад государства и неизбежно приводил и к межэтническому разделению по признаку особенностей вероисповедания. Коротко говоря, феодализм – стремление к этническому единению верхов общества при терпимом отношении к полиэтничности остального населения страны, что и являлось основой системы феодальной иерархии, отражавшей установившуюся этническую иерархию. Оговоримся, что речь идет не о каком-то там особом средневековом уважении самобытности или «национальной терпимости», но своего рода этническом компромиссе, что позволяло сторонам избежать отвлечения ресурсов на непродуктивную резню, геноцид. [/quote] Л.Н.Гумилев считал «нации» специфическим образом существования этнических единиц в рамках Западной Цивилизации. Они появились вместе с Западом и вместе с ним же уйдут в небытие. Все попытки насадить подобную структуру за пределами Запада имеют не больше успеха, чем перспектива разделения европейцев на варны (предположим, в случае индийского доминирования над Европой). Это свелось бы, неизбежно, к простому «назначению»: католическое и протестантское духовенство вписали бы в варну брахманов, остатки рыцарства и наемных ландскнехтов зачислили бы в «кшатрии», а остальное население более-менее равномерно распределили бы между вайшьями и шудрами. Можно себе представить последствия такого социального эксперимента для европейцев. Ни один нормальный человек не станет утверждать, что Европа при подобном сценарии не деградировала бы ускоренными темпами. Зато в индийских источниках «исправившимся» «яванам» расточали бы комплименты. [quote]Наблюдались также тенденции «национализации» религии, стремление в соответствии с национальными стандартами сформировать «национальную церковь» (что неизбежно придает национальной религиозной жизни языческие черты). Одна из первых войн Реформации между немецкими католиками и протестантами в 1555 г. завершилась Аугсбургским религиозным миром (договором между протестантскими князьями и императором Карлом V), в основу которого было положено суверенное право государей определять религию своих подданных – «чья страна, того и вера», - при этом предусматривалось право нонконформистов на переселение. Следует признать подобный подход вполне национальным. Однако поскольку сама религия, как социальный институт, в 18-19вв. на Западе быстро разлагалась, теряла в глазах общества и государства статус важнейшей общенациональной ценности, то требование «национализации» религии оказалось несущественным, и уже в 20в. оказалось совершенно в забвении.[/quote] Я бы не преуменьшал фактор религии в современной западной политике. Если бы истории угодно было поставить во главе Запада на завершающем этапе его развития Францию или Германию (или даже Великобританию), я бы согласился с автором: всерьез религию в Европе не воспринимает уже почти никто. Но в том-то вся штука, что во главе Запада оказались США, где религия играет слишком серьезную роль (причем нас не должны смущать все эти масонские обобщения и даже официальное наличие среди гомосексуалистов представителей всех конфессий). Со времен наивной атеистической пропаганды рубежа XIX-XX вв. мы привыкли относиться к религии, как к некому костному и инертному явлению в современном мире, когда верующие лишь «держат оборону», но не пытаются переломить процесс дехристианизации. Но, увы, для атеистов, на примере вышеупомянутых США видно, что в настоящий момент наиболее передовые технологии оказываются в руках людей, буквально толкующих библию и в это толкование включающих особую национальную роль Америки. [quote]Возникновение Национального государства всегда предшествовало окончательному формированию нации, ибо только государство способно формализовать и успешно навязать всему народу весь комплекс национальных стандартов, и таким образом завершить формирование самой Нации. В идеале нация представляет собой совершенно этнически однородный народ (что подразумевает недопустимость существования сословий в рамках формального Национального права), т.е. достигается «национальное единство». В этом случае можно говорить об очевидной общности интересов всех граждан Национального государства и появлении «политической нации». Следует сразу оговориться, что на практике идеальной социально-этнической однородности достичь не удается, и появляется учение о «среднем классе», т.е. массовом социальном слое граждан, фактически в наибольшей степени отвечающем национальным «стандартам» и представлениям. Вообще говоря, национальный стандарт «регламентирует» не всю совокупность социальные характеристик и не тождественен какой-либо конкретной системе этнического/субэтнического поведения во всех её аспектах, но включает только ограниченный набор характеристик, признаваемых общественно значимыми. Так что разные «национализмы» отличаются национальными морально-этическими системами поведенческих стандартов и ценностей, которые в свою очередь в рамках этих систем имеют различные приоритеты. Национальные императивы не абсолютно тотальны и в зависимости от вида национализма оставляют определенные подпространства социально-этнической свободы.[/quote]
Ответов - 23, стр:
1 2 All
ВЛАДИМИР-III: Любопытно, что понятие нации (в интеллектуальном смысле) зародилось в недрах средневековых университетов. Надзиратели составляли отчеты о поведении студентов различных землячеств, суммируя их проступки, и выводили некий общий признак, отличающих немецких студентов от кастильских и от провансальских. Таким образом, первоначально «национальный характер» означал лишь сумму недостатков и пороков по национальному признаку (нелишне помнить, что средневековая католическая универсальность трактовала деление людей на племена и нации, как последствия грехопадения (на его втором этапе – строительстве Вавилонской башни). Затем романтики стали находить у своих наций неоспоримые достоинства, которые еще четче выглядели на фоне пороков других наций. Все это в XIX веке признавалось вполне официально: в энциклопедиях, в статьях о тех или иных народах нередко встречались абзацы, посвященные национальному характеру рассматриваемой народности. Например, в Энциклопедии Брокгауза в первом томе, в статье «Албанцы» говорится: «О национальном характере албанцев трудно сказать что-то общее, так как между различными группами населения нередко господствует совершенная разница характеров. Католические горные жители в этом отношении отчасти сходны с черногорцами, а католические горожане, напротив того, народ испорченный, страдающий всевозможными пороками и недостатками. Мусульмане храбры, невежественны, гостеприимны, на войне жестоки и не менее ленивы, чем другие албанцы». Последовательная националистическая идеология и политика, заботящаяся о соответствии всех граждан Национального государства установленным общенациональным стандартам и их приверженности общенациональным ценностям, – что в понимании националистов равнозначно национальной (т.е. этнической) принадлежности человека, - в той или иной мере приводит к стремлению сформировать следующие социальные институты: - доступность всем гражданам медицинского обслуживания; - доступность всем гражданам общеобразовательного минимума и общедоступность «национальных» культурных ценностей; - «социальная» ориентация государства, стремление обеспечить своим гражданам, по крайней мере, социальный прожиточный минимум; - хотя бы формально демократическое, правовое государство; - единое национальное экономическое пространство, в той или иной мере свободный рынок и свобода конкуренции, признание частной собственности важнейшим социальным институтом; - политические и индивидуальные гражданские свободы, права человека. Все достижения прогресса Западной цивилизации 19-20 веков, которые либералы и социалисты склонны приписывать исключительно каждый себе, фундаментом имеют национализм и только его. Нетрудно видеть, что в отдельности ни доктрина социализма, ни либерализма не предусматривает полностью весь комплекс перечисленных социальных институтов (а кое-каким из них социализм или либерализм прямо враждебны), которые в той или иной мере всегда реализуется современным Национальным государством, являются неотъемлемой частью его системы. К обоснованию вторичности социалистических и либеральных доктрин по отношению к национализму мы еще вернемся. Наиболее ранняя «национальная» революция произошла в Англии (1640-1688 гг.). Впрочем, современниками она не осознавалась как сугубо национальная и проходила, главным образом, под религиозными лозунгами (фактически, в то время та или иная религиозная доктрина определяла соответствующую этническую систему или модель формирования нации). Случившаяся на полтора века ранее Французской, Английская революция оказала влияние на идеологов европейского либерализма в форме порожденных ими же самими центральных идеологических мифов о благотворном «разделении властей», «демократии» и «гражданской свободе», якобы приведших Великобританию к процветанию, и будто бы выведенных из ее исторического опыта. В действительности выработанным позднее строгим канонам европейского либерализма Британия в целом стала соответствовать не ранее середины 20 века (и то если не слишком придираться), а благодетельного «разделения властей» в «праматери парламентов» отродясь не было, нет и в обозримом будущем не предвидится. Еще один аргумент в пользу тезиса о неизжитости религиозности, как фактора современной политики. Архаизм англосаксонской модели всегда бросался в глаза, однако, никаких выводов из этого не делалось. Уже упоминавшееся мной редкое сочетание технического прогресса и режущей глаза гуманитарной примитивности англосаксонской модели (особенно в США), объясняется определенной «исторической удачей», которая позволила англичанам завладеть целыми новыми континентами (Северной Америкой и Австралией), владея которыми, англосаксы всегда имели запасную базу в борьбе с любыми конкурентами в Старом Свете. Экономический успех англосаксонской модели и привел, в конечном счете, к такому необычному сочетанию архаики и ультрасовременности. Там, где другие державы садились у разбитого корыта и начинали его чинить (проводить реформы), англосаксы доставали из запасника новое корыто (подчас копию старого). Трудно сказать, как повели бы себя англичане или американцы в случае более-менее серьезного поражения (причем, чем ближе это поражение к настоящему моменту, тем труднее представить, что англо-американцы стали бы переоценивать итоги своего развития – «покаялись» бы – и начали какие бы то ни было реформы, ориентируясь на зарубежные образцы). Несомненно, это привело бы или к жестокой гражданской войне по чисто экономическим причинам (страна потеряла бы возможность добывать ресурсы из вне) или к попытке реванша с непредсказуемым результатом, но под теми же знаменами). Победившая английская революция незамедлительно приступила к национальной унификации. Так Кромвель собирался почти поголовно уничтожить ирландцев, давно вызывавших у англичан сильное раздражение, но сумел исполнить задуманное лишь на треть (1649-1652гг.), как был отвлечен более приоритетными политическими угрозами. К слову, жестокое даже в сравнение с прочими британскими колониями угнетение Ирландии было традиционной политикой Англии вплоть до обретения той независимости в 1921г. Достойно восхищения вековое сопротивление ирландцев англичанам (ведь ирландцы даже сумели казалось бы невозможное – создать в англосаксонской стране – США – очень мощное проирландское лобби). Будь Ирландия сопоставима с Англией по степени национальной консолидации и ресурсам, эти два острова взаимно загасили бы экспансию друг друга еще в средневековье, и к XVII веку Англия пришла бы истощенной (вроде Дании или Италии), а все развитие Западной Цивилизации пошло бы иным путем. В целом, Англия пошла национально-олигархическим путем: изначально ядро «нации» представляло собой своего рода аристократический клуб избранных, куда «принимали» только того, кто отвечал строгим критериям этого круга, и вытесняли тех, кто им не соответствовал. Беспощадно вытесняли либо на социальное дно (на протяжении 17-18 веков и начала 19 века английское общество выделялось редкой социальной жестокостью), либо в колонии. Британский джентльмен – это и есть эталон английской национальной этики, национальный стандарт поведения. В 19 веке этот тип постепенно занял господствующие позиции, стал относительно массовым (по крайней мере, был признан образцом, на который ориентировалось и которому подражало большинство английского народа). Авторам, умиляющимся по поводу британского гуманизма, стоит чаще вспоминать, что в 1760 году в Англии смертной казнью каралось всего 160 преступлений, а в 1820 – уже 260 (в т.ч. практиковалось четвертование, подвешение за ребро на железный крюк и прочий джентльменский набор). Социальная жестокость англичан лучше всего описана Диккенсом. Экспроприировав крестьянство путем огораживаний – с которыми почти безуспешно боролись Тюдоры, «предприниматели новой нации» низвели обездоленных до рабского состояния (работные дома и т.д.). Произошла уникальная в истории конверсия целой нации (подобная в идеологическом плане разве что обращению в рабство Иосифом «всего египетского народа» - это место в Пятикнижии протестантские проповедники читают всегда вслух с особым чувством и наслаждением), основанная на жестком естественном отборе, когда джентельмен выживал за счет «неджентельменов» (причем никаких социальных амортизаторов – например, католических благотворительных структур, в Англии не существовало). Появившийся в результате такого естественного отбора (о подобном в России мечтает Новодворская) социальный тип впоследствии обнаруживается во всех англосаксонских странах и навязывается как образец другим народам. В контексте наших рассуждений война за независимость США (1775-1783гг.) должна быть несомненно признана гражданской, межнациональной войной. Исторически в Северо-Американские колонии с 20-х годов 17 века переселялись наиболее радикальные (если не сказать оголтелые) английские протестанты (пуритане). Начало процессу положили преследования пуритан в Англии. Переселяясь в Америку, они были склонны видеть в этой стране свою Землю Обетованную, где им, избранным Богом, суждено жить исключительно в соответствии с собственными представлениями и идеалами (своего рода Новый Иерусалим для праведных). Хотя именно пуритане под руководством Кромвеля победили в гражданской войне и торжественно казнили английского короля (1649г.), однако власть после смерти Кромвеля (1658г.) они не удержали. В 1660г. произошла Реставрация и, в конце концов, в результате «славной революции» 1688г. в Англии установилась относительно компромиссная национальная модель (следует иметь в виду, что компромисс был не столько с католиками-роялистами, сколько с большинством английского народа, традиционно поддерживающим монархию). Чуждые этого компромисса люди переселялись из Британии в Северную Америку, где господствовали тенденции английским хотя этнически и почти идентичные, но национально враждебные. Причем глубокий раскол произошел не только с метрополией, но и между самими североамериканскими колонистами. По большей части война за независимость будущих США велась собственно не против регулярной английской армии, но между так называемыми патриотами и тори (или лоялистами), т.е. между сторонниками независимости и местными приверженцами Англии. Стороны регулярно учиняли мирному населению друг друга беспощадную резню, для этих целей даже прибегали к военной помощи индейских племен. В результате войны за независимость США потеряли около четверти жителей из населявших страну к началу войны 2 млн. белых (еще наличествовало 0,5 млн. рабов негров). На стороне Англии в войне против независимости Североамериканских колоний непосредственно приняло участие около 30 тыс. местных жителей, и после ее окончания многие из них вместе с семьями (до 100 тыс. человек) эмигрировали из США в Британию или британские колонии. А все-таки любопытно было бы понаблюдать за этими пауками в одной банке (странная вещь: почти все авторы альтернативных историй на тему вторжения на Альбион недавних завоевателей: испанцев, Наполеона, Гитлера подчеркивают, что хотя англичане и проиграют войну на своем острове, они будут мужественно до последнего патрона оборонять каждый дом и калитку, защищая свою свободу, - откуда это явное преувеличение, не из Голливуда ли? – и лишь Гелберт Уэллс честно посмотрел правде в глаза). Допустим, Англия по той или иной причине не смогла создать свою колониальную империю (как не смогли ее создать Швеция и Пруссия – хотя попытки были). Вне зависимости от исхода борьбы даже сейчас – в ХХ веке – пуритане по-прежнему люто ненавидели бы англикан, а зона компактного проживания несостоявшихся американцев напоминала бы Ольстер.
ВЛАДИМИР-III: К слову, едва ли инсургенты (повстанцы) смогли бы самостоятельно одержать победу над Англией, если бы не военное вмешательство на их стороне Франции, приславшей на помощь США советников, военный флот и высадившей в Северной Америке значительные силы своей регулярной армии (также Англии объявила войну Испания). Так что знаменитая Статуя Свободы установлена французами в честь столетия фактического дарования их монархией независимости Североамериканским колониям Британии. Вообще, бросается в глаза падение дисциплины и боеспособности американских колонистов в сравнении с «железнобокими» Кромвеля, даже передача Конгрессом диктаторских полномочий Вашингтону делу помогла мало. За прошедшие почти полтора века сказалось разлагающее влияние либерализма (к этому тезису мы еще вернемся). Вот так всегда бывает: в погоне за сиюминутными выгодами политические руководства теряют видение исторической перспективы, а ведь она яснее ясного. Франция искренне желала ослабления Англии путем отрыва от нее североамериканских колоний (помимо прочего, она могла рассчитывать на рынок США). Но ведь победа королевской власти в войне 1776-1783 гг. ослабила бы Британию в еще большей мере, ибо к началу XIX века вся Британская Северная Америка превратилась бы в зону перманентного конфликта, в котором сотрудничающие американцы и франко-канадцы неустанно боролись бы против английского колониализма, и подавление этой борьбы забирало бы все больше сил и средств Великобритании. Более того, ситуация в Северной Америке в корне изменила бы взгляды британского правительства на перспективы создания доминионов – малейшие ростки самоуправления в колониях считались бы прелюдией к восстанию, подобному «восстанию Вашингтона». В итоге колонии надорвали бы Англию, и ее имперское процветание могло закончиться испанским вариантом (правда, для этого ей надо было понести серьезное поражение в Европе). С получением независимости в США начался самостоятельный процесс формирования полноценной нации. Противоречия между конкурирующими национальными моделями Севера и Юга США (янки севера и джентльмены юга) привели к гражданской войне 1861-1865гг., в результате которой победила «либеральная» модель Севера. Нелишне отметить, что армии северян, несмотря на многократный перевес в численности и ресурсах, с большим трудом одолели южную конфедерацию. Боеспособность либеральной армии Севера была крайне низкой, в армию широко набирали вновь прибывших иммигрантов, соблазняя их быстрым получением гражданства США. Так нередко южане не могли без переводчика допросить пленных из армии северян (они попросту не говорили по-английски, было много немцев, целые воинские части). Конкретность и цинизм (или, если угодно, самобытность) Британской политической системы не позволяли европейским идеологам либерализма использовать ее опыт иначе, как только мифологизируя его, но сам по себе он всегда вызывал у политологов известное преклонение и восхищение сознанием невозможности его повторить (сконструировать) на иной национальной почве. Любопытно, что В.Гюго очень скептически относился к «демократизаторской» роли англосаксонской модели, т.е. отрицал какую бы то ни было тягу англичан к распространению демократии на другие страны. Причина тому (с т.з. британских прогрессистов) банальна: если мы благодаря демократии стали великой страной, зачем плодить своими же руками себе конкурентов? В действительности демократические неофиты становились в положение вассальной зависимости от англосаксов, но это не важно по сути. В современном мире те же США куда охотнее поддерживает авторитарные, но проамерикански настроенные режимы – «своих сукиных сынов», чем демократические процессы, способные привести к потере позиций в данной стране. Поэтому сама по себе демократия в какой-либо стране Америке не нужна. Уже к концу 16 века в Англии образовались основы национальной государственности – важнейший инструмент формирования нации, - английский король Генрих VIII вышел из подчинения католичеству, объявил себя главой англиканской церкви и в национальном духе принялся самодержавно править веру своих подданных. Во Франции и Германии на то время положение было совершенно другое. Исторически Франция являлась областью смешения романцев и германцев, средневековая феодальная система там была довольно развита и имела глубокие этнические корни. Французское королевство было существенной частью католической европейской имперской системы, и само было построено по ее образу и подобию. Французские протестанты (гугеноты) в результате длительных ожесточенных гражданских войн потерпели окончательное поражение в начале 17 в., и, тем не менее, в общеевропейской войне католической и протестантской коалиций католическая Франция выступила на стороне протестантов. Доходило до того, что в ходе тридцатилетней войны Ришелье (католический кардинал!) фактически руководил немецкими протестантами. Собственно говоря, именно тогда были заложены традиции французской национальной государственности, - та Франция, которую мы ныне знаем, политически восходит к эпохе Ришелье и Мазарини (времени зарождения французской национал-государственной традиции). Утвердившийся французский абсолютизм в 17-18 вв. окончательно сформировал государство как инструмент национальной политики. Следует признать, что никак иначе, кроме безоговорочного государственно-бюрократического деспотизма, эта задача в изначально этнически довольно пестрой стране решена быть не могла. Отметим также, что хотя общеевропейская имперская (феодальная) традиция романо-германцев в 17-18 вв. потерпела поражение и в 19 в. уступила первенство национальной, не следует считать ее утраченной навсегда. Она в том или ином виде уже на «национальной» основе возрождалась в политике Наполеона, Гитлера, да и в нынешней политике строительства «единой Европы» имперские тенденции очевидно присутствуют. Утверждение некоторых слишком смелых политологов, что «демократии не враждуют» ошибочно. Делать подобный вывод только на основании того, что в ХХ веке демократическая Америка сначала воевала с фашистской Германией, а потом противостояла коммунистическому СССР, неверно. В 1913 году уровень развития парламентаризма в Германии почти не уступал Великобритании, а в конце тридцатых политическая система Японии мало чем отличалась от американской (и даже слияние всех партий в Японии в 1940 имеет свою аналогию в создании в том же году двупартийного правительства США). Таким образом, возможная победа Германии в 1918 году вовсе не означала бы победы «полуабсолютизма» над «демократией», а приклеить к Японии ярлык «фашистская» или «нацистская» не решилась даже советская пропаганда. И в настоящий момент две крупнейшие демократии - США и Европейский Союз находятся отнюдь не в таких уж благодушных отношениях друг с другом. Помимо торговых и «культурных» войн правители Европы имеют в корне иной взгляд на международные отношения, чем их вашингтонские коллеги. Неприязнь Америки в последние годы к Франции (выразившаяся, в т.ч., в озлобленно-патриотическом переименовании французского картофеля) свидетельствует против теории однородности «всемирного демократического истеблишмента» и его внутренней бесконфликтоности. Судьба Германии была куда более трагична. Став родоначальницей протестантизма, который тогда однозначно выражал «национальные» тенденции, будучи как ни кто в Европе готовой создать «национальное государство» и образовать Нацию, сама Германия не имела твердых политических предпосылок для полноценного национального строительства. Вследствие отсутствия хоть сколько-нибудь дееспособных общегерманских централизованных государственных структур, немцы в эпоху Реформации понесла огромные напрасные потери. В результате тридцатилетней войны (1618-1648гг.) погибло более трети населения Германии (довоенная численность восстановилась только к середине следующего века), и страна осталась политически раздробленной, под сильным внешнеполитическим гнетом ведущих европейских держав. В смысле политической самостоятельности положение Германии и поныне изменилось незначительно. Точно также как Америке (и шире англосаксам) повезло в географическом смысле, Германии в том же самом смысле не повезло, и это окрашивает геополитические доктрины немцев в трагические тона. Наиболее ярко и продуктивно в культурном отношении процессы формирования нации прошли во Франции, которая, пожалуй, вплоть до конца 19в. сохраняла культурную гегемонию в Европе. Французский национализм, развиваясь в первоначально этнически относительно разнородной стране, всегда акцентировал культурное единство французов, основывался на философии рационализма, выдвигал разнообразные обобщенные политологические и социальные концепции, т.е. стремился абстрагироваться от своих и любых иных этнических корней. Даже положительный пример Англии, идейное подражание Британскому образцу в 18 в. было по большей части «выдумано» самими французами, является их собственной заслугой, а не действительным влиянием английской культуры. У Франции изначально был центр катализации нации – Париж. Этот мегаполис вытягивал из провинции все честолюбивое и способное (от банкиров до гризеток) и сплавлял на парижских мостовых в нацию. Настоящие французы – это парижане. Провинции продолжали жить своей жизнью и в XIX, и в ХХ веках, но иностранец основывал свое мнение о Франции прежде всего по Парижу. Париж и провинциальная Франция всегда враждовали. Гюго как-то заметил, что несколько дней революции принесут новую славу Парижу и новые убытки Франции. Провинция выступала против Парижа в 1848, 1871, 1940 – именно в провинции базировались профашистские французские и бретонские националистические движения, сотрудничающие с немцами. Наконец в 1789 г. во Франции от имени и по поручению французской «нации» случилась Великая революция, и ценой 80 лет регулярных гражданских войн и беспощадного террора к концу 19 в. формирование французской нации было завершено. (Пример наиболее известного революционного геноцида: Н. Ю. Плавинская “Вандея”) Можно считать Великую Французскую революцию едва ли не главным событием в истории Франции, коль скоро она создала французскую нацию, но следует помнить, что во Франции революции случаются регулярно (с XIV века): это Жакерия 1356-1358, мятеж «кабошьенов» 1413, гугенотские войны, которые в чем-то можно сопоставить с Английской революцией XVII века, наконец, ХХ век также знавал одну «великую французскую» - 1968 год. Все-таки я бы отнес начало формирования французской нации не к XVIII, а к XIV веку, когда Франция усилиями Филиппа Красивого была интегрирована настолько, насколько это было возможно на закате Средневековья, получила единую валюту, парламент и национальную идею: «Франция – главное христианское королевство Европы». Столетняя война лишь приостановила этот процесс, и к 1500 году Франция – полноценное централизованное государство (новая задержка в пути – гугенотские войны). В Англии также национальная идея стала вырисовываться уже в XIV веке, когда претендующие на французскую корону правители стали тем не менее все больше и больше говорить на английском (французский язык к 1300 году вполне претендовал на звание международного в рамках Западной Европы: на нем говорили в Париже, Лондоне, Неаполе и Авиньоне, а король Богемии предпочитал жить в парижской резиденции). В Англии консолидирующим фактором послужила война Алой и Белой Роз. А вот Германии с Италией действительно не повезло, причем не повезло уже тогда – в XIV веке.
ВЛАДИМИР-III: Великая французская Революция была настоящей Националистической революцией. Странно, что ее так не воспринимают, ибо национализм был буквально ее знаменем (разумеется, национализм французский). Лозунг “Свобода! Равенство! Братство!” именно что националистический, ибо только Национализм претендует на полное без изъятий его воплощение. Любая из либеральных доктрин (либертарианского или социалистического толка) какую-нибудь из частей указанной триады склонна ограничить. Отметим, что французский национализм зиждется на приоритете французской культуры, признании ее национального превосходства. В известном смысле французская революция 1789 года была вынуждена стать националистической, также как демократ Черчилль в 1941 году был обязан стать английским ультранационалистом. Такова была логика противостояния с пережиточно-феодальной Европой. Или же дело в другом: французская буржуазия просто-напросто не забывала своих интересов, какие бы романтические знамена не развевались над ее армиями. С тем же успехом можно упрекать Сталина в стремлении оставить за собой освобожденную от нацистов Прибалтику и стремление Трумена прибрать к рукам «японское наследство» в Азии. Германия развивалась под сильным французским культурным влиянием, немцы заимствовали блистательную французскую бюрократию времен расцвета абсолютизма Людовика XIV (Пруссия в первую голову). Однако немецкий национализм формировался в иных условиях: в отличие от Франции для Германии была характерна относительная этническая общность при политической разобщенности страны. Поэтому французский национализм апеллировал, прежде всего, к политико-экономическому единству нации (культурному, упрощенно говоря), а немецкий – к этническому (кровно-расовому, опять же утрируя). Окончательно как нация немцы сформировались за время от Бисмарка до Гитлера. Несколько спорное положение. Сравним немцев XVIII и французов того же века. Французы давно уже объединены в едином государстве, но региональные отличия все еще велики, и помимо до сих пор существующих и даже возрождающихся в последние полвека бретонцев и басков, можно выделить еще провансальцев, аквитанцев, и даже бургундцев и нормандцев. Языковые различия велики (даже сейчас – в начале XXI века – существуют два диалекта французского – «ойль», который мы изучаем как «французский язык» и «окс» - язык французов к югу от Луары; даже существуют два разных сурдоязыка на базе «ойля» и «окса»; «окс» встречается преимущественно в быту, хотя существует провинциальная «оксоязычная» литература), и вообще Франция считается страной переходной между Югом и Севером Европы. А в Германии? В XVIII веке продолжается формирование немецкого литературного языка на базе саксонского диалекта (на нем писал Лютер, на нем же будет писать в будущем столетии Ницше). Все прочие диалекты немецкого языка продолжают сохраняться, элиты различных немецких государств отнюдь не стремятся к слиянию их небольших владений в единую империю, прибавьте сюда еще религиозную рознь немцев-католиков и немцев-лютеран. Поэтому если немецкая национальная идея и существовала, то вопреки всему, чудом и носила очень умозрительный характер. Причем, пример Франции доказывает, что если бы Германия смогла объединиться еще в Средневековье (например, в результате Тридцатилетней войны), это отнюдь не повлекло бы за собой автоматического слияния немецких этнических групп. Любопытно отметить, что с XIX в. велись разговоры о сомнительности отнесения немцев к европейцам. То есть, конечно, формально немцы “европейцами” признавались, но настоящие ли они? Тут были сомнения. Сомнения, понятно, мучили “подлинных культурных европейцев” - французов и англичан. У немцев возникал комплекс неполноценности перед “Европой”, желание попасть в клуб избранных Цивилизованных народов. И что характерно, что после Гитлера эта темы была снята. Видимо, камрад Фюрер на счет немцев всем все доказал. Надо сказать, что сами немецкие романтики и их последователи (до Гитлера включительно) в своем антибуржуазном настрое также не считали Германию частью Запада. Франция, Англия и Америка – это Запад, Россия – Восток, а Германия – Центр Мира. Главная особенность национализма заключается отнюдь не в его агрессивности к «чужим», как раз напротив – подлинная суть национализма в нетерпимости к «своим». К иным народам националисты могут относиться по-разному, многое зависит от традиций, обстоятельств и даже конъюнктуры. Но к тем, кого они считают «своим народом», те, кто, по их мнению, обязан национально консолидироваться, и кому предназначено стать полноценной Нацией, к ним националисты принципиально пристрастны, нетерпимы и даже предвзяты. Отличительная особенность подлинного национализма – это, прежде всего, внутриэтническая борьба, а вовсе не внешняя вражда. Забегая несколько вперед, к примеру, негры никак не могут пасть жертвой «белого» национализма, пока националисты не претендуют включить их в свою «белую» нацию, т.е. от белого национализма негров охраняет белый же расизм. Этот факт объясняет механизм известного умозаключения националистов и патриотов всех времен и народов, что поражение каждый народ терпит не на внешних фронтах, а внутри страны (от руки внутренних предателей). И иногда они бывают правы. Разумеется, от людей, которые пристрастны к своему народу, трудно ожидать лояльности или безразличия по отношению к сторонним этносам. Но, во всяком случае, нельзя утверждать, что национализм сводится к межнациональной розни или неизбежно усугубляет ее. Скорее, он ее рационализирует, пытается определить свои “национальные интересы”. Поучительный «межнациональный» конфликт наблюдался после воссоединения Германии. За годы раздельного существования немцы в ГДР обзавелись несколько иными обычаями и привычками, нежели жители ФРГ, и образовали своеобразную национальную немецкую субэтническую популяцию. Острота межнациональных противоречий «оси» и «веси» после объединения Германии смягчалась только чувством неполноценности восточных немцев перед западными. Отличие западных немцев от восточных возникло не в середине ХХ века, а гораздо раньше. Сыграл роль географический фактор – близость Западной Германии (не только при Аденауэре) к западным странам и, наоборот, «развернутость» восточных немцев к славянскому миру. Хотя следует помнить, что в 1945-1950 гг. немецкие субэтносы была основательно перелопачены и переселены (например, в Западной Германии оказалось 10 млн. восточных немцев – более 20% ее населения). Интересно, если бы Германия в 1945 году не была разделена и волею судеб стала однородной оккупационной зоной западных держав, стали ли бы восточные немцы основой антизападного движения в стране? Национализм всегда выступал как та или иная социально-политическая доктрина, оправданием национальной консолидации народа служат ссылки на “социальный прогресс” (причины этого рассмотрим в следующем разделе). С точки зрения национализма сопротивление этнических или субэтнических групп ассимиляции, понимаемой как вхождение в единую Нацию, есть “сепаратизм”, т.е. преступление, прежде всего политическое, направленное против принципов национальной государственности как таковых. Отношения между различными Нациями с точки зрения национализма есть государственная борьба внешнеполитических интересов, тотальная национальная конкуренция во всех общественных сферах. То, что в наше время принято именовать «проявлениями национализма», на деле, как правило, оказывается либо обычной межэтнической враждой, либо реакцией этнических или субэтнических групп на попытки их ассимиляции. Реже встречается конкуренция национальная моделей или национальное/этническое сопротивление космополитизму. В постсоветском российском обществе, казалось бы, сложились почти идеальные условия для развития русского национализма, - общество за десятилетие реформ изрядно перебаламучено, внутренние культурные барьеры отсутствуют, сословные различия размыты и неглубоки. Однако ощущается нехватка нечто важного, что получило неясное наименование «национальная идея». С середины 90-х годов искомую «идею» подряжались разработать лучшие умы агитпропа, за дело торжественно брались целые НИИ, а все без толку. Неудача предпринятого мозгового штурма имеет много причин (постараемся рассмотреть их позже), но одна бросается в глаза. У нас «национальную идею» интеллигентные авторы сочиняли не для себя любимых, а для, якобы, сильно нуждающегося в ней «народа». Между тем, настоящий национализм начинается с себя, а не с других, и творится по своему образу и подобию, а не из отвлеченных «научных» соображений. Если не считать советскую интеллигенцию еврейской (а считать ее национально-еврейской было бы заведомым преувеличением, даже если бы все 100% советских интеллигентов были евреями), а просто советской (по мироощущению и бытию), все равно требовать от нее, чтобы она выработала «русскую национальную идею» просто нелепо. В лучшем случае это будет интеллектуальная игра, вроде моделирования социально-политических процессов в Третьем Рейхе, выигравшем III мировую войну. Ведь советская интеллигенция никуда не делась, не изменилась (понятно, не стала русской интеллигенцией) и даже если она до мозга костей антикоммунистически настроена, она все равно осталась советской, глубоко чуждой всему русскому (хорошо это или плохо – это уже оценки сего очевидного факта). В известном смысле в современной России сложились чересчур благоприятные условия для реализации русского национализма. Общество до такой степени однородно и хаотично, что отсутствуют дееспособные субэтнические структуры, способные стать центром национальной кристаллизации. Горькая правда. Казаки – самая яркая субэтническая структура в современной России – могут быть лишь основой реликтовой консервации части русского этноса в будущем, но не способны объединить вокруг себя распадающуюся этническую систему. Завершая рассуждения о путях образования Наций, следует обратить внимание, что люди, навязывающие остальному народу «национальные стандарты», изначально всегда в подавляющем меньшинстве. Они могут приобретать поддержку большинства народа или терять ее, но их мотивы и достижения никогда в полной мере не зависят и не определяются позицией большинства (или отсутствием таковой). Поражения зависят, а победы – нет. Впрочем, также ошибочно полагать, что «национальная идея» - фантазия кучки фанатиков и не имеет почвы и опоры в народе совершенно. Разумеется, инициатором перемен всегда является «творческое меньшинство», выражаясь языком Тойнби. Но – и это как-то упускается из виду – удача любых реформ и перемен жестко зависит от установления непосредственной связи элиты и массы. Если эта связь механическая (как в современной России и не только), никаких реформ заведомо не получится, а получится лишь паразитирование элиты на массе.
ВЛАДИМИР-III: Исторически нации образовались только у романо-германцев (даже скорее германцев, нежели романцев), и их существует не так уж много. Италия и Испания формирование наций так и не завершили. Ныне существует немецкая нация (Австрия отделена от собственно Германии по причинам внешнеполитическим). Францию мы уже упомянули. Англичане, как нация, имеют некоторые символические проблемы в Уэллсе, Шотландии и значительные трудности в Северной Ирландии (несмотря на многовековой жестокий террор со стороны англичан ирландцы так и не поддались ассимиляции). Вообще-то, для англичан характерна некоторая незавершенность национализма в социально-политической сфере. Вот недавно собрались неспешно раскассировать Палату лордов. Эта нарочитая архаичность национальных институтов, оправдываемая верностью национальным же традициям, есть прямое следствие существования в недавнем прошлом обширной Британской империи. На фоне обязанности нести «бремя белого человека» в огромных колониальных владениях сословные различия самого английского общества не воспринимались «националистами» как существенное неудобство, подрывающее национальное единство, но как необходимая дань Традиции. Италия и Испания играли в европейской истории последних 200 лет прямо противоположные роли. Испания замкнулась в себе (ведь есть «История Европы» - Англии-Франции-Германии-Италии и более мелких европейских стран, и есть «История Испании», которые за период 1815-1985 почти не пересекаются), а Италия наоборот фундаментально включилась в общеевропейский процесс. Если в обеих странах формирование нации так и не завершилось, это не их вина. Североамериканская нация не вполне однородна, имеет преобладающее национальное ядро «мозаичной» структуры: англосаксы, евреи, ирландцы, германцы, романцы; не забыты различия и в вероисповедании (католики, протестанты и т.д.). Кроме того, население США оказалось заметно разбавлено иноэтническими включениями (восточноевропейцы, греки, китайцы, корейцы, негры, латинос и проч.). По официальным данным на 1991г.: белые – 83,5%, афроамериканцы – 12,5%, прочие – 4%. Так что страхи о численном засилье в США негров и латинос несколько преувеличены, и имеют иную природу, не демографическую. Но это соотношение стремительно меняется. В 2000 те же цифры: белые – 75,2%, афроамериканцы – 12,3%, прочие – 12,5%. А скоро будет перепись 2010 года, которая зафиксирует дальнейшую «деуайтизацию» страны. Правящая в США либеральная олигархия по разным историческим причинам оказалась не заинтересована в Национализме. Национальное единство США обеспечивается либерально идеологией. И поскольку производный продукт «плавильного котла» наций не обнадеживает, то для поддержания социальной стабильности межэтнические и межнациональные противоречия сглаживаются путем идеологического подавления и разложения национального (этнического) самосознания ведущих национальных групп («политкорректность» и т.п. штуки), что, между прочим, делает США неуловимо похожими на СССР, где аналогичная задача решалась посредством «интернационализма». Главные усилия космополитичной либеральной олигархии США направлены на деморализацию основного национального типа – WASP (белые, англосаксы, протестанты), которых приучают испытывать чувство «исторической вины» в отношении афроамериканцев, старательно любить их и остерегаться задевать вагинальных американцев. Обсуждать перспективы усилий в этой области либеральной олигархии и ее агитпропа не будем. Важно то, что последние 3-4 десятилетия североамериканская нация постепенно теряет свое доминирующее положение, США перестают быть «национальным» государством. А может все дело в «кувейтском эффекте», когда небольшое правящее меньшинство приглашает массы интерменов в страну, но не допускают их к управлению? Известно, что в США существует немало организаций «первопоселенцев», но нельзя сказать, что недавние мигранты находятся в положении индийских рабочих в государствах Залива. Получить гражданство вполне можно, а перечень государственных постов, закрытых для людей родившихся за рубежом, невелик. Значит система сложнее. Вот, пожалуй, и все ныне существующие в мире подлинные Нации. Кроме них, в рамках романо-германской цивилизации существуют вторичные нации, – не имеющие самостоятельных национальных моделей развития и находящиеся под влиянием ведущих Наций (по существу речь идет о субэтносах по отношению к романо-германскому суперэтносу, которые в данном случае было бы правильно именовать субнациями, если бы, на мой вкус, не проблемы с благозвучием) [I.5]. Формальная независимость означенных национальных государств объясняется внешнеполитическими причинами (главным образом, борьбой и соперничеством между Нациями): Австралия, Канада, Австрия, Дания, Швеция, Норвегия, Голландия, Бельгия и т.п. Исключением является только Ирландия, которая, хотя и прочно интегрирована в Западную цивилизацию, но этнически жестко противостоит Англии. Титулование любых иных народов и этносов «нациями» есть исключительно дань традиции бездумного подражания Западу. Хотя с точки зрения самого Запада все иные народы и есть нации, но лишь в той или иной мере недоразвитые, не сумевшие полностью соответствовать Образцу, лишь тщетно стремящиеся приблизиться к нему. Не приходится счесть это суждение совсем уж не соответствующим действительности, и уж в полной мере оно справедливо в отношении «квазинаций». Некоторые, «послушные» страны честно пытались подражать Западу. И что имеем на текущий момент? Сформировались ли сенегальская, кенийская или ботсванская нации? О Кот-д’Ивуаре и Либерии можно и не упоминать. Пример латиноамериканских стран на первый взгляд подтверждает эту теорию, но, не смотря на сильную степень неоколониальной зависимости Латинской Америки, она создала и отстояла свой тип цивилизации, в котором национальное соперничество никогда не играло такой тотальной роли, как в Европе. В мире существуют народы, длительное время находящиеся под влиянием (обаянием) Западной цивилизации, и стремящиеся перенять Западную культуру, привести себя в соответствие с Западными стандартами, в которых они видят идеал. Прежде всего, это касается Восточной Европы: Польша, Чехия, Венгрия, Румыния и Россия (в еще большей степени сказанное касается СССР). Не следует забывать южных славян, а также в 19 в. к этой компании присоединилась Турция. Все эти страны в подражание Западу в 19-20 в. приступили к «национальному строительству», т.е. навязыванию самим себе тех или иных «национальных» стандартов. Изначально перечисленные народы, терпя военное поражение от Запада, желали прежде всего заимствовать технику и социальные технологии, модернизировать свои общества. Однако этот аспект проблемы, хотя и весьма существенный, рассматривать не будем. Н.С.Трубецкой считал, что подражание культуре природных романо-германцев неизбежно ведет иные народы к перманентному отставанию, однако исторический опыт показал, что речь следует вести о деградации. Находясь под влиянием различных Национальных моделей и под влиянием политической конъюнктуры эклектически смешивая «самые передовые» социальные институты (во имя прогресса, разумеется), квазинации оказываются неспособны даже осознать свои «национальные интересы», но только подражать чужим. Можно заметить одну забавную особенность квазинационального самосознания. Туземные политологи склонны описывать местный политический процесс в заимствованных инонациональных категориях. Наиболее распространены аналитические конструкции типа: «правый-левый», на практике встречающаяся во Франции, и «социал-демократическая» модель характерная для Германии и этнически близким ей странам. Отклонение реальных событий от заданного им базиса списывается на дикость и недоразвитость любезных отечеств. Всего трогательнее, что вполне цивилизованные англосаксы (Англия и США) и вовсе не поддаются никаким отвлеченным политологическим интерпретациям, никто из восточноевропейцев никогда даже и не пытался разглядеть среди соотечественников «тори» и «лейбористов» или «республиканцев» и «демократов». Этот культурологический парадокс является простым следствием того исторического обстоятельства, что англосаксы в отличие от немцев и французов не породили внеэтнических политико-идеологических доктрин и учений, и поэтому не оказали непосредственного культурного влияния на иные народы. Разумеется, это не значит, что сами они не симпатизируют тем или иным социально-политическим воззрениям или по разным соображениям не находят нужным поддерживать какие-либо идеологии заграницей или у себя дома. Вообще, для англосаксонских обществ характерно почти полное отсутствие расхождений между Культурой и Цивилизацией (если под последней понимать совокупность социальных институтов). Когда в эпоху холодной войны один африканский вождь обращался за помощью к США, его называли демократом, строителем гражданского и либерального общества и прочая. Когда его соперник обращался за помощью к СССР, его называли марксистом (даже если он при этом сохранял каннибальские наклонности). Формально политологи СССР и США были правы, ибо страны, возглавляемые соответственно проамериканским вождем – «демократом» и просоветским вождем - «марксистом», пристегивались к геополитическим колесницам двух сверхдержав. Некоторые вожди (например, Мохаммед Сиад Барре в Сомали) меняли ориентацию по ходу дела, и возглавляемые ими «партии» превращались из коммунистических в демократические (например, МПЛА в Анголе). Если отвлечься от сиюминутной политической конъюнктуры, вывод очевиден: подобно тому как «чистый» феодализм нигде за пределами Европы (кроме Японии) не встречается, традиционные для Европы партологические классификации за пределами этой части света недействительны. Куда отнести Суданский социалистический союз, Демократическую партию Берега Слоновой Кости, «Свободных офицеров» в Ливии? Например, в политике Индийского Национального Конгресса при желании можно найти элементы и коммунизма, и либерализма, и социализма, и фашизма (все зависит от точки зрения наблюдателя). Люди, влюбленные в Израиль, относят «Ликуд» к либерально-консервативным партиям, вроде республиканских партий Франции, их оппоненты считают все сионистское движение фашистским. Компартия России в зависимости от ее акций и заявлений занимает место то в патриотическом, то в коммунистическом лагерях. Порочность подобной классификации очевидна. В реальности из огромного конгломерата партий «третьего мира» можно выделить три типа партий: во-первых, конгрессистские (ИНК, пероннисты, Институционно-революционная партия Мексики, ГОЛКАР в Индонезии, БААС в арабских странах), которые пытаются – более или менее успешно – возглавить нацию, провести модернизацию страны, но при этом сохранить национальную независимость и соблюдать прежде всего свои национальные интересы; во-вторых, компрадорские партии, ориентирующиеся на свои бывшие метрополии или на США и именуемые на Западе в зависимости от нюансов политических программ «либеральными», «консервативными» или «социал-демократическими» (например, в Кот-д’Ивуаре в 1960-1990 гг. существовала однопартийная система, правил «пожизненный» президент, жестоко подавлялась оппозиция, однако все это не мешало стране сохранять прозападную ориентацию, развивать частное предпринимательство, и ее правящая партия относилась к консервативным силам, а если бы Уфуэ-Буаньи остался верен левым убеждениям молодости и стал ориентироваться на СССР, его режим заслужил бы звание «коммунистического»); в-третьих, наконец, традиционалистические и этнические группировки, которые всегда враждебны первым и в принципе враждебны вторым.
ВЛАДИМИР-III: Для квазинаций довольно характерен внутренний социальный раскол, особенно остервенелый между правящим классом и остальным населением. Его главной причиной является то, что различные социальные группы ориентируются на приглянувшиеся им разные аспекты и стандарты различных национальных моделей - на те, которые кажутся им наилучшими. Проблема усугубляется тем, что каждый в качестве социального идеала склонен бессистемно выбирать наиболее привлекательные (выгодные, прогрессивные) для себя фрагменты чужих национальных систем. Даже если неуклонно проповедуются и навязываются какие-либо теоретически последовательные социальные доктрины, то и тогда результат, в конце концов, оказывается катастрофическим. Последние два века социальные процессы в квазинациональных обществах протекает под флагом «либерализма» или «социализма», путь к успеху попеременно видится в последовательном насаждении этих идеологически систематизированных, но довольно высокоабстрактных учений. В итоге, становится невозможен социальный компромисс, и в тех случаях, когда на Западе достаточно смены правящей партии и соответствующей внутренней политики, квазинации не могут обойтись ничем меньше революции или, в лучшем случае, госпереворота. Классический пример – Латинская Америка. То же касается этнических или субэтнических различий внутри самих квазинаций, - подражание внешним образцам ведет к распаду квазинацинальных государств, т.к. утрачиваются внутренние критерии самооценки, и, следовательно, подрывается основание национального единства (недавние примеры – распад Чехословакии, Югославии, СССР). Остается только одно желание каждого субэтноса (и даже отдельного гражданина) – поскорее влиться в «семью Цивилизованных народов», любым доступным путем избавившись от докучливых «отсталых» соотечественников. Собственная этническая культура квазинаций, утратив внутренние побудительные мотивы и критерия развития, стремительно разлагается, сводясь к этнографии (заменяющей «национальные традиции»), а из Западной культуры наиболее успешно усваивается только наиболее примитивная ее часть. Наблюдаются отчетливые тенденции «варваризации», прежде всего, правящих классов квазинациональных государств. У Крылова идет речь об использовании варварами, главным образом, технических достижений цивилизации, которые они широко эксплуатируют, но сами их не способны и не желают воспроизвести. Однако такого же рода паразитирование возможно и в сфере социальных технологий. Группы правящего класса стремятся навязать обществу заимствованные на Западе некие симпатичные социальные институты и на их основе господствовать в стране. Беда в том, что смысла и значения этих иностранных установлений они досконально не понимают, точнее говоря, понимают поверхностно, своекорыстно, по дикарски, и только формально имитируют внешнюю сторону дела. Нам эта ситуация хорошо знакома по инфантильным рассуждениям «реформаторской» интеллигенции о насаждаемых ныне в России Либерализме и Демократии. Поскольку действительно глубокой потребности в этих заморских диковинах общество не ощущает (во всяком случае, в том виде, в котором они навязываются), то «либерализм» приспосабливается «верхами» для разграбления страны, а «низы» догадываются посредством «демократии» по возможности шантажировать власть. Вообще говоря, полякам, чехам, венграм, хорватам и им подобным честнее всего было бы откровенно ассимилироваться в немцы, ибо в противном случае их судьба, так и, оставаясь в межеумочном состоянии, вести полуварварское существование, являя собой пародию на подлинные Нации. Проблема, однако, в том, что исторически длительное время находясь даже под непосредственным немецким господством, они не сумели ни в каком смысле стать немцами, их этнические отличия от германцев оказались весьма существенными. В таком случае желанная ассимиляция возможна только через прямое и беспощадное угнетение (с элементами геноцида) данного народа. Осталось только о подобной услуге попросить немцев. Кстати, глубокая печаль либеральной интеллигенции Восточноевропейских стран о “советской оккупации” свидетельствует о подсознательном понимании прогрессивности “цивилизационной миссии Гитлера”, грубо прерванной “восточными дикарями”. Попытка модернизации Османской империи по Западным национальным образцам завершилась ее драматическим распадом, и ныне Турция постоянно балансирует на грани полномасштабной гражданской войны, от которой ее пока спасает только жесткое регулярное вмешательство армии (в том числе и военные перевороты). В истории Турции в ХХ веке присутствовал довольно длительный «конгрессистский» период (1923-1950), когда страна управлялась партией вождистского типа, чья программа предусматривала ускоренную модернизацию при сохранении национальной независимости (вообще Турция могла стать одним из самых надежных союзников победившей во второй мировой войне Германии, либо, в случае сохранения кемалистов у власти – со временем перейти на просоветские рельсы (во всяком случае во внешней политике) и быть «второй Индией»). «Конгрессизм» не был связан исключительно с кемалистами, его черновой вариант проявился еще в политике младотурок (опять «мимикрия» - их называли в Европе «турецкими либералами», видимо за то, что они проводили этнические чистки), и если бы Германия победила уже в первой мировой войне, им удалось бы удержать власть и подавить сепаратистские движения на национальных окраинах. Кроме Наций и квазинаций во второй половине 20 в. образовались «ложные» нации. Ряд народов сумел довольно успешно построить все характерные для Запада национальные институты и перенять его технические достижения, не затрагивая ядра своей этнической сущности. К ложным нациям можно отнести Японию, Азиатских тигров и, пожалуй, Чили. Формальная сторона дела в угоду Западу воспроизводится и имитируется довольно точно, но внутренние механизмы функционирования социальных институтов совершенно иные. Налицо своего рода этническая мимикрия. Ложные нации отличаются от романо-германских Наций внутренней доминантой этнического развития. Вот и рассмотрим этническую доминанту Западной цивилизации, предопределившей формирование наций. Как они там дошли до жизни такой.
ВЛАДИМИР-III: Какое это имеет отношение к современному российскому обществу? Не будем отвлекаться на всю нашу тысячелетнюю историю, как прелюдию к современной ситуации, достаточно последних 20 лет. Антикоммунизм, который праздновал бал в 1990-1991, по определению не мог быть национальной идеологией. Наоборот, по отношению к России антикоммунизм неизбежно оказывался идеологией антипатриотичной и уж точно компрадорской. Антикоммунисты могли сказать эстонцам, украинцам, грузинам или таджикам: "Вы угнетены русскими под фиговым знаменем большевизма. Мы освободим вас и от того и от другого". А что антикоммунисты могли сказать русским? "Вы угнетены русскими под фиговым..." Нет, как-то очень неубедительно звучало. Тогда появились две версии: версия о коммуно-жидовском заговоре, но она совершенно не подходила современным либералам, ориентирующимся на Запад, для которого евреи стали символом гонимого и ни в чем не виноватого образа масонского мистицизма. Разумеется, национальные интересы любой западной страны для этой страны превыше всех евреев вместе взятых (даже немцы уже охладели: война давно прошла, Германия теперь - хозяйка Европы и т.д. и т.п.) Да и вообще, люди умные не зацикливаются на каких-либо навязчивых идеях. Генри Форд написать-то книжку о коммуно-еврейском заговоре написал, но это не помешало ему плодотворно сотрудничать с СССР. Другая версия была еще более маразматична: русские, Россия угнетались Советским Союзом... Т.е. подобные "мыслители" обыгрывали тезис о "советском народе" как об особой, отличной от русских, и даже русофобской общности. Остается лишь сбросить "советское иго" и вернуться в 1913 год Первая версия больше нравилась разного рода патриотам (особенно обрусевшим евреям, которые страстно желали окончательно ассимилироваться и как следствие "бопролись с еврейским заговором", включая в него всех русских, которые им по тем или иным причинам не угодили), православным фундаменталистам и подобной публике. Вторая была активирована западниками, правозащитниками, свихнувшимися на почве русофобии (они-то хорошо понимали, что нельзя отделить коммунизм от "русскости", и совершенно сознательно требовали лечить грипп стрихнином). И в том, и в другом случаях за национальную общность выдавалась идеологическая. Патриоты считают непременным условие русскости ненависть к евреям ("еврейский заговор" в русском православно-патриотическом сознании приобретает уж совсем апокалиптические масштабы, а психология вечной жертвы, которую обрусевшие евреи принесли в русское сознание, вообще не дает никакого шанса на исправление положения), а либералы отказывают коммунистам в русскости по определению.
ВЛАДИМИР-III: В итоге ни один "национальный проект" развития России не мог быть осуществлен. И чем больше он был идеологизирован. Ну разве могла быть осуществлена "православная утопия", согласно которой все, кто не считает Николая II искупителем России, и не боится "сатанинской нумерации" нового паспорта? "Гламурный" и "просвещенный" православный патриотизм еще более глуп и нелеп. Его коренная ошибка - в невозможности вернуться всей страной в 1913. И не только потому, что прошли года, навыдумывали новые машины и приборы, и неграмотных почти не осталось. Дело в том, что гламурные православные патриоты желают вернуться в 1913 только в качестве графов, князьев, в самом худшем случае - богатых купчин. Нетрудно догадаться, что отнюдь не все русские люди были в 1913 графами или купцами-богатеями. Кому-то надо было подметать улицы, лазать на карачках под паровозом, да и в детских борделях работать. Но об этом сусальные патриоты думать не хотят. Не хотят и все. Зачем думать на такие неприятные темы? а ля Столь же явный маразм проявлялся в умонастроениях демократической публики. Консервативный либерализм а ля Набоков-старший, да и а ля Набоков-младший оказался совершенно непригодным для России. Он предполагает не только такие категории как "трудолюбие", "умеренность", даже снобизм по образу и подобию англо-саксонских стран, но и включенность в западную систему (разумеется, не на положении Сенегала). А за эту включенность швейцарцы бились цепами и алебардами, англичане - топили суда во всех флибустьерских морях - тут одного этикета и хороших манер маловато. Но любое (даже самое конкурентно-комплиментарное) соперничество России с Западом так глубоко претит либеральной интеллигенции, что она даже желание победить на Евровидении назовет "рецидивом имперского мышления". Садомазохизм или привычка? И то и другое. Такие уж они уродились. Горбатого могила исправит. Мой совет либералам: чем мучить и себя и окружающих, лучше поголовно истребить русских - все равно они никогда не будут действовать в духе либеральных утопий. И начать лучше с себя. Разделенная на мелкие идеологические секты, точащие друг на друга зубы, современная либеральная интеллигенция все равно не способна жить по-западному.
ВЛАДИМИР-III: Тем временем, помимо идеологического эскапизма существовала еще и реальность. А в реальности во всех республиках бывшего СССР происходила национальная консолидация - т.е. рос удельный вес титульной нации в населении. Было ли это следствием национальных чисток, либо результатом естественного хода вещей, но это так: в Эстонии эстонцев в 1989 - 61,5%, в 2000 - 68%; на Украине украинцев в 1989 - 72,7%, в 2001 - 78,1%; в Азербайджане азербайджанцев в 1989 - 82,7%, в 1999 - 90,6%; в Киргизии киргизов в 1989 - 52,4%, в 2009 - 70,9%. За исключением России. В 1989 году русских у нас было - 81,5%, а спустя 13 лет - 79,8%. Это означает, что в России никакой национальной консолидации не происходит. Наоборот, появилась большая группа т.н. "россиян" - т.е. людей, которые в ходе переписи 2002 года отказались определять свою национальную принадлежность (1,5 млн) Было бы весьма любопытно исследовать политические и иные убеждения этой группы. Действительно ли это смешанное население вроде американских Mmixed rases? Сектанты? Принципиальные космополиты? Во-первых, русский принципиально не способен быть националистом (в той же степени, в которой он неспособен быть демократом). Это можно увидеть во множестве феноменов поведения и мышления, и мы долго можем перечислять отдельные бытовые детали, но вот вопрос: может ли русский СТАТЬ националистом? Турки (когда-то похожие на русских этой своей ненациональностью) сумели. Это, правда обошлось грекам, армянам, ассирийцам в миллионы жертв. Но кого это волнует - кроме греков и армян?
krolik: русский по сути имперец, т.е. нацист, шовинист и ессно не националист... чому стало більше титульних - очевидно, напівлатиш/напівросіянин в Латвії буде латишом а в Росії чи совку - русским а чого в РФ інакше - по перше всі хто хтів буть русским вже були такими, по друге % зменшився ненабагато 1.7%. що скоріш за все пояснюєця ростом дагестанців, інгушів - ніби саме там найбільший приріст населення та й понаїхів типу таджиків...
ВЛАДИМИР-III: krolik пишет: чому стало більше титульних - очевидно, напівлатиш/напівросіянин в Латвії буде латишом а в Росії чи совку - русским Не так уж много было смешанных браков. И я могу понять когда колеблется ребенок русского и украинки (хотя я не колебался), а дети русских и среднеазиатов всегда становились среднеазиатами. krolik пишет: а чого в РФ інакше - по перше всі хто хтів буть русским вже були такими, по друге % зменшився ненабагато 1.7%. що скоріш за все пояснюєця ростом дагестанців, інгушів - ніби саме там найбільший приріст населення та й понаїхів типу таджиків... Но ведь и русских много вернулось из Ближнего Зарубежья. Именно в 90-е.
ВЛАДИМИР-III: Кстати, по поводу турок. У нас находятся такие убогие личности, которые одержимы идеей всемирного антирусского заговора. А Турция? Была такая империя - Оттоманская Порта (или Блистательная Порта). Раскинулась она на трех континентах. Во главе ее стоял не кто-нибудь, а халиф правоверных. Он же падишах (а вовсе не султан!) И все шло хорошо, пока не случилось несчастье: Петр Первый родился не в Стамбуле, а в Москве. И тут на Порту ополчились все: Иран (неверные шииты), Руссия, казаки, Польша, Австрия (эти роботы с их штагисткой), Венеция, Италия. А французский король - лжебрат, предал османов. И вся эта хищная стая делила турецкие земли: XVIII, XIX, XX века. В конце-концов мировая закулиса довела Порту до банкротства, а русские медведи и английские львы едва не разделили ее между собой. Потом великие державы натравили на Блистательную Порту мелких паршивцев - масонские режимы Афин и Софии. А внутренняя смута сделала османов почти беззащитными. А потом была война, когда "против нас пошло почти полмира" ("Королек - птичка певчая") И закончилось это тем, что Порта потеряла свои исконные земли, сжалась до размеров Анатолии. Но даже эти земли едва не отняли коварные греки, армяне, французы и итальянцы. Вот она турецкая тоска - http://video.mail.ru/mail/ludmila151258/3903/3902.html Вот так-то. И хотя моя страна - Россия - воевала с Турцией, не было ненависти у нас к туркам. Все мы - от Петра Первого до генерала из "Трех разговоров" Владимира Соловьева - не скрывали приязни к этой великой и благородной державе, к ее талантливым полководцам, доблестным солдатам. Потому что мы не считаем возможным сражаться с противником, которого не уважаем. А эти байстрюки, которых даже евреи не приняли в свои ряды, хотят чтобы мы ненавидели своих противников, считали их недочеловеками, каждого куста боялись, рассказывали бы всем с придыханием как нас изнасиловали. Вот собачье дерьмо! И все-таки туркам повезло. [img src=/gif/smk/sm1.gif] Сейчас (почти весь ХХ век) Турция управляется умным и успешным правительством. И у нее есть будущее.
ВЛАДИМИР-III: Итак, перед постсоветской Россией открывалось множество перспектив. Но все они были совершенно нереальны. 1) сусально-православный режим. 2) мечта Аввакума и епископа Диомида. 3) консервативно-демократическая Россия для русских. 4) либерально-правозащитная Россия для Новодворской. 5) Ну, понятно, что даже одних заголовков достаточно, чтобы понять полную невозможность и ненужность подобных перспектив. Кабы не пришлось нам честно признать - распад СССР и гибель советской власти был не просто ошибкой, это было преступлением против самих себя. Поскольку ясно как день, что именно советский режим наиболее адекватен нам - русским. И ничего другого нам не светило.
krolik: ВЛАДИМИР-III пишет: Не так уж много было смешанных браков. И я могу понять когда колеблется ребенок русского и украинки (хотя я не колебался), а дети русских и среднеазиатов всегда становились среднеазиатами. досить і якогось прапрадіда - і буде вибір в азіятів - так, по фейсу слов'янином не будеш:) ВЛАДИМИР-III пишет: Но ведь и русских много вернулось из Ближнего Зарубежья. Именно в 90-е. гммм, не знаю... за власними враженнями - особливо не переїжджали, солдати хіба що служили не в своїй республіці
ВЛАДИМИР-III: krolik пишет: досить і якогось прапрадіда - і буде вибір Ну эдак я древним греком вскоре стану krolik пишет: не знаю... за власними враженнями - особливо не переїжджали, солдати хіба що служили не в своїй республіці Вы не следили, а я следил за цифрами. Вернулось несколько миллионов. Судите сами. В 1989 году в Средней Азии и Казахстане проживало русских, украинцев и белорусов - 11 млн., а около 2000 года - 7,4 млн. Если учесть естественную депопуляцию и ассимиляцию, получаем не менее 3 млн. мигрантов.
ВЛАДИМИР-III: ВЛАДИМИР-III пишет: в энциклопедиях, в статьях о тех или иных народах нередко встречались абзацы, посвященные национальному характеру рассматриваемой народности ВЛАДИМИР-III пишет: Вот она турецкая тоска Между прочим, вот что пишет по этому поводу Брокгауз и Ефрон на рубеже веков: осподствующее племя турки-османы (около 1 млн. чел.), но они нигде на Балканском полуострове, за исключением Константинополя, не живут сплошной массой, а рассеяны по всей стране довольно незначительными группами, в особенности вблизи больших городов. В Западной и Средней Болгарии они в настоящее время почти совершенно исчезли, а в Восточной Болгарии, в значительной части Восточной Румелии и в северной части Адрианопольского вилайета смешались с болгарами. Западную часть непосредственно турецкой территории занимают албанцы (около 1½ млн.), от границ Черногории и Сербии до 40° с. ш. и от Адриатического моря до 21° в. д. от Гринвича (приблизительно): под Приштиной они переходят этот градус отдельными языковыми островками. В северной части Эпира они живут смешанно с греками. В южной части Эпира, в Македонии, Халкидике и во многих пунктах по берегам Эгейского и Черного морей обитают греки (около 1% млн.), в южной части Адрианопольского вилайета живущие смешанно с турками. Западную часть Болгарии, Восточной Румелии и старой Фракии занимают компактной массой болгары. На Пинде, составляющем границу между Эпиром и Фессалией, живет румынское племя цинцар (или куцовлахов, арумын), говорящее особым наречием румынского яз.; в Старой Сербии и в сев. части Македонии живут сербы. Общее число славян в Европ. Т. — 600000 чел. Цыгане частью ведут кочевой образ жизни, частью же в качестве оседлых жителей разбросаны по всем городам и многим деревням Европейской Т. Они по большей части магометанского вероисповедания, но легко меняют свою религию, сообразуясь с обстоятельствами. Евреи (Jahudi) принадлежат к двум разновидностям: это или потомки изгнанных в 1492 г. королем Фердинандом Католическим из Испании сефардим (так назыв. "шпаньолы", или "испанские евреи"), или немецко-польско-русские евреи (ашкеназим). Они живут в больших городах, особенно в Константинополе и Салониках, занимаются мелкой торговлей, ремеслами и тяжелыми работами. Лишь немногие из здешних евреев достигают богатства. Армяне в Европейской Т. живут также только в больших городах. Они отличаются способностью к изучению языков, трудолюбием, спекулятивным духом и любовью к учению. Их народные школы находятся в хорошем состоянии, но в средних и высших учебных заведениях у них недостаток. В наиболее важных торгово-промышленных пунктах играют видную роль в качестве ловких и оборотливых торговцев так назыв. левантинцы, происшедшие от браков европейских поселенцев с восточными женщинами различных национальностей. Они интеллигентны, но страдают отсутствием устойчивых нравственных правил. Османы (имя турок считается насмешливым или бранным) были первоначально народом урало-алтайского племени, но вследствие массового прилива из других племен совершенно утратили свой этнографический характер. В особенности в Европе нынешние турки (см.) являются по большей части потомками греческих, болгарских, сербских и албанских ренегатов или произошли от браков турок с женщинами из этих племен или с уроженками Кавказа. В силу своего рода естественного подбора турки в настоящее время представляют племя рослых, хорошего и красивого телосложения людей с благородными чертами лица. Господствующие черты их национального характера — важность и достоинство в обращении, умеренность, гостеприимство, честность в торговле и мене, храбрость, преувеличенная национальная гордость, религиозный фанатизм, фатализм и склонность к суевериям. В культуре турки отстали от всех европейских народов, и лишь медленно, с большими затруднениями, пролагает себе путь к ним западноевропейская цивилизация. Многочисленные правила и законы относительно брака сводятся к тому, что устанавливают многобрачие, ограничивая число законных жен четырьмя, но предоставляя право иметь неограниченное число наложниц и рабынь. Жены богатых людей, которыми в действительности и ограничивается многобрачие, ведут замкнутый образ жизни, запертые в недоступных для постороннего человека гаремах, под присмотром евнухов. С формальной стороны брак является лишь гражданским контрактом, который муж заключает перед лицом кади с семейством жены. Дети, прижитые с наложницами и рабынями, признаются законными в равной степени с детьми законных жен. Развод затруднений не представляет, но случаи его крайне редки. Жилища турок снаружи незатейливы и совершенно лишены украшений; богатство и роскошь Востока сказывается лишь во внутреннем убранстве турецкого дома. По большей части это одноэтажные деревянные постройки; внутри они имеют четырехугольный внутренний двор, на который выходят почти все окна. Наряд мужчин состоит из кафтана со множеством складок или короткой куртки, широких со складками шальвар, широкого, несколько раз вокруг тела обмотанного пояса из цветной материи, за который при случае засовываются ятаган и пистолеты; на ногах, по большей части, желтые сафьяновые туфли или сапоги, на голове тюрбан. Должностные лица и знатные люди в настоящее время заменяют национальный костюм европейским (франкским) черным сюртуком, узкими брюками и красной феской с черной кистью. Голову мужчины бреют догола, но борода отпускается длинная. Женщины, по крайней мере на улицах больших городов, носят широкое верхнее платье, которое, точно мешок, окутывает все тело, а лицо покрывается чадрой (см.). Османы в Турецкой империи занимают гражданские и военные должности или занимаются ремеслами и земледелием, в особенности в Малой Азии. http://www.vehi.net/brokgauz/index.html
ВЛАДИМИР-III: Ну да ладно, турки - это турки. А кто мы? Мы - русскоязычные (даже если и не русские), поскольку русский язык в его пореформенной грамматике связывает всех нас в единое языковое пространство. Да, сейчас модно учить иностранные языки и даже пользоваться ими, а русский вновь "засорен" иностранными словами (ничего, усвоятся, не впервой). Однако, русский язык сохраняется и просуществует еще несколько веков. Мы - очень образованная среда. Получение образования давно стало квазиинстинктом нашего человека. Тот факт, что в России в переходах метро торгуют фальшивыми дипломами о высшем образовании, а в Америке - не торгуют, очень говорит в нашу пользу. Более того, значительная часть "рыссиян" получает образование не с целью получить высокодоходную работу, а "просто так" - для общего и развития, и потом не работает по специальности. Современный гражданин России, при всем своем любопытстве, бесконечно далек от религий и идеологий. Деидеологизация была провозглашена в 1990, и эта цель достигнута. В сочетании со средним высоким интеллектом это привело к полной маргинализации всех идеологов - как традиционных, так и новомодных. В итоге современное российское общество является огромным деидеологизированным пространством, на обочине которого еще сохранились мелкие полусектантские группы, объединяющие "идеологов" и их "паству". Один список этих идеологических полусект (и неполусект) впечатляет: 1.Религиозные: 1.1.православные фундаменталисты пяти-шести типов (наиболее искренние отрицают теорию Дарвина и шарообразность Земли). 1.2.православный гламур тоже пять-шести типов (т.ч. монархисты-абсолютисты) 1.3.мусульмане трех видов (сунниты, шииты и ваххабиты - также как православные фундаменталисты играют на "возрождении духовности". Девушки-мусульманки смогут сниматься в порностудиях или наркоманить, но зато духовность у них высокая, и свинины они не едят). 1.4.иудаисты (включая религиозных сионистов) - работают среди евреев и тех, кто может быть был евреем 100 лет назад, но поскольку евреев у нас почти не осталось, это экзотика, вроде кришнаизма. 1.5.буддизм и прочие "восточные религии" - когда-то привлекали утонченных интеллектуалов, которые претендовали на уровень Германа Гессе, но это прошло, и сейчас это просто любители экзотики. 1.6.родноверие, которое требует возвращение к дохристианской Руси (к сожалению, очень синкретизировано с православием и к тому же иной раз любит искать русских в палеолите) 1.7.протестантские секты пятнадцати типов (от иеговистов до псевдоиудеев) 1.8.старообрядцы десятка типов (частью смыкаются с православными фундаменталистами и насыщают их мировоззрение своей эстетикой) 1.9.сатанизм. 2.Паранаучные: 2.1.Фоменковщина. 2.2.Уфология. 2.3.Рерихианство. 2.4.Вегетарианство (самая человеконенавистническая из идеологий). 2.5.Дианетика. и т.д. и т.п. 3.Политические 3.1.Троцкизм. 3.2.Ленинизм. 3.3.Сталинизм. 3.4.Имперский сталинизм. 3.5.Национал-большевизм. 3.6.Социал-либерализм а ля Явлинский. 3.7.Фундаменталистический либерализм. 3.8.Правозащитный либерализм. 3.9.Пацифизм. 3.10 Экологизм. 3.11.Монархизм. 3.12.Фашизм умеренного типа. 3.13.Национал-социализм. 3.14.Национал-консерватизм. 3.15.Национализм. 4.Психопатологические: 4.1.Собакозащитничество. 4.2.Всевозможные теории заговора (впрочем, элементы их присутствую практически во всех вышеизложенных идеологиях). И т.д. и т.п. Однако едва ли 10% населения подвержено всем этим маниям вместе взятым. Остальные 90% никак не идеологизируются, и как следствие вызывают крайне негативную реакцию со стороны осчастливленных идеологиями. Чем меньше адептов имеет та или иная идеология или религия - тем напряженнее мироощущение ее членов, тем больше они не любят "мир и то, что в нем". Тем больше они чувствуют себя осажденной крепостью. Ответная реакция среднестатистического современного человека на все это - любопытство, снисходительная ирония, но не более.
ВЛАДИМИР-III: Кстати, идеологиями определенно не являются: а) музыкальные, киношные и литературные фанатские группы (это, скорее, не идейные, а эстетические мании; хотя такие группы как эмо-киды вполне могут играть роль идеологий). б) игорные фанатские группы (не только кучкующиеся вокруг компьютерных игр, но и объединяющие спортивных болельщиков). в) бандитизм (включая его эстетическое крыло - стиль русского шансона). Во-вторых, помимо всех этих идеологий существует множество анти-идеологий: антифашизм, антикоммунизм, антилиберализм, антисемитизм и т.д. Мало того, что анти-идеологии паразитируют на соответствующих идеологиях (и не способны существовать без них, а ведь существовать-то очень хочется), но и комплектуются из людей, на порядок более неадекватных и убогих, чем идеологи. Анти-идеологи являют картину психического расстройства, шизофрении, мании преследования и иных девиантных отклонений. Для любой идеологии в современной России характерна крайняя нетерпимость к взглядам оппонентов (особенно заметная в сегменте либеральных и прозападнических идеологий). И как следствие любая идеология желает создать для своих адептов обособленную картину мира, которая бы не противоречила установкам идеологии и не стремилась ее разрушить. Религиозные секты просто запрещают читать книги и смотреть телевизор, а идеологии политические действуют более тонко, апеллируя к "совести" и определенным идеям, которые "предаются" путем восприятия нежелательной информации. Ко всему прочему, каждая идеология создает свой особый сленг-новояз, который играет роль идентификатора в чужой среде и также должен служить средством обособления (посягая на единое языковое пространство).
ВЛАДИМИР-III: Уже говорилось о процессе деидеологизации советского и постсоветского общества. Главным фактором данного процесса стал информационный взрыв 1989-1993 гг, последствия которого ощущаются и поныне. В современной открытой информационной системе невозможно слишком долго предаваться идеологическим извращениям. Идеологи очень остро чувствуют это - оттого они (прежде всего, религиозные лидеры и борцы за западные ценности) ратуют за идеологическую цензуру, преподнося ее как средство "спасения" "темного народа" от "греха" или "фашизма" (в понятие "грех" или "фашизм" можно втащить все, что угодно - т.е. все, что в данный момент не понравилось конкретному верующему или либеральному идеологу: их статейки на эту тему всегда поражают своим инфантилизмом, доходящим до маразма). В ход также идут доводы от "нравственности", которые заключаются в том, что лишь человек, полностью разделяющий данную идеологическую картину мира, является приличным, законопослушным, добрым и т.п. При сугубой ненависти друг к другу идеологии в еще большей степени ненавидят деидеологизированную массу населения, которая никак не хочет шагать в "светлое будущее" под предводительством идеологов. Возникает закономерный вопрос: так ли уж просты идеологи? Можно вполне утверждать, что они (как те платоновские мудрецы) имеют полное представление обо всех мнениях, но придерживаются только "правильных". И не только придерживаются, но и заставляют придерживаться окружающих, всерьез считая их недоумками, не способными самостоятельно разобраться. В этом отношении к окружающим и заключается главное отличие идеологов от неидеологов в наше время. Причем. идеолог приведет уйму "доказательств" необходимости своей позиции. Вплоть до самых обскурантистских. Реакция неидеологизированной аудитории предсказуема. В рамках современной научной картины мира любая религия не может быть ничем иным, кроме секты, а любая идеология - ничем иным, кроме озлобленной кучки шизиков. Само собой, эти среды привлекают людей именно такого толка, и подобные люди даже очень преуспевают. Но вернемся к признакам нашего современного общества. Система культурных образцов - узнаваемых фильмов, сюжетов, даже крылатых высказываний (всего того, что можно процитировать в любой кампании, и получить адекватную реакцию) - современного общества сформировалась именно в советское (точнее, в позднесоветское) время. Даже те феномены дореволюционной культуры, которые полагается знать и понимать современному человеку, неизбежно пропущены через уже советские культурные трансформаторы. А импортные артефакты проделывают тот же путь, что и лингвистические заимствования - они со временем русифицируются и включаются (достаточно избирательно) в наш культурный контекст. Почему популярен Том Соейр? А он, когда ему захотелось разбогатеть, не работает "в поте лица", а ищет клад. Почему популярен Гарри Поттер? У него тот же квазиинстинкт к получению образования. Все сходится. Между прочим, любая попытка идеологов насадить свои художественные вкусы, а равно избавить наше общество от "вредных" артефактов неизбежно приведет к деизинтеграции общества.
ВЛАДИМИР-III: ВЛАДИМИР-III пишет: "темного народа" А прослыть "темным народом" ни одному образованному человеку не хочется, поэтому КПД усилий идеологов исчезающе мал.
ВЛАДИМИР-III: Даже если откинуть уж совсем шизофренические идеологии (сионизм, собакозащитничество, уфологию и т.п.), оставшиеся выглядят немногим лучше. Особенно в плане реализации. 1.Путь на Запад. Представим себе немыслимое. Вместо оголтелых шизиков с неизбежной для всех сектантов манией преследования и самоощущения оккупационной властью в "этой стране" у нас формируется адекватная политическая сила пользующаяся массовой (!) поддержкой населения. занимающаяся не защитой евреев и прокаженных правозащитников, а реальными проблемами общества, и эта политическая сила возьмет курс на вестернизацию российского общества, но не ради самой по себе вестернизации и не ради технического перевооружения при сохранения традиционных начал жизни, а именно с целью слияния с Западом (т.е. конкретно с целью интеграции в ЕС по образу и подобию Эстонии или Словении). И что в итоге? Европа не захочет и, самое главное, не сможет интегрировать Россию. Интеграция Польши и других центральноевропейских стран заняла десятилетия и еще очень далека от завершения. Пожалуй лишь когда уровень жизни в Румынии и Болгарии хотя бы приблизится (сейчас он в 3 раза ниже) к уровню жизни Франции и Германии, можно будет говорить о завершении интеграции. А как иначе? Но экономика не главное в данном прожекте. Главное - политика. Сейчас население ЕС составляет 500 миллионов человек. Их представляет в Европарламенте 751 депутат. В т.ч. 96 депутатов - Германию, Францию - 74, Великобританию - 73 и т.д. Прибавим сюда Россию. Она должна будет получить не менее 150 мест (там очень сложная система вычисления пропорций, но получается около того) - в полтора больше, чем Германия. А оно нужно Германии? Если сейчас "новый ЕС" (в точнее, бывшие соцстраны) имеют в Европарламенте четверть мест, то в случае вступления России-Украины-Белоруссии их доля возрастет до половины. В ЕС и так много проблем с новыми членами, зачем еще дополнительные? Зачем ЕС границы с Казахстаном или Китаем? И т.д. и т.п. Так что самая-самая либеральная политика - это ношение воды в решете. Запад (как и современное правительство России) заинтересован в сохранении статус-кво. Все, что им от нас нужно, они и так получают. Все, что нам от них нужно, мы тоже получаем и без всякой европеоидной демократии. Надо заметить, что явная энергетическая зависимость Европы от России ставит нас в очень выгодное положение, и ничего лучшего на протяжении ближайших 50 лет у нас не будет. А в 2060 многое будет совсем иначе, чем нам видится сейчас. Впрочем, это все маниловские прожекты. Демократы и дальше будут неполноценным меньшинством в "этой стране". 2.Все православные утопии. Все православные утопии имеют один общий признак - полное игнорирование окружающей среды. Человеческой в первую очередь. Подобно тому, как Новодворской глубоко наплевать на "совок", "быдло", которое не воспринимает ее "светлых идей", среднестатистическому православному идеологу точно также глубоко наплевать на неверующих (неправославных). Этих, последних он воспринимает как некое бесовское наваждение, которое должно автоматические пропасть, как только "воссияет" православная истина. Причем, количество этих "наважденцев" явно зашкаливает за 90%. Откуда это? А чего еще ожидать от подпольной идеологии, которая ориентировалась на "малое стадо", скрывающееся в катакомбах от "власти антихриста"? Та же мания преследования, тот же эскапизм, то же принесение людей в жертву идеям - что и у самых последовательных либералов. Ко всему прочему, в современном русском православии есть две наиболее отвратительные тенденции, которые в еще большей степени оттесняют эту утопию от реализации. Во-первых, для современных православных характерен самый обскурантский перфекционизм (начиная от попыток "корректировки" учебников по биологии и астрономии в соответствии с маниакально-депрессивными "теологуменами" популярных "старцев" и кончая заглядыванием под юбки прихожанкам), который характерен разве что для самых тоталитарных протестантских сект Запада. Во-вторых, реализация безумно-идеологического тезиса Достовского "русский = православный" на практике оборачивается тем, что азербайджанец и еврей, "принявшие православие", выгоняют из русских какого-нибудь Ваньку, который с их т.з. вообще не православный или недостаточно православный. Это, опять же, неудивительно, поскольку реальная "кровь и почва" подменяется идеологическим словоблудием, бесплотной идеей (которую идеологи считают первичной реальностью, а реальность - наоборот - иллюзией, буддийской майей). Подобные заскоки характерны для националистов всех времен и народов, и в этом православный фундаментализм банален. Апелляции к "славному" православному прошлому? Но, подобно тому как Новодворская не способна и дня прожить в реальной западной либеральной и демократической стране, православные мечтатели совершенно неуместны в реальноисторической России XIX, XV, XIII вв. Они выдумали "святую Русь". Такой страны никогда не существовало. Можно даже более-менее точно датировать эту выдумку временами расцвета славянофильства в России (1840-е гг), а завершение это получило уже в эпоху Достоевского. Прибавьте сюда все возможные теории заговора "против святой Руси", инфантилизм, аполитичность (в смысле неспособности осмыслить и выразить реальные интересы общества). Вот уже на этих двух примерах видно, сколь страшно далеки идеологи от реальности.
ВЛАДИМИР-III: На этом фоне может возникнуть простой и естественный вопрос: а как же большевики? Как им все это (см. историю КПСС) удалось? Да, большевики тоже были мечтательными интеллигентами (самая остросюжетная отечественная фантастика - это не Беляев и не Ефремов, это Программа ВКП(б)). И они тоже стояли лицом к лицу с огромной страной, которая была совсем не похожа на них. Однако, два фактора сыграли свою (неповторимую!) роль. Во-первых, большевики действовали в соответствии с желаниями и интересами большинства населения России. Здесь великая тайна политики (которая совершенно недоступна политическим пигмеям). В США республиканцы-демократы, в Великобритании консерваторы-лейбористы, в Японии ЛДП правят не потому что они, видите ли, либералы, сторонники рыночного капитализма (который уже давно не рыночный и не совсем капитализм), прав человека и т.д., а потому лишь, что выражают интересы большинства населения этих стран. Есть в этих странах и аналог наших демшизоидов и прочих маргиналов. Понятное дело, далеко от власти. Аналогично, кемалисты в Турции, баасисты в Сирии, конгрессисты в Индии - да кто угодно и где угодно - правили и правят по сей день также исключительно по причине соответствия интересам подавляющего большинства населения. А думать, что какие-либо режимы, особенно правящие на протяжении десятков лет, являются "антинародными" - это она самая демшизоидность и есть. Вспоминается анекдот, что в годы Большой кавказской войны (1814-1864) Россия полвека "стояла на краю пропасти". Какой-нибудь хрен с горы заявляет, что он лучше знает как жить миллионам людей в самых разных странах мира, а потом и спросить не с кого, потому что в критическую минуту (когда обнаружится, что этот алхимический опыт провалился) этот самый хрен прикинется веником и будет гугнеть: я ничего не говорил и ни к чему не призывал... Ну так вот: большевики выразили национальные интересы (см. программа ВКП(б)), а их конкуренты не смогли этого сделать. Это во-первых. Во-вторых, приход большевиков к власти и их преобразования происходили на фоне цивилизационного "перехода" от аграрной к индустриальной фазе. Общество в массе своей было готово воспринять и реализовать идеологию. Почему именно большевистскую - см. выше. Почему то, что было возможно сто лет назад, невозможно сейчас? Потому что общества 1911 и 2011 слишком уж отличаются друг от друга. Прежде всего уровнем образования. Поэтому "добрый совет" всем претендентам на "руководящую и направляющую": вы сначала уничтожьте систему образования, доведите население до всеобщей неграмотности, хоть лоботомию организуйте, но вам для реализации своих прожектов надо каким-нибудь способом избавиться от информированных и мыслящих людей. Если этот фокус удастся, хоть какой-то шанс у вас есть. В реальности для подавляющего большинства русских (и не только русских) людей коммунистический эксперимент сыграл просветительскую роль (кстати, у антисоветчиков 60-80-х следовало прежде всего отбирать дипломы об образовании; думаю, что без отрицания "комуняцкой" системы образования их антисоветизм был каким-то оппортунистическим и непоследовательным). И отменить эту роль уже невозможно, как вообще невозможно изменить прошлое. И еще один момент. По виду, несущественный, но не менее важный. В советских изданиях можно было опубликовать антисоветскую статью. Очень трудно, но можно. Побегать, "претерпеть", но в конце концов что-нибудь получалось. В конце концов были разные издания: более "тоталитарная" "Звезда" и более "либеральный" "Новый мир". Но это СССР. А вот опубликовать в эмигрантском антисоветском альманахе статью, которая бы не соответствовала идейной направленности редакции, невозможно по определению. И это тоже очень важный фактор. "Но ведь коммунизм рухнул!" - в раже запрыгают на одной ножке антикоммунисты. Есть такая поговорка: если долго сидеть и ждать, можно дождаться, как мимо тебя пронесут гроб твоего врага. Для анти- это занятие стало основным содержанием и даже смыслом жизни. Другие радости для них заказаны.
ВЛАДИМИР-III: И еще: большевики дело делали. Они могут предъявить истории модернизированную страну, побежденную неграмотность, детскую смертность, только в 1913-1950 снизившуюся в 3 раза, а затем еще в 5 раз, разгромленных противников во второй мировой войне, массовое довольно высокое образование, космос. А что смогут предъявить правозащитники, православные старцы, уфологи и борцы со всемирным заговором?
ВЛАДИМИР-III: Таким образом: мы не можем вернуться в доисторич... то есть в дореволюционный "рай". Хотя бы уже потому, что приводные ремни такого "возвращения" элементарно чужды подавляющему большинству населения нашей страны. Если исключить гламур а ля Михалков (нет, мне симпатичен весь этот род Михалковых-Кончаловских, но... надо понимать, что хорошо за обедом, а что - на футбольном поле, и путать не стоит), что остается? Обскурантистские бредни, которые называются "духовным возрождением". То, что это бред, и то, что это ни в какие ворота не лезет (и никогда не лезло - даже в палеолите!), знают все, даже те, кто делает вид, что они "верят". Но эти пирожки из песка они есть точно не будут. Разве что поднесут ко рту "на людях". И даже не потому что они несъедобны. Вкус не тот. Мы такого не едим. И главное, никакого отношения к реальной действительности это не имеет. Подобно тому, как древняя традиция "охоты за головами" уже не имеет отношения к цивилизованной жизни образованных папуасов. Эти "древние традиции" не имеют никакого отношения к нашей современности, наше информационное пространство ну никак не впихнуть в "святоотеческий опыт". А более близкий контакт с подобными рецептами обустройства России вызывает отвращение. мы не можем "стать цивилизованным Западом". Ну тут даже и объяснять нечего. Европа - это Европа, и Россия за ее пределами. То что поляки или чехи "европеизировались" после 1990 года - не аргумент. Они всегда и были европейцами. Наоборот, их пребывание в советской империи было неестественно и, как и прибалты, они точно также не могли ассимилироваться в СССР, как СССР не может ассимилироваться на Западе. А вот Турция и Япония, казалось бы, "вестернизировались", однако так и остались турками и японцами (в известном смысле турки 2011 года в большей степени турки, чем они же в 1911 - произошла языковая реформа, которая "тюркизировала" язык и т.д.). Тот же самый процесс происходил в России при Петре и его преемниках. И мы не стали Западом, и никаких комплиментов от правозащитников не заслужили. Впрочем, этот реальный процесс изменения России никакого отношения к сексуальным комплексам правозащитников, либералов, пацифистов, анархистов, борцов с фашизмом, борцов с антисемитизмом, записных пиарщиков транснациональных корпораций, репрессированных "страдальцев" и прочих "западников" не имеет. (и в то же время мы не чужды западной культуре: если бы на свете - как в моем "апокалиптическом" романе "Лето в мае" - остались бы только одни русские, мы продолжали бы слушать "Битлз", смотреть "Мадагаскар" и обсуждать ТТХ военной техники Третьего Рейха - все это было бы сохранено и передано в будущее - нами). мы не можем стать исламской страной, и не только потому что пьем и едим свинину (и будем есть), но и потому, что исламизация России (по любому рецепту, включая рецепты полупридурка Гейдара Джемаля) означает провал нашей страны в третий мир (на сей нас не истерическо-пропагандируемый убогими либералами, а самый реальный провал), и к тому же исламизация России - это превращение ее в три дюжины бантустанов, где представители одной очень гордой и патриотичной народности будут умышленно позорить представителей другой столь же гордой и патриотичной народности и видеть в этом единственный способ самовыразиться. столь же малопригодны остальные "национальные идеи" - от защиты собак до "почитания истинного бога" из иеговистского перевода библии. столь же маловероятно возвращение в советское прошлое. Нельзя в эту реку войти дважды, и никогда уже не повторятся ни подвиги, которые так восхищают, ни жертвы, которые так ужасают, той эпохи. И здесь тоже следует помнить, что мы живем в совсем ином обществе, не похожем на общество 1937 года. Таким образом, единственное возможное общество, которое бы объединило всех нас и не было бы шизофренической попыткой навязать реальности идею, это наше современное "постсоветское" общество, которое есть результат длительного исторического развития, и за возникновение которого мы слишком много заплатили.
полная версия страницы