Форум » Криптоистория » Онанизм переносов, или почему первая мировая никогда не станет второй » Ответить

Онанизм переносов, или почему первая мировая никогда не станет второй

ВЛАДИМИР-III: ОНАНИЗМ ПЕРЕНОСОВ или ПОЧЕМУ ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА НИКОГДА НЕ БУДЕТ ВТОРОЙ Первая мировая (а ее тогда называли Великой, или просто мировой, или империалистической – и все это были правильные определения) война была неожиданностью для человечества. Впрочем, это не странно. Это академический идиотизм «специалистов» в последующих поколениях смотрит на событие всегда постфактум и оценивает его постфактум и даже от современников строго требует оценки постфактум. Но, как это не странно, современники оценивают события не постфактум, а непосредственно – в той степени, в которой сами являются их участниками. А что будет дальше, никому неизвестно (прогнозы прогнозами, но на один сбывшийся приходится сто несбывшихся, и как раз они-то всего интереснее). Неожиданно, по большому счету, любое событие, хотя бы уже потому, что помимо прогнозируемых последствий оно всегда влечет последствия непрогнозируемые. И именно их сочетание дает картину исторического события. А подгонять историческое событие под мнение историка, отделенного от него десятилетиями (если не веками), живущего в совершенно иную историческую эпоху – просто нечестно. Первая мировая запомнилась ее участникам, как трагедия. Причем, такие отзывы звучат с обеих сторон линии фронта: Ремарк, Гашек, Хемингуэй, Олдингтон, Арнольд Цвейг, Барбюс видели и описывали одну и ту же войну: войну грязи, окопов, совершенно бессмысленных смертей, чудовищной несправедливости и тупого «идеологического обеспечения». Конечно, можно вспомнить Эрнста Юнгера с его повестями («В стальных грозах», «Роща 125» и т.д.»), подобными хорошей советской военной прозе за авторством Шолохова и Симонова. Но Эрнст Юнгер не так прост. Его произведения оценили как милитаристы, так и пацифисты. И все равно война у него – нечто иное, чем иллюстрированные столичные журналы тех лет, по которым хотят изучать первую мировую некоторые наши современники. Трагическое стечение обстоятельств, из которого надо выбираться тем или иным образом. И так думали все нормальные люди, пережившие первую мировую. Обратите внимание, в ряду имен писателей, показавших первую мировую с т.з. «окопной правды», нет ни одной русской фамилии. Действительно, а что написано о первой мировой в нашей литературе? Алексей Толстой чуть-чуть в «Хождении по мукам», Шолохов в «Тихом Доне» - там тоже это не главная тема. Ну не считать же великим произведением русской литературы о первой мировой гумилевские «Записки кавалериста»? А если в эмиграции кто-либо писал что-либо о великой войне, это кануло в лету, совершенно не заинтересовав ни эмигрантскую, ни советскую Россию: «Темные аллеи» и «Лолита» оказались куда интереснее, чем мемуары штабс-капитанов. Пожалуй, можно даже говорить о том, что в русской литературе есть не описание, а упоминание о первой мировой. Это ничуть не удивительно. В сознании наших людей первую мировую заслонила революция и гражданская война, а на долю империалистической выпало быть лишь предисловием к ним. Нечто аналогичное наблюдалось и в сознании турецкого общества начала ХХ века, в котором Война за независимость 1919-1923 гг. вытеснила неудачную первую мировую, в которую англо-французские империалисты отодрали от Османской империи арабские земли. И особой трагедией империалистическая война в СССР 1920-х не воспринималась. Театр военных действий сам отсоединился вместе с Польшей и Прибалтикой, а жертвы гражданской не считались бессмысленными (как не считают в современных США бессмысленными жертвы их гражданской войны). Прошло двадцать лет, и грянула вторая мировая. Это уже была совсем иная война. Даже беглое сравнение двух мировых войн обнаруживает ряд преимуществ этой второй мировой. Первая мировая – война на измор. Вторая ставила определенные стратегические задачи – и достигала их. Оруэлловское описание эффектов, производимых войной в тылу, - это, скорее, из арсенала первой мировой, когда многомиллионные армии, встретившись на поле боя, обнаружили, что они не в состоянии победить друг друга, и теперь уже вопрос был в том, кто кого пересидит. Кавалерия и конная артиллерия, бывшие главными родами войск в прошлом веке, уступили место пехоте, а танки и авиация еще только народились и не оказывали существенного влияния на ход военных действий. Человек с пулеметом господствовал над наступающей пехотой, а завалить трупами все пространство не получалось. Это не значит, что война была исключительно позиционной. Определенные подвижки происходили. Например, в 1915 году австро-германские войска продвинулись на восточном фронте на 300-400 километров, «бойня Нивеля» в 1917 на западном фронте отодвинула линию фронта в пользу Франции на 30-40 километров, но это был предел наступательных способностей армий первой мировой. Даже на палестинском фронте британской армии потребовался весь 1917 год, чтобы продвинуться на 120 километров. Вторая мировая была войной танков и авиации. Прорвать линию фронта было трудно, но вполне возможно. Армии двигались иногда со скоростью кавалерии прошлых веков (недаром танковые дивизии формировались на базе кавалерийских). Достаточно вспомнить немецкий поход на Сталинград и Кавказ и ответное контрнаступление советских войск. Жертв было больше (действующие армии всех стран потеряли в первую мировую 10 миллионов, а во вторую (не смотря на изобретение пенициллина) – 24 миллиона человек, но люди воевали куда с большей охотой, чем четверть века назад. Да и в тылу настроения были иные (петроградские женщины, устроившие революцию из-за увеличения цен на хлеб в 5-8 раз, очень удивились бы, если б узнали, что через двадцать пять лет они сами и их дочери будут получать в осажденном Ленинграде по 200, а временами по 125 грамм хлеба в день). В первую мировую большинстве стран не была достигнута полная мобилизация экономики на военные нужды. Наоборот, во вторую основные участники войны смогли мобилизовать основные экономические ресурсы на военные нужды. В 1914 в большинстве стран господствовали устаревшие монархические идеологические мифы, которые не воспринимались большинством населения всерьез. Идеологический характер режимов во многих странах 1939 года повлиял на характер войны и привел к значительной внутренней консолидации воюющих стран. На этом стоит остановиться подробнее. Что означал лозунг, с которым Россия вступила в войну, «За веру, царя и отчество»? В 1917 году 40% населения России составляли неправославные конфессии (в т.ч. старообрядцы), а еще до 30% людей вообще были равнодушны к религии. Для мусульманина-татарина война за православную веру против халифа правоверных должна была казаться очень уж странной, а объявить халифа «гяуром» идеологи не догадались. За Петра Первого умирали, умирали за Екатерину Великую, за Николая Первого. А вот умирать за Николая Второго никто уже не хотел. В истории царствования Николая Александровича удивительно ни то, что его свергли, а то, что он продержался у власти более 22 лет. И в феврале 1917 никто (ни один человек!) не вышел его защищать (даже если «защитники родины и престола» изобрели машину времени и проникли в 1917, они сидели как усравшиеся коты). В 1940-х. тоталитарные и безбожные режимы боролись за свое будущее и имели подавляющую поддержку населения. Далее, для русского крестьянина Босфор и Дарданеллы не были отечеством, а для поляков и евреев война стала братоубийственной, поскольку они оказались мобилизованы в противоборствующие армии. Не стала война и войной «славянства» против «германства». Болгария стала союзницей Германии, а поляки на фоне невнятных обещаний из Петербурга отнюдь не желали понимать борьбу против немецких захватчиков. В итоге в 1917-1918 гг. все страны потерпели поражение не на поле боя, а в тылу, где ситуация вышла из под контроля правящих режимов, сметенных революциями. Наоборот, во вторую мировую за редким исключением побежденные воевали до полного разгрома и потерпели поражение в результате чисто военных причин (даже в малых конфликтах, типа советско-финского, «малый» противник не сдавался, и никаких революций в тылу, опять же за редким исключением: Болгария, Румыния, не произошло; ни «угнетенные» сталинизмом советские люди, ни «порабощенные» нацизмом немцы почему-то не пошли на штурм своих режимов, а вот бедного-несчастного, радеющего только о благе народном, хорошего семьянина и богомольного Николая II свергли). Примерно та же картина наблюдалась в Австро-Венгрии, Германии, и даже во Франции и Великобритании. Франция в мае 1917 стояла на пороге революции, подобной февральской в России, а в Великобритании к началу 1916 добровольцы кончились, и пришлось вводить призыв в армию со всеми его дополнениями: отловом дезертиров и пр. Великобритания и Франция «выдержали» лишь по причине большего количества колоний и ресурсов. В первой мировой воюющие страны лишь взаимно ослабили друг друга, произошло падение уровня жизни, истребление аристократии, изменилось положение женщин, произошла структурная перестройка экономики и управления ею, обозначился масштабный социальный кризис. Вторая мировая война, по сути, подвела итог некоторых процессов, зародившихся в начале века, мир был разделен на две сферы господства сверхдержав. Были и мелкие, но важные отличия – вроде отношения к тыловым спекулянтам, но главное остается неизменным: вторая мировая война имела четкий, осознаваемый всеми результат. Первая мировая его не имела. На западе отношение к первой мировой иное (что часто любят ставить в укор нашему обществу разного рода православные борцы, легитимисты и патриоты). Во Франции героев первой мировой чтут даже больше, чем второй. То же самое наблюдается и в Великобритании. Даже в Германии чувство вины за вторую мировую заслонило «покаяния» в развязывании первой, и она считается почти легитимной. Но это неудивительно. В 1918 французы победили. Именно победили. Победу в 1945 году Франция может назвать своей с большой долей условности. Путаница режимов, колоссальная разобщенность политических сил в 1945-1946 гг. еще в большей степени лишает Францию ощущения победы. Великобритания в 1945 году напоминала человека, которого, только что победившего на ринге, будут сейчас же резать на части. Это еще более усиливало контраст с 1918 годом, когда перед Великобританией открывались куда более радужные перспективы, чем в 1945. Главными победителями во второй мировой войне, разумеется, были СССР и США. Прошло еще несколько десятилетий. Рухнул коммунистический режим в СССР. Революционеры вообще любят все переоценивать, а уж у нас стремление «разоблачить тайны» приобрело какой-то параноидальный характер. Солонин убеждал читателей в том, что в 1941 году советские люди только и ждали немецких «освободителей». «Избравший свободу» Резун еще ранее утверждал, что это вообще СССР напал на Германию, а она была вынуждена начать превентивную войну. Антикоммунистам всех мастей их идеологические установки настолько залепили глаза, что они элементарно не желали видеть реальности (ведь если реальность не совпадает с идеологическими установками, тем хуже для реальности). Например, если все хорошее в СССР происходило не благодаря коммунистической партии или режиму личной власти Сталина, а вопреки им, то и войну отдельные антисталинистски настроенные командиры вели «вопреки». Видимо, партизанскими отрядами, ничуть не подчиняющимися «сталинской тирании». Интересную оценку солженицынской пьесе в стихах «Пир победителей» дал М.А.Шолохов: «Что касается формы пьесы, то она беспомощна и неумна. Можно ли о трагедийных событиях писать в оперативном стиле, да еще виршами, такими примитивными и слабенькими, каких избегали в свое время даже одержимые поэтической чесоткой гимназисты былых времен! О содержании и говорить нечего. Все командиры, русские и украинец, либо законченные подлецы, либо колеблющиеся и ни во что не верящие люди. Как же при таких условиях батарея, в которой служил Солженицын, дошла до Кенигсберга? Или только персональными стараниями автора?» Для современных защитников православия и монархии вторая мировая война не является их войной (подобно тому, как для большевиков не была их войной война 1914). У предыдущего поколения защитников монархии и православия выбор был невелик: либо помогать «преступному сталинскому режиму», либо как-нибудь замысловато поддерживать немецкое нашествие на СССР (если, конечно, они желали изобразить хоть какую-нибудь деятельность). Тем не менее, со свойственным им стремлением подменить реальность своими идеологическими верованиями, они стали осваивать и ее – в своем ключе. И побрели по современным сериалам о «великой отечественной» богомольцы и христолюбивые воины – защитники веры и престола от «тевтонской силы темной». И сам Сталин устраивает молебен о даровании победы православному воинству. У этих фильмов несчастливая судьба. Они умрут и забудутся даже раньше официальной кончины их сценаристов, которые таким образом зарабатывают себе пропуск в православный рай. Правда, до фильма о том, как русский инок Егоров и сын грузинского священника Кантария водрузили на рейхстаг православный крест, мы еще не доросли – для его создания требуется большая сила православной веры. И это на фоне беспрецедентного интереса ко второй мировой войне, когда за последние 20 лет сотни авторов-исследователей разобрали едва ли не каждую перестрелку шестилетней войны. А вот первой мировой у нас опять не везет. Попробуйте в книжном магазине (самом фешенебельном) найти книги о первой мировой войне. Есть, но их в 20-30 раз меньше, чем книг, посвященных второй. Не есть ли это косвенное подтверждение вышеозвученного тезиса о «вытеснении» памяти о той войне – самой бессмысленной в нашей истории? И ведь есть чему вытеснять. А после 1945 года ни одна из войн не вытеснила из исторической памяти Великую отечественную. Слово «ветеран» в нашей стране по прежнему означает дряхлого старца, чья молодость осталась в окопах 1941, а вовсе не молодого «чеченца» и уже немолодого «афганца» (как бы это не было обидно для них). Но крестящиеся перед атакой красноармейцы – это сущие пустяки по сравнению с «освоением» первой мировой. Бумага все стерпит, а байты – тем более. Для антикоммунистов (от царебожников до адвокатов Керенского включительно) первая мировая – последняя их война. И они ведут войну за нее. Бессмысленность превращается в стратегическую целесообразность, гекатомбы – в героизм, братания на фронте – в предательство (причем, почему-то всегда выгодное именно неприятелю, как будто немецкие солдаты идут на братание с фигой в кармане), солдаты, которые мечтали минимум об отпуске, максимум – о дезертирстве, - в каких-то идейных комсомольцев-монархистов, и все это приправляется рассуждениями о духовной составляющей войны в духе кадета Биглера. Элементарная зависть к «правильной» войне, выигранной безбожным тоталитарным режимом, и желание «реабилитировать» «неправильную», но зато свою войну. В азарте теряется (как вообще свойственно антикоммунистам с их наивной верой в то, что все плохое в мировой истории – от коммунистов, а антикоммунистов нельзя упрекать ни в чем!) элементарное представление об исторических фактах. Вот, например, заградотряды. Они появились еще во французской армии в 1914 году, а в русской армии они введены в 1915. Маяковский еще писал об этом в поэме «150.000.000»: Пули, погуще! По оробелым! В гущу бегущим грянь, Парабеллум! В 1917 году пришлось создавать заградотряды итальянскому командованию. Второй пример: продразверстка, введенная отнюдь не кровавыми большевиками, а царским правительством в декабре 1916 года (бездарные попытки временного правительства продолжить заготовку хлеба по принудительным ценам ни к чему не привели). И концлагеря появились еще в англо-бурскую войну, о чем антикоммунисты почему-то очень не любят говорить. Нежелание защищать кровавый сталинский режим в 1941 удачно гармонирует с массовой сдачей в плен в годы первой мировой. В 1914 попало в плен 372 тысячи, в 1915 – 2005 тысяч, в 1916 – 1799 тысяч, в 1917 – 918 тысяч. Всего – 5094 тысячи. А ведь ни в 1915, ни в 1916 не было знаменитых «котлов» 1941-го. Это в два раза больше количества погибших (можно себе представить, что говорили бы о РККА, если бы сдалось в 2 раза больше числа погибших). Что для коммуниста – смерть, для монархиста – особая форма патриотизма? Для сравнения во французской армии в те же годы сдалось в плен в три раза меньше погибших, а в германской – в два раза меньше. А известная история песни «Священная война»? В 1990-е годы в некоторых СМИ авторство «Священной войны» стали приписывать провинциальному учителю словесности А.А.Боде (1865—1939), относя время написания песни к Первой мировой войне, а Лебедева-Кумача обвиняя в плагиате. После одной из таких публикаций состоялся суд, который признал сведения о плагиате «не соответствующими действительности и порочащими честь, достоинство, деловую репутацию автора песни „Священная война“ В. И. Лебедева-Кумача» и указал, что «автором текста песни „Священная война“ является В. И. Лебедев-Кумач». Но что такое суд для идеолога? На примере «освоения» православной идеологией первой мировой войны видно, как современные борцы за «святую русь» конструируют прошлое, удаляя из него то, что им не правится, и дорисовывая то, что хочется там видеть. Это механическое перенесение реалий 1945 года в 1917 даром не проходит. Если вся страна – от последнего крестьянина до высших сановников в едином порыве работала по принципу «все для фронта, все для победы», если краснознаменные (то есть, тьфу, белознаменные… то есть, тьфу…) дивизии бросались в бой и ни о чем ином не мечтали, как водрузить императорский штандарт на рейхстаг, остается совершенно непонятным, откуда вообще взялась революция? Не иначе марсиане какие-то прилетели на деньги германского генштаба. Здесь опять перенос. Переносится немецкое сознание 1920-х гг. – сознание побежденной страны, которой нанесли «удар ножом в спину», но страны, желающей взять реванш (точно также, как жило желанием реванша французское общество в 1871-1913 гг). Но вот заковырка: советское общество 1920-х или 1930-х гг. не видело себя побежденным. Менталитет был иной. Совсем иные проблемы волновали наше общество. А понимание природы первой мировой (империалистической) войны именно в советских источниках тех лет было наиболее объективным и наиболее близким к современному научному видению тех событий. Не как «мученический венец» (любимое украшение православных идеологов) и не как «борьбу атлантических демократий против кайзеровского тоталитаризма» (маразм крепчал), а как результат трагического стечения обстоятельств политического и экономического соперничества крупнейших стран мира (прежде всего, Великобритании и Германии) и переоценки всеми участниками своих способностей. Это был шаг в неизведанное. И мощный катализатор развития – единственно хорошее, что можно сказать об этой войне. Переубедить идеологов невозможно, но мне бы очень хотелось устроить им встречу с их прапрадедами («мы из прошлого!»), чтобы они вышли из могил и рассказали им, какое это дерьмо – империалистическая война. Только ведь современные хомячки разбегутся. Идеология боится встретиться с историей. Это ведь можно посылать других на третью мировую войну, как делает ярый муж Всеволод Чаплин, а встречаться с жертвами первой мировой… нет, нельзя.

Ответов - 11

ВЛАДИМИР-III: Конкретизируем. Брехливые православные историки пытаются голословно убедить нас, что "русский фронт нес основную тяжесть войны". Это все опять аналогии со второй мировой войной, где, действительно, на советско-германском фронте решалась судьба Европы и мира. А что же видим в первую мировую? Вот данные из четырехтомника Зайончковского (Зайончковский A.M. Первая мировая война — СПб.: Полигон, 2002.) - http://militera.lib.ru/h/zayonchkovsky1/19.html Количество дивизий на фронтах первой мировой войны по месяцам (по всем странам-участницам в подробностях). Вот скан рассчитанной по Зайончковскому таблицы по состоянию на январь 1917 года. Здесь видно, что в общей сложности на январь 1917 года на всех 7 фронтах мировой войны было сосредоточено 699 дивизий противоборствующих сторон (в т.ч. 412 дивизий стран Антанты и 286 дивизий стран Центрального блока). И это именно дивизии действующей армии, а не британские части, "отдыхавшие" за Ла-Маншем во вторую мировую. Из 413 дивизий Антанты российских всего 159 (т.е. 38,5%), что отнюдь нельзя даже сравнивать с соотношением сил на советско-германском фронте и всех войск союзников, которые в 1941-1943 соприкасались с войсками Германии и ее союзников. Например, в апреле 1942 года на советско-германском фронте вермахту и его союзникам противостояли 327 советских дивизий и 177 отдельных бригад - всего 415 дивизий, а Великобритания имела на всем Средиземноморье не более 10 дивизий. Т.е. имеем соотношение 1:40. То же самое касается роли русского фронта для Германии. Из всей численности германской действующей армии в 190 дивизий (обратите внимание, что Германия с населением 68 млн. человек смогла послать на фронт 190 дивизий, а Россия с населением 172 миллиона - только 159), на восточном фронте дислоцировано в январе 1917 года всего 65 дивизий, т.е. 34,2% - немногим более трети всех германских сил. Ежу понятно, что даже в январе 1945 на советско-германском фронте был больший % частей вермахта. Правда, из 60 австро-венгерских дивизий на восточном фронте действовали 33 - чуть больше половины. Нет, основным фронтом первой мировой был Западный. Здесь дислоцировано в общей сложности 295 дивизий противоборствующих сторон (42,2%; на восточном - 255, т.е. 36,5%), здесь война была наиболее технологической, именно здесь решалась судьба победы. Это видно в т.ч. и потому, что обрушение русского фронта в феврале 1918 почти никак не повлияло на ход и тем более на результаты войны. А вот обрушение западного фронта (кстати, оно могло произойти, причем гораздо раньше - в мае 1917, когда в результате т.н. "бойни Нивеля" (очень подходящее название для битв той мировой) едва не взбунтовались французские войска, стоящие как раз напротив Парижа) резко изменило бы ход войны и могло в перспективе привести к германской победе. И уж если быть максимум честным, "основную тяжесть войны" несла Германия. Даже Франция имела меньшую нагрузку. А восточный фронт? Это была периферия Большой войны, что лишний раз доказывает: это была не наша война. И ее историческое восприятие нашими современниками вполне справедливо.

ВЛАДИМИР-III: Далее. Вторым (еще более маразматическим) аргументом переносчиков, является "открытие": вот, при Сталине вермахт дошел до Сталинграда, а царь-батюшка дальше Минска немцев не пустил. Эта аргументация выдает глупых, как пробка. мягко говоря, неспециалистов. Которые ничего не смыслят ни тактике, ни в стратегии, ни в условиях, которые существенным образом отличали первую и вторую мировые войны. Первая была войной позиционной, вторая - маневренной. И по определению театры военных действий первой мировой не могли быть слишком обширными. Кстати, и до Парижа немецкие войска ни в 1914, ни позже не дошли. А в 1940 расколошматили Францию за месяц. Что это доказывает? Что режим Третьей республики был лучше режима Третьей республики? В реальности. В 1914 году восточный фронт не был для Германии приоритетным. Соотношение сил менялось от 80 германских дивизий на западе к 14 на востоке в августе 1914 до 81 к 36 в декабре 1914. Русское наступление в Восточную Пруссию оказалось неудачным, а в Галиции русские войска заняли территорию 74 тысячи кв. км. на которой было создано Галицийское генерал-губернаторство в составе двух губерний - Львовской и Тернопольской, к которым позже присоединились Черновицкая и Перемышльская губернии. В 1915 - первый и последний раз - восточный фронт становится приоритетным (53 германских дивизий на восточном фронте против 93 на западном, а также 45 австро-венгерских на востоке в мае 1915) и происходит Горлицкий прорыв. Интересно сравнить его (включая общее наступление австро-германцев в 1915) с Брусиловским прорывом. В мае-сентябре 1915 года австро-германские войска заняли 343 тысячи квадратных километров территории (Галиция, остаток Царства Польского, часть Волыни, Западная Белоруссия, Литва, Курляндия). В июне-августе 1916 года в ходе Брусиловского прорыва русский войска заняли всего 33 тысячи кв. км. Конечно, Горлицкий прорыв - не Барбаросса, но, как видим, его эффект в 10 раз превышает эффект Брусиловского прорыва (напомню, что в 1915 году шли разговоры об эвакуации Киева и Петрограда). А теперь представим, что и в 1916 на восточном фронте происходит австро-германское наступление, масштаба, к примеру, верденской мясорубки. Да, и тогда немцы не дошли бы до Царицына, но вот до Петрограда могли добраться.

ВЛАДИМИР-III: Третье - выпуск вооружения. Здесь полный провал русской оборонной промышленности, которая перед войной "развивалась" столь успешно, что едва не был закрыт Сестрорецкий завод. Вот еще одна таблица (выпуск вооружения и боеприпасов в 1914-1918 гг, по России 1914-1917, по США 1917-1918): Это из МСЭ, Т 6. М.,1959. По большинству типов выпускаемого вооружения Российская империя могла соперничать разве что с Италией (ну уж Португалию-то она догнала и перегнала). Какой позор! Обратите внимание на количество выпущенных винтовок. 3,3 млн. штук на 15,8 млн. мобилизованных. Для сравнения в 1941-1945 гг. всего мобилизовано (включая уже бывших в армии на 22.06.1941) - 32 млн. человек, а стрелкового оружия (винтовки, карабины и автоматы) выпущено 18,3 млн. Т.о. обеспеченность армии стрелковым оружием в СССР была в 2,7 раза лучше, чем в Российской империи. Ну, понятно, я думаю, что было бы с Советским Союзом, если бы он развивал оборонную промышленность аккурат царь-батюшка. И еще один, очень неприятный для критиков советской системы момент. Стоимость танка (если бы и в 1941 году у нас был капитализм), произведенного на Путиловском заводе, будет превышать стоимость танка, произведенного на Кировском заводе, в два раза. Да, разницу положит в карман Путилов. А кто ему помещает? Даже самые наивные монархисты не могли не признавать, что никакие желания "все для фронта, все для победы" не могли изменить природы капиталистического строя. Ну, современные... (я их и монархистами-то назвать не могу, так... царебожники) это забыли и вообще на эту тему предпочитают не думать. Да и нечем думать-то.


thrary: Я давно продвигаю идею, что в случае заведомо долгой войны нужно переходить к плану Z, или вообще начинать с него. Выведение РИ из войны в 15-16м году, это совсем не то, что выведение РИ из войны в 17-18м... Тут и Румыний не будет Антантовских. Да и Италия будет тянуть пока не станет ясно.

ВЛАДИМИР-III: Кстати, в 1916 году всплыл компромиссный вариант: обмен Царства Польского (Германии) на Восточную Галицию (России). Но переговорщиков назвали немецкими шпионами (немцев в т.ч.) и последний небольшой шанс "спасти империю" был упущен. Впрочем, это все равно создавало ситуацию сепаратного мира с Россией, который в принципе (и это доказывает реальная история последствий Брестского мира( не мог повлиять так уж на ход войны. Что опять же доказывает, что увы, мы были периферией.

thrary: Раннее выведение РИ из войны *и* более позднее вступление в неё БИ, если вступление в неё вообще. Это не только изменение позиций Итало-Румыний, но и отсутствие блокады над центральными державами. Ну и там бонусов по-мелочи отсутвие второго фронта, внутренее черное море етц.

ВЛАДИМИР-III: Есть и иной вариант. Я неточно выразился в первой фразе первого поста темы. Неожиданностью была не сама по себе война. а условия ее ведения. Во-первых, Европа уже 40 лет тогда жила без войны (это все равно как если бы после 1945 в 1988 году в Европе началась новая война), во-вторых, кампании 1870, 1866 и 1859 годов были быстротечны и малокровны. Во франко-прусской войне со всех сторон погибло 190 тысяч человек (правды были большие потери мирного населения во Франции - до 590 тысяч), в австро-прусской - 108 тысяч, в войне Франции и Сардинии против Австрии - всего 8962 (!) человека (что смахивает больше на военные маневры "в обстановке, максимально приближенной...") И большинство аналитиков (хотя было и меньшинство) в конце XIX века примерно также видело и будущую войну. как должно быть более кровопролитное (население и армии чисто физически выросли), но столь же скоротечное событие (франко-прусская длилась 194 дня, австро-прусская - 40 дней, а война 1859 - 63 дня). Кстати, было бы интересно подсчитать ежедневный убой солдат действующих армий в этих войнах. В войне Франции и Сардинии против Австрии ежедневно гибло по 142 человека, в австро-прусской - по 2700 человек, во франко-прусской - 979 человек. Если считать потери всех армий в годы первой мировой в 10 млн. солдат, то за 1598 дней войны ежедневно гибло по 6258 человек, что в разы превышает потери в войнах XIX века. Плюс продолжительность. По сути дела, воюющие стороны XIX века после нескольких первых сражений просчитывали последствия, и та сторона, которая была ближе к поражению, начинала переговоры, а другая с готовностью шла на них (в случае войны 1866 года у обеих сторон было туго с финансами, что отчасти объясняет ее скоротечность). Я думаю, в первой мировой (где возобновилась британская стратегия времен наполеоновских войн - отделенная проливами от Европы Великобритания могла воевать десятилетиями (1793-1815)) сыграло роль определенное упрямство политиков. Иначе (если бы у правящих элит европейских империй, включая Россию, была хоть капля инстинкта самосохранения) уже к концу 1914 года надо было начинать мирные переговоры по достигнутому к декабрю статус-кво: Россия получает Галицию, Германия - Люксембург и Бельгию с Конго, Япония - Циндао. Франция и Великобритания делят Того, Франция получает еще и часть Камеруна, отданного Германии в 1911, а Австралия довольствуется германской Новой Гвинеей.

ВЛАДИМИР-III: Кстати, изначальная якобы "цель" России в войне - защитить Сербию - также достигнута, поскольку к концу 1914 года австрийская армия не смогла перейти сербские и черногорские границы. Потери действующей армии России в этом варианте не превышают 91 тысячу погибшими (и 372 тысячи пленными). Опять, кстати, обратите внимание на манеру "православного воинства" воевать: на 1 погибшего 4 пленных. У безбожников из РККА получалось куда лучше. В тяжелейший период первых пяти месяцев ВОВ из общих безвозвратных потерь в 2842 тысячи человек (Людские потери СССР в ВОВ. СПб.,1995) 26% погибших и 74% пленных - т.е. 1 погибший на 3 пленных. А за всю войну: в первой мировой 2,5 млн. погибших на 5,1 млн. пленных, в ВОВ 7 млн. погибших (да, именно эту цифру Сталин в свое время называл) на 5 млн. пленных. Да, за безбожный режим сражались и умирали куда охотнее, чем за божный. Впрочем, достаточно посмотреть на современных православных. Я не могу представить, чтобы кто-нибудь из них пойдет рисковать своей драгоценной "богоданной" жизнью. У них же душа, не-не, их нельзя подвергать риску быть убитыми, они, как редкий зверек, должны быть под охраной. Так что у православных власовцев были предшественники еще в 1914. Кстати, а на чьей стороне был православный боженька в первой мировой? Ремарк задавался таким же вопросом относительно католического боженьки. Я тут не так давно спрашивал мусульманина: что ж это аллах ваш так оплошал в первую мировую - не мог победу предопределить Великому Османскому Государству (так оно называлось официально)? Знаете, что он мне ответил? Никогда не догадаетесь!!! "То былы нэвэрние". Ага! А кто ж тогда вэрний? Вот так верующие и рассуждают: сначала активно уверяют нас, что если упадет с полки стеклянная банка, их боженька ее сохранит. обязательно сохранит! а когда банка падает и разбивается, скромно отмолчавшись первое время, начинают гундеть (хороший неологизм! черт подери!), что это боженька ее и разбил, а что он гарантировал ее целостность, они никогда не говорили. Шизофрения это называется.

ВЛАДИМИР-III: А идеологическое обеспечение? Оно было, откровенно говоря, дерьмовым (причем со всех сторон, ведь французы-англичане-американцы победили не за счет "верных лозунгов", а за счет материально-технической базы сравнительно с немецкой; так материализм в очередной раз одержал победу над идеализмом). Большая часть призывов. приказов, листовок, плакатов и проч. творчества русских пропагандистов апеллировало к православным чувствам. Получалось полное дерьмо. Неверующие откровенно глумились над такой постановкой вопроса, верующие - ужасались самой мысли, что православный бог желает уничтожения такого количества людей, причем совершенно бессмысленно. В гашековском романе мастерски воспроизведена та муть, которую создатели называли идейным вдохновительством ведения военных действий: СОН КАДЕТА БИГЛЕРА ПЕРЕД ПРИЕЗДОМ В БУДАПЕШТ Он -- майор, на груди у него signum laudis / Знак отличия (лат.)/ и железный крест. Он едет инспектировать участок вверенной ему бригады. Но не может уяснить себе, каким образом он, кому подчинена целая бригада, все еще остается в чине майора. Он подозревает, что ему был присвоен чин генерал-майора, но "генерал" затерялся в бумагах на полевой почте. В душе он смеялся над капитаном Сагнером, который тогда, в поезде, грозился послать его резать проволочные заграждения. Впрочем, капитан Сагнер вместе с поручиком Лукашем уже давно, согласно его -- Биглера предложению, были переведены в другой полк, в другую дивизию, в другой армейский корпус. Кто-то ему даже рассказывал, что оба они, удирая от врага, позорно погибли в каких-то болотах. Когда он ехал в автомобиле на позиции для инспектирования участка своей бригады, для него все было ясно. Собственно, он послан генеральным штабом армии. Мимо идут солдаты и поют песню, которую он читал в сборнике австрийских песен "Es gilt" /"Дело идет о том" (нем.)/: Halt euch brav, ihr tapf'ren Bruder, werft den Feind nur herzhaft nieder? last des Kaisers Fahne weh'n...i / Держитесь стойко, храбрецы, врага разите, удальцы, стяг императорский развейте... (нем.)/ Пейзаж напоминает иллюстрации из "Wiener Illustrierte Zeitung" / "Венская иллюстрированная газета" (нем.)/. На правой стороне у амбара разместилась артиллерия. Она обстреливает неприятельские окопы, расположенные у шоссе, по которому он едет в автомобиле. Слева стоит дом, из которого стреляют, в то время как неприятель пытается ружейными прикладами вышибить двери. Возле шоссе горит вражеский аэроплан. Вдали виднеются кавалерия и пылающие деревни. Дальше, на небольшой возвышенности, расположены окопы маршевого батальона, откуда ведется пулеметный огонь. Вдоль шоссе тянутся окопы неприятеля. Шофер ведет машину по шоссе в сторону неприятеля. Генерал орет в трубку шоферу: -- Не видишь, что ли, куда едем? Там неприятель. Но шофер спокойно отвечает: -- Господин генерал, это единственная приличная дорога. И в хорошем состоянии. На соседних дорогах шины не выдержат. Чем ближе к позициям врага, тем сильнее огонь. Снаряды рвутся над кюветами по обеим сторонам сливовой аллеи. Но шофер спокойно передает в трубку: -- Это отличное шоссе, господин генерал! Едешь как по маслу. Если мы уклонимся в сторону, в поле, у нас лопнет шина... Посмотрите, господин генерал! -- снова кричит шофер.-- Это шоссе так хорошо построено, что даже тридцатисполовинойсантиметровые мортиры нам ничего не сделают. Шоссе словно гумно. А на этих каменистых проселочных дорогах у нас бы лопнули шины. Вернуться обратно мы также не можем, господин генерал! "Дз-дз-дз-дзум!" -- слышит Биглер, и автомобиль делает огромный скачок. -- Не говорил ли я вам, господин генерал,-- орет шофер в трубку,-- что шоссе чертовски хорошо построено. Вот сейчас совсем рядом разорвалась тридцативосьмисантиметровка, а ямы никакой, шоссе как гумно. Но стоит заехать в поле -- и шинам конец. Теперь по нас стреляют с расстояния четырех километров. -- Куда мы едем? -- Это будет видно,-- отвечал шофер,-- пока шоссе такое, я за все ручаюсь. Рывок! Страшный полет, и машина останавливается. -- Господин генерал,-- кричит шофер,-- есть у вас карта генерального штаба? Генерал Биглер зажигает электрический фонарик и видит, что у него на коленях лежит карта генерального штаба. Но это морская карта гельголандского побережья 1864 года, времен войны Пруссии и Австрии с Данией за Шлезвиг. -- Здесь перекресток,-- говорит шофер,-- обе дороги ведут к вражеским позициям. Однако для меня важно только одно -- хорошее шоссе, чтобы не пострадали шины, господин генерал... Я отвечаю за штабной автомобиль... Вдруг удар, оглушительный удар, и звезды становятся большими, как колеса. Млечный Путь густой, словно сливки. Он -- Биглер -- возносится во вселенную на одном сиденье с шофером. Все остальное обрезано, как ножницами. От автомобиля остался только боевой атакующий передок. -- Ваше счастье,-- говорит шофер,-- что вы мне через плечо показывали карту. Вы перелетели ко мне, остальное взорвалось. Это была сорокадвухсантиметровка. Я это предчувствовал. Раз перекресток, то шоссе ни черта не стоит. После тридцативосьмисантиметровки могла быть только сорокадвухсантиметровка. Ведь других пока не производят, господин генерал. -- Куда вы правите? -- Летим на небо, господин генерал, нам необходимо сторониться комет. Они пострашнее сорокадвухсантиметровок. -- Теперь под нами Марс,-- сообщает шофер после долгой паузы. Биглер снова почувствовал себя вполне спокойным. -- Вы знаете историю битвы народов под Лейпцигом? -- спрашивает он.-- Фельдмаршал князь Шварценберг четырнадцатого октября тысяча восемьсот тринадцатого года шел на Либертковице, шестнадцатого октября произошло сражение за Линденау, бой генерала Мервельдта. Австрийские войска заняли Вахав, а когда девятнадцатого октября пал Лейпциг... -- Господин генерал,-- вдруг перебил его шофер,-- мы у врат небесных, вылезайте, господин генерал. Мы не можем проехать через небесные врата, здесь давка. Куда ни глянь -- одни войска. -- Задавите кого-нибудь,-- кричит он шоферу,-- сразу посторонятся! И, высунувшись из автомобиля, генерал Биглер орет: -- Achtung, sie Schweinbande! / Берегитесь, свиньи! (нем.)/ Вот скоты, видят генерала и не подумают сделать равнение направо! Шофер его успокаивает:. -- Это им нелегко, господин генерал: у большинства оторваны головы. Генерал Биглер только теперь замечает, что толпа состоит из инвалидов, лишившихся на войне отдельных частей тела: головы, руки, ноги. Однако недостающее они носят с собой в рюкзаке. У какого-то праведного артиллериста, толкавшегося у небесных врат в разорванной шинели, в мешке был сложен весь его живот с нижними конечностями. Из мешка какого-то праведного ополченца на генерала Биглера любовалась половина задницы, которую ополченец потерял под Львовом. -- Таков порядок,-- опять поясняет шофер, проезжая сквозь густую толпу,-- вероятно, они должны пройти высшую небесную комиссию. В небесные врата пропускают только по паролю, который генерал Биглер тут же вспомнил: "Fur Gott und Kaiser" / За бога и императора (нем.)/. Автомобиль въезжает в рай. -- Господин генерал,-- обращается к Биглеру офицер-ангел с крыльями. когда они проезжают мимо казармы для рекрутов-ангелов,-- вы должны явиться в ставку главнокомандующего. Миновали учебный плац, кишевший рекрутами-ангелами, которых учили кричать "аллилуйя". Проехали мимо группы солдат, где рыжий капрал-ангел муштровал растяпу рекрута-ангела в полной форме, бил его кулаком в живот и орал: "Шире раскрывай глотку, грязная вифлеемская свинья. Разве так кричат "аллилуйя"? Словно кнедлик застрял у тебя во рту. Хотел бы я знать, какой осел впустил тебя, скотину, сюда в рай? Попробуй еще раз..." -- "Гла-гли-гля!" -- "Ты что, бестия, и в раю у нас будешь гнусить? Еще раз попробуй, ты, кедр ливанский!" Поехали дальше, но еще долго был слышен рев напуганного гнусавого ангела-рекрута: "Гла-гли-глу-гля" и крик ангела-капрала: "А-ли-лу-и-я-а-и лу-и-я, корова ты иорданская!" Потом они увидели величественное сияние над большим зданием, вроде Мариинских казарм в Чешских Будейовицах, а над зданием -- два аэроплана, один слева, другой справа; между ними, посредине, натянуто громадное полотно с колоссальной надписью: К. U. K. GOTTES HAUPTQUARTIER /Императорская и королевская штаб-квартира бога (нем.)/ Два ангела в форме полевой жандармерии высаживают генерала Биглера из автомобиля, берут его за шиворот и отводят наверх, на второй этаж. -- Ведите себя прилично перед господом богом,-- говорят они ему у дверей и вталкивают внутрь. Посреди комнаты, на стенах которой висят портреты Франца-Иосифа и Вильгельма, наследника престола Карла-Франца-Иосифа, генерала Виктора Данкеля, эрцгерцога Фридриха и начальника генерального штаба Конрада фон Гетцендорфа, стоит господь бог. -- Кадет Биглер,-- строго спрашивает бог,-- вы меня узнаете? Я бывший капитан Сагнер из одиннадцатой маршевой роты. Биглер оцепенел. -- Кадет Биглер,-- возглашает опять господь бог,-- по какому праву вы присвоили себе титул генерал-майора? По какому праву вы, кадет Биглер, разъезжали в штабном автомобиле по шоссе между вражескими позициями? -- Осмелюсь доложить... -- Молчать, кадет Биглер, когда с вами разговаривает бог. -- Осмелюсь доложить,-- еще раз, заикаясь, начинает Биглер. -- Так вы не изволите замолчать? -- кричит на него бог, открывает дверь и зовет: -- Два ангела, сюда! В помещение входят два ангела с ружьями через левое крыло. Биглер узнает в них Матушича и Батцера. Уста господа бога вещают: -- Бросьте его в сортир! Кадет Биглер проваливается куда-то, откуда несет страшной вонью.

thrary: Можно было попробовать неначать... Или организовать сериею мелких несвязаных войн не перерастающих в мировую -- ну не привела же итальяно-греческая ни к каким глобальным последствиям? Но остановиться? Как? Ни пяди немецкой территории в европе не занято -- им не с руки. БИ не горячо не жарко, подгрызает германские колонии. Французы удержали Париж и чувствуют, что теперь удержатся. РИ -- посыпалась, некоторые этого не видят и не замечают, но на острове это прекрасно понимают. Мнение АВИ никому не интересно. Тут по просто некому останавливаться. Ну, точнее, те кто могли бы у них полностью отсутсвует мотивация, да и условия будут выдвигаться заведомо неприемлимые (хотя возможно и менее жуткие чем оказались в реальной истории). США, кстати, тоже незаинетересованы в быстром прекращении заваруши в старом свете и готовы неким образом оплачивать продолжения банкета.

ВЛАДИМИР-III: Отчасти Вы правы: в приводимых мной в качестве примера войнах XIX века все-таки был достигнут определенный результат: Франция разгромлена в 1870, а Австрия - в 1866. Здесь же (не считая "обиженной" Бельгии и обстриженной Австро-Венгрии - ничья). Значит, будут усиленно готовиться к следующей войне (правда, чему удивляться? - после 1870 так и было, и никого это не пугало). В общем, каким-то дурным фатализмом тянет от ПМВ. Воевали будто с марсианами - настолько все оказалось непредсказуемо.



полная версия страницы